Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

— А вы встречались с ним? — спросила Инсаф.

Абдель-Максуд и Абдель-Азим промолчали. Зато Салем произнес целую речь:

— Вот что удивительно, о нем никто ничего не знает, хотя торчит он здесь уже целых два дня. Отдает какие-то приказания Тауфику, как заместителю омды. Требовал у шейха, чтобы Тафида ему прислуживала. Да только ничего из этого не вышло. Шейх наотрез отказался. Он даже мне не разрешает видеться с Тафидой, где уже там послать ее прислуживать какому-то заезжему холостяку без роду, без племени. Кто вообще знает, что это за птица! И если бы шейх вдруг согласился, Тафида все равно не пошла бы к нему, не на ту напали, гордости у нее хоть отбавляй.

— И мне в Каире сказали, что это подозрительный человек, за ним надо присматривать, — вспомнила Инсаф.

Нельзя сказать, что в отсутствие Инсаф к нему не присматривались. Правда, узнать о нем многого не удалось. Но кое-что Абдель-Максуд и Абдель-Азим все-таки выяснили.

После собрания они, естественно, к нему не пошли. Незнакомец большую часть времени проводил с Тауфиком Хасанейном. Пытался он наладить контакт и с шейхом Талбой. Но после того как шейх отказался прислать свою дочь прислуживать ему, тот оскорбил старика и перестал его замечать.

Но в доме Ризка приезжего встретили очень радушно. Во всяком случае, для хозяйки дома он не был незнакомцем. Тафида слышала, как жена Ризка назвала его Исмаилом, а он, обращаясь к ней, говорил какое-то непонятное слово вроде «таит». Шейх Талба думал было, что Тафида не расслышала или перепутала что-нибудь. Что за слово? Что бы оно могло означать? Потом и он сам услышал это слово. Тогда он и спросил у жены Ризка, почему приезжий молодой человек называет ее таким странным именем. Та рассмеялась и объяснила, что «таит» — это французское слово, которое означает тетя. А называет он ее так, потому что в самом деле приходится ей племянником. Это сын ее родного брата, который живет в Каире. И тут она проговорилась, что Исмаил приехал в деревню по просьбе Ризка, чтобы навести к его возвращению «необходимый порядок». Но когда шейх Талба поинтересовался, какую должность занимает в Каире ее племянник, жена Ризка резко его отчитала:

— Никогда, почтенный шейх, не старайтесь узнать слишком много, это может только вам повредить. И вообще, я просила бы вас держать язык за зубами и никому не говорить о том, что он мой племянник. Так будет лучше и для вас.

— Что ж, если надо, я ничего… Затем, приветливо улыбнувшись гостю, со смиренным видом добавил: — Да благословит вас аллах, сеид Исмаил, и да сопутствует вам всегда удача. Готов за вас молиться и упомяну даже ваше имя в молитве…

— Этого еще не хватало! — испугался вдруг Исмаил. — Лучше будет, почтенный шейх, если вы оставите в покое мое имя и не будете его упоминать ни в мечети, ни на улице. И о моем родстве с госпожой Ризк тоже никому не скажете. Пусть для всех я буду просто представитель правительства. Обещайте мне, шейх, что вы сумеете сохранить эту тайну. Это в интересах нашего общего дела.

Глава 7

Исмаил нервничал. Сидя на балконе у Ризка, он недовольно ворчал на Тауфика. До сих пор ему так и не удалось поговорить с Абдель-Азимом и Абдель-Максудом. Несколько раз посылал за ними, но ни тот ни другой так и не явились. Ведь этак можно уронить свой престиж — тебя в деревне и бояться перестанут. Похоже, в первый день он здорово нагнал на всех страху. Хорошо их припугнул. И сейчас он должен показать, что с ним шутки плохи. Надо что-то срочно предпринять. Но что? Вся надежда на Тауфика. Неужели этот болван не в состоянии вспомнить о них ничего такого, что могло бы их скомпрометировать. Ведь должны же за ними водиться какие-нибудь грехи. Не святые же они, в конце концов?

Ну, а что в самом деле может сказать про них Тауфик? Конечно, они не святые. Абдель-Максуд, скажем, любил когда-то в молодости поволочиться за девушками. И за женщинами, случалось, приударял. И по ночам даже, говорят, к кому-то похаживал. Так это было давно. С тех пор по крайней мере лет десять прошло. Теперь он стал совсем другим человеком. Никто о нем плохого слова не скажет. Все в деревне и чтут и уважают его. За Абдель-Азимом тоже ничего предосудительного не замечалось. Ну, бывает, иногда погорячится, вспылит, а то и крепкое словечко ввернет. А правду любому в глаза скажет, не побоится. Мужик он горячий, задиристый, и упрямства у него хоть отбавляй.

Но Исмаилу этого мало. Он ждет от Тауфика совсем другого. Может быть, кто-либо из них учинил скандал или влип в какую-нибудь грязную историю? Может, на них падали подозрения в каких-то неблаговидных поступках? Неважно, если эти подозрения не подтвердились. Неужели нельзя припомнить что-нибудь такое, чем можно было бы их припугнуть? Нет, из этого дурня ничего не вытянешь. Не такой человек нужен сейчас Исмаилу! Да, похоже, он поставил не на ту лошадь. Размазня какая-то и глуп вдобавок как пробка! Тауфик явно не оправдал его надежд. Не таким должен быть заместитель омды. Если Тауфик хочет остаться на этом своем посту, то должен показать, на что способен. Кровь из носу — раздобыть компрометирующие сведения на любого жителя деревни. Надо заполучить козыри, которыми можно было бы в подходящее время припугнуть их всех. Кто, как не Тауфик, поможет ему в этом деле? Иначе Тауфику придется проститься с должностью заместителя омды.

Тауфик поклялся, что обязательно раскопает все грехи здешних жителей, и в первую очередь те, которые водились за Абдель-Азимом и Абдель-Максудом. Пусть господин представитель правительства обождет еще немного. С помощью Тауфика он всех прижмет к ногтю. Тауфик докажет, что он достоин быть заместителем омды. Он будет действовать энергично. Правда, есть одно обстоятельство, которое его несколько смущает. Его назначили заместителем, а никакой бумаги, подтверждающей это, нет.

— Я бы чувствовал себя увереннее и действовал бы смелее, — робко заметил Тауфик, — если бы вы как-нибудь оформили мое назначение. Бумажку бы прислали или хотя бы по телефону подтвердили, чтобы в деревне никто не сомневался в законности моих полномочий.

— А какие тут могут быть сомнения? Я объявил перед всеми — и этого достаточно. Никаких бумаг и никаких подтверждений! Меня уполномочило правительство, и я вправе сам на месте решать любые вопросы. Может, ты и в этом сомневаешься? И на этот счет тоже нужны какие-нибудь подтверждения?

Исмаил исподлобья смотрел на Тауфика, прикидывая в уме, что бы все-таки предпринять для поднятия в деревне своего авторитета, нельзя, чтобы невыполнение его приказов Абдель-Азимом и Абдель-Максудом осталось безнаказанным.

— А скажи-ка мне, кто их родственники? Есть же, наверное, у них какая-нибудь родня? — поинтересовался Исмаил.

— Да тут, можно сказать, вся деревня родня. Но пожалуй, ближе всех им Салем. О нем у нас поговаривают, что он не от мира сего — все в облаках витает.

— Ну, а у Салема какая семья? Может, у него есть родственники в Каире, которые в случае чего могут за него заступиться?

— Да какие там у него родственники! Один как перст… Живет с матерью, Инсаф ее зовут. Тоже немного чокнутая… Ездила, видите ли, в Каир на прием к министру. Уж чего она там добивалась — не знаю. Может, своего сынка в министры проталкивала?

Тауфик хихикнул, довольный своей собственной остротой, и тут же осекся. Исмаил заметно помрачнел.

— Так вот, — промолвил он после некоторого раздумья, — поди позови Салема ко мне.

И Тауфик потрусил разыскивать Салема, а Исмаил направился в правление кооператива, где ему отвели комнату — вроде бы устроили официальную резиденцию.

Салем явился к нему в сопровождении Тауфика и, даже не поздоровавшись, начал с негодованием:

— И чего он меня сюда привел? Как будто в деревне никого другого нет — весь свет на мне клином сошелся! Почему только я для всех должен быть мальчиком на побегушках? Ну, скажите, сеид, какая во мне появилась нужда?

— Успокойся, Салем. Садись и расскажи мне, что вы решили с Абдель-Азимом и Абдель-Максудом?

— А чего вы меня спрашиваете? Спросите лучше их самих. Вот вернутся они из города, позовите их и побеседуйте. Они там долго не задержатся — в уездный комитет и обратно.

Исмаил насторожился. Парнишка, сам того не подозревая, сообщил ему очень важную новость.

— Так они поехали в комитет социалистического союза? А я и не знал. Когда они уехали? Что ж ты сразу не поставил меня в известность? Ты должен докладывать мне обо всем. Слышишь, обо всем, что узнаешь. Это пойдет тебе только на пользу. Будешь мне помогать — и я тебя уважу. А будешь упрямиться — пеняй на себя! Понял, Салем?

— Нет, не понял! Вы что же, хотите, чтобы я стал доносчиком? Вашим шпионом в деревне? Предателем феллахов? Ну, нет! Не на того напали. Ничего я вам сообщать не буду. Делайте со мной что хотите, только все равно ничего от меня не добьетесь. Да и что вы мне можете сделать? Привязать к дереву? Уже привязывали. Избить кнутом? Уже били… Теперь меня никто не заставит склонить голову, сам президент нам сказал, чтобы мы, феллахи, всегда держали голову высоко.