Черный пиар - Фридрих Незнанский

Его напряженные раздумья прервал стук в дверь, а вскоре и появившийся на пороге Гордеев, «тот самый адвокат из Москвы», как называл его Спирин.

Гордеев свободно прошел в кабинет следователя и, не дожидаясь приглашения, сел на стул напротив Спирина.

— Да, да, да, — делано озабоченным голосом проговорил Спирин. — Адвокат из Москвы, по делу Зайцева, как бишь вас, запамятовал…

— Юрий Петрович Гордеев.

— Точно, точно. Юрий Петрович. Чем могу быть полезен?

— Я пришел по поводу дела Ермолаевой Лидии Андреевны.

— Да что вы говорите? Не припомню что-то таковой. Вот Зайцев Евгений Павлович — это другое дело. Вы же, кажется, его защищаете?

— Да, его. — Они разговаривали всего несколько минут, а этот следователь уже выводил Гордеева из себя.

— Так при чем же тут какая-то Ермолаева, не понимаю?

— Ермолаева — это та, которая якобы сбила Маковского.

— А Маковский — это отец девочки, убитой Зайцевым?

— Во-первых, вину Зайцева еще нужно доказать.

— Невиновность тоже.

— У нас в юриспруденции главенствующий принцип — это презумпция невиновности, — заметил Гордеев. — Не слыхали о таком?

— Слыхали, слыхали, — ответил Спирин. — Вот будет суд, тогда и разберемся.

— Собственно, для этого я и нахожусь в Андреевске, — ответил Гордеев.

Ему уже порядком надоела эта идиотская игра во фразы.

— Как, оказывается, все сложно переплетено, все взаимосвязано! — сказал следователь.

— К чему эти банальные сентенции? Давайте перейдем к делу.

— Давайте, давайте перейдем к делу! Что же вам от меня надо на сей раз?

— Что за странное обвинение Ермолаевой?

— Нет, вы ошибаетесь. Это обвинение не ерундовое, а очень серьезное! Убийство человека, как-никак! Скрылась с места преступления, не оказала человеку первую медицинскую помощь. Хотя… Чего там оказывать, — он махнул рукой. — Моментальная смерть!

Гордеев внимательно посмотрел на Спирина, на его веселое лицо, хитрое выражение глаз, и в первый раз за все это время ему в голову пришла мысль, что и этот следователь связан с убийством девочки и ее отца. Не напрямую, конечно. Но покрывает убийцу, это несомненно.

— Какие доказательства того, что это была она?

— Извините, я что-то не понимаю, вы чей адвокат?

— Меня наняла Ермолаева, — ничуть не смутившись сказал Гордеев.

— А как же Зайцев? Вы его бросили?

— Нет, я официально остаюсь и его адвокатом.

— А! Слуга двух господ, все ясно. Ну что же вы так негодующе на меня смотрите? Денег хочется каждому. Я прекрасно понимаю!

— Я за вас чрезвычайно рад. Может быть, все-таки ответите на мой вопрос?

— Вопрос? Ах да! Доказательства. Доказательств — уйма. И главное из них — свидетели.

— Я вас внимательно слушаю. Свидетели…

Спирин достал из ящичка шкафа протокол допроса.

— Так. Гражданин Ярошенко А. И. Профессия — слесарь-сантехник, — читал занудным голосом следователь. — Около одиннадцати часов вечера возвращался домой. Показания: автомобиль вишневого цвета марки «Москвич»… на полной скорости сбил переходившего дорогу человека. Гражданином Ярошенко тут же была вызвана «скорая медицинская помощь» и милиция… Также свидетелями наезда были два сотрудника ГИБДД, показывающие, что за рулем данного автомобиля находилась женщина…

— Сотрудники ГИБДД конечно же попытались задержать нарушительницу, но та проявила просто чудеса маневренности, а также показала знания восточных боевых искусств и гипноза, поэтому погоня не увенчалась успехом. Но они, разумеется, сделали все, что было в их силах, — саркастическим тоном произнес Гордеев.

— Да, примерно так, — спокойно отреагировал на это Спирин. — А потом нарушительница была задержана за рулем того самого «Москвича» вишневого цвета с номером…

— Как свидетели смогли точно указать номер и цвет автомобиля, если они видели его ночью и он быстро скрылся с места происшествия?

— Вы еще спросите, как они успели заметить, что за рулем женщина.

— А почему бы и нет?

— Горели яркие фонари. У нас хорошее городское освещение.

— Да перестаньте. У вас в городе центральная-то площадь плохо освещается по ночам, а вы что-то про окраинные говорите.

— Та улица, на которой было совершено преступление, освещается хорошо. Достаточно для того, чтобы все это успеть рассмотреть.

— Я был на той улице. И она не освещена совершенно, — соврал Гордеев.

— Теперь освещена, — улыбнулся Спирин.

— Хорошо, — сказал Гордеев. Спирин был ему глубоко отвратителен. — Я желал бы ознакомиться со всеми документами, касающимися этого дела, и заключениями экспертизы.

— Да с удовольствием, — почти расплылся в сладчайшей улыбке следователь. — Приезжайте через три дня, они как раз будут готовы. Вот и ознакомитесь.

«Лис! — зло подумал Гордеев. — Пока у тебя все гладко выходит, все у тебя получается! Ну ничего, вот откроется какая-нибудь потайная дверца, посмотрим тогда, на чьей стороне закон!»

— В таком случае я намерен подать прошение об изменении меры пресечения на данный момент времени. Подписка о невыезде.

— О! — добродушно протянул Спирин, и это взбесило Гордеева еще больше. — Да вы, я вижу, серьезно настроены! Ну что ж, намерены так намерены. Я что, вас переубеждать буду?! Только это, видите ли, тоже не ко мне. Это все суд решает. Договаривайтесь с судом, любезнейший.

Бессильная злоба охватила Гордеева. Он молча поднялся и, не попрощавшись, вышел из кабинета.

Спирин самодовольно потер руки, сел и снова погрузился в состояние нирваны. Дождь, правда, к этому времени уже перестал.

— Падаль он, этот Спирин, — заметил Кравцов.

— А то я не понял! — ответил ему Гордеев.

Они сидели в гостиной дома Кравцова, целью их встречи был конечно же поиск путей освобождения Лиды из тюрьмы.

— Ну а что делать. Придется через суд. Кто там у вас председатель облсуда?

— Топорков, — мрачно ответил Кравцов. — Еще одна падаль.

— Ну а кто там не падаль? Все они… Змеиный клубок.

— Точно. Но если ты пойдешь к Топоркову, навряд ли что-то изменится.

— А что ты предлагаешь?

— Я предлагаю в обход Топоркова идти. У меня есть связи, у меня есть деньги…

— Наслышан, наслышан!

— Ну вот. Мы попытаемся добиться своими силами… И изменим меру пресечения.

— Ой, у тебя так все просто!

— Ну а чего тут сложного-то?

— У тебя есть свои судьи?

— Да, есть.

— Тогда это меняет дело. Возможно, у нас еще все получится.

— Выпить хочешь? — спросил Кравцов.

— Вообще-то не мешало бы.

— Ну давай выпьем!

— Давай. А что у тебя есть?

— А чего захочешь, то и будем есть!

— Пить, ты хотел сказать.

— И пить и есть.

Через несколько минут все было готово. Стол богача-холостяка: море дорогой выпивки, икра, ветчина, только что приготовленный шашлык и лаваш.

— Ну что, давай за нашу победу, — сказал Кравцов.

Они чокнулись и залпом выпили по стопке виски.

— Фу, — поморщился Гордеев. — Никогда не любил эту гадость. Уж лучше водки хряпнуть.

— Это потому что виски надо с содовой водой или, в крайнем случае, кока-колой разбавлять.

— Да я знаю. Просто не люблю все эти коктейли. Фигня одна.

— Хочешь водки? Будет тебе водка.

Через несколько минут на столе стояла бутылка водки.

— Все нам? — спросил Гордеев.

— Ну да. Мне, например, необходимо напиться вдрызг. Тебе, я думаю, тоже не помешает.

— Тогда, может, ребят твоих позовем?

— Не, мы сейчас с тобой выпьем, нас на задушевные беседы потянет, а им этого всего слушать не полагается.

— А-а! — протянул Гордеев.

— Ну, давай теперь за Лиду.

— Давай.

И пошло-поехало, за что они только не пили! Кравцов оказался прав, вскоре их потянуло на задушевные, слезливые беседы.

— Я когда с Лидушкой познакомился, она такая… девчушка еще была… — ностальгировал Кравцов.

— С кем, с кем ты познакомился?

— С Лидушкой… А! Ну это я так ласково Лиду зову. А еще я ее лебёдушкой называю.

— Это, в смысле, от слова «лебедь»?

— Ну да. Не от слова же «лебёдка», в смысле, трос.

Оба пьяно засмеялись.

— А ты-то с ней как познакомился?

— Да она мой стажер, я ж говорил уже.

— Да? Не помню что-то.

— Ты ее любишь? — немного помолчав, спросил Гордеев.

Кравцов опустил пьяную голову на кулак и неопределенно покачал ею.

— А вот она меня…

— А почему вы с ней разошлись?

— Да я сам до сих пор не особенно врубаюсь. Вроде жили так хорошо, а потом — раз! И ничего нет! Короче, могу тебе так сказать: я — дурак, а она — гордая. Вот такие две несовместимые личности!

— Да ладно тебе, хватит горевать-то! Ты молодой. У тебя в жизни еще все наладится.