Демон пучины(Конан) - Стефан Корджи

– Баджо…- тихо позвал герцог. Конана поразило, как изменился враждебный голос Эстепонато, сколько появилось в нем страдания и любви.

Ребенок поднял глаза на вошедших. Ничто не отразилось в этих бездонных, полных, боли, озерах.

– Я привел лекаря.- Повернувшись к Зубнику, герцог нетерпеливо дернул плечами. Киммериец с любопытством наблюдал за действиями слуги. Совершенно другой человек сейчас стоял перед больным ребенком. Откуда-то взялась гордая осанка, уверенность в движениях. Отодвинув полог, Зубник присел на край кровати и внимательно посмотрел на Баджо. Мальчик скривился, беззвучные слезы покатились по его лицу. Лекарь придвинулся ближе и начал что-то тихо приговаривать, его ловкие руки вытерли слезы, откинули покрывало с ног, сняли платок, быстро прошлись по горлу. После недолгого молчания Зубник повернулся к герцогу и требовательно сказал:

– Мне нужен кусок свежевыпеченного хлеба, мускус и много молока.

Завороженный его решительными действиями, Эстепонато сделал неуловимый знак одной из сидящих женщин. Она быстро вышла. Лекарь продолжал что-то тихо говорить, обращаясь к Баджо. К тому времени, когда появился поднос с хлебом, мальчик, уже не сводил с Зубника глаз. Дальнейшее происходило быстро: отломив кусок мякиша, лекарь немного пожевал его, вынул изо рта, помял в руках, скатав небольшой шарик, и положил его в рот ребенка. Конан хорошо видел, как исказилось от боли лицо мальчика.

– Глотай! – громко приказал Зубник. В том момент, когда, вытянув худую шейку, Баджо с усилием почти проглотил хлебный шарик, лекарь неожиданно сунул ему под нос коробочку с мускусом. От неожиданности Баджо задохнулся, лицо его посинело, и тут, сильным рывком схватив ребенка за ноги и перевернув вниз головой, Зубник несколько раз сильно его тряхнул. Тот изогнулся, закашлялся, хлеб вылетел изо рта. Лекарь тут же перехватил мальчика под спину и уложил в постель. Все замерли. На глазах Баджо еще блестели слезы, но по лицу уже расплывалась счастливая улыбка. Зубник наклонился и поднял с пола мякиш с торчавшей из него огромной рыбной костью. Казалось удивительным, как такой величины кость могла поместиться в детском горле и не проткнуть его насквозь.

– Заговоренная,- уверенно сказал лекарь, протягивая виновницу страданий сына отцу.- Теперь ему еще два-три дня нельзя говорить, а пить давайте только теплое молоко, и побольше.

Всем сразу показалось, что в комнате стало светлее. Герцог подбежал к кровати и, упав перед ней на колени, плача, обнял сына. Зубник же, выполнив свой врачебный долг, моментально превратился в прежнего деревенского нескладеху, и, страшно засмущавшись, спрятался за спину Конана. Киммериец тоже почувствовал некоторую неловкость при виде трогательной сцены отцовского счастья и собственной непричастности к этому. Затем он решил, что король полностью разделяет как поражения, так и победы своих подданных, и стал спокойно наблюдать за бурными проявлениями радости герцога и набежавших слуг.

Внезапно мысли его приняли иной оборот. Конан успел рассмотреть Эстепонато и пришел к выводу, что даже если не обращать внимания на следы бурной жизни, отчетливо читавшиеся на лице его светлости, герцог явно его старше. Маленькому Баджо было, от силы, пять лет. «Для такого немолодого человека сын, наверняка, самое большое сокровище»,- подумал киммериец, и сердце его почему-то сжалось. Каким же беспомощным должен был чувствовать себя герцог, чье могущество и богатство оказались бессильны перед болезнью ребенка!

Тем временем взрослые, толпившиеся вокруг кровати Баджо, наконец-то сообразили, что, несмотря на счастливое избавление, ребенку все-таки нужен покой. Герцог подошел к Конану с Зубником. Руки его дрожали.

– Не сочтите меня невежливым, господа, но сейчас у меня пока не хватает слов, чтобы хоть немного выразить вам свою благодарность. Надеюсь, вы не откажетесь погостить в моем дворце, чтобы убедиться, что ваши необыкновенные таланты оценены в полной мере? – неизвестно, за кого он принимал Конана – за господина Зубника или за старшего лекаря, но обращался к ним обоим. Киммериец сдержанно кивнул, он сильно сомневался, что до слуги дошел полный смысл витиеватой фразы Эстепона-то. Гостить они, конечно, не собирались, но и просить разрешение на выход из порта сию минуту было, прямо скажем, не очень вежливо.

Стройная девушка в дорогом темном платье пригласила их следовать за ней. Во время долгого пути по галереям и анфиладам дворца Конан не уставал удивляться богатству и роскоши; что касается Зубника, то, несмотря на службу при дворе в Тарантии, не самой бедной столице мира, он был совершенно подавлен блеском золота, тускло посвечивающего из каждого угла, и обилием дорогих драпировок. Под конец Конан настолько устал от вычурности и помпезности, что с раздражением подумал, сколько же пыли накапливается во всех этих декорациях.

Навстречу им все время попадались суетящиеся придворные, некоторые уже успели сменить траурные одежды на веселые яркие наряды, откуда-то слышалась музыка. Сопровождавшая девушка, играя ямочками на щеках и пряча улыбку, почтительно открыла перед киммерийцем и лекарем одну из дверей, и препоручив заботу о почетных гостях пожилому слуге, радостно упорхнула, спеша, видно, скорей переодеться и принять участие в общем веселье.

Зубник робко присел на краешек дивана, легкомысленный вид и размеры которого наводили на самые фривольные мысли. Парню было, явно, не по себе находиться в одних покоях со своим королем.

– Ты молодец,- великодушно похвалил его Конан.- Вижу, Гардевир не зря посоветовал взять тебя с собой.

Слуга полыценно улыбнулся, но в глубине души, наверняка, помянул недобрым словом главного виновника своих приключений. Немного помолчав, он решился и задал давно мучивший его вопрос:

– Простите, господин, я хотел бы спросить… А куда мы поплывем? – Весь страх деревенского парня перед неведомым и огромным морем прозвучал в этом вопросе.

– Куда глаза глядят,- честно ответил Конан и тут же пожалел о своей откровенности. Губы и парня задрожали, киммериец испугался, что тот разрыдается. Тогда, чтобы немного исправить положение, он быстро и зло проговорил: – Я ищу своего обидчика, ты и сам давно уже понял, что это не человек. Это Демон океана Од'О, папаша, кстати, твоей волшебницы, что на вашем холме жила и людям жизнь портила, помнишь, ты мне сам рассказывал? У меня к нему накопилось много вопросов, и он мне ответит на все.- Заметив мутнеющий взгляд Зубника, Конан уверенно добавил: – Ты не бойся, дальше я один пойду, ты здесь не при чем.

Он сам удивился этому своему обещанию, но внутри уже окрепла уверенность в том, что слуга ему больше не понадобится. Что-то подсказывало киммерийцу, что главное свидание уже близко, и теперь нужно рассчитывать только на себя. Нет слов, наделенный необычными способностями Зубник помог Конану в его путешествии, он привык к этому бесхитростному доброму парню, который создавал рядом ощущение тепла, хоть и не стал ему другом. Но с демонами Конан привык встречаться один на один.