Ночь чудес - Уве Тимм

— «Красное деревце»? Нет, не слыхала. Странное какое название! Помню, в детстве, совсем я кроха была, тогда сорта разводили «рейхсканцлер», «графская корона», «синеглазка». В подвале у нас полно картошки было, крестьяне прямиком с полей везли. Четыре кучи картошки в подвале у нас насыпали, и еще гора угля там была. А позади картофельных куч каморка маленькая, там во время войны девушка одна пряталась. Родителей ее забрали, так они дочку соседке отдали, а та ее к нам привела, потому как у нас при лавке, там, на задах, подвал был. Да и прокормить девчушку нам ничего не стоило, в лавке, знаете, всегда кое-что оставалось, хотя в то время уже карточки на продукты ввели, за деньги ничего не покупали. У той девочки родители были не из простых. Отец — хозяин фабрики, на ней камертоны делали для настройки музыкальных инструментов. Вот и у девочки камертон свой был, в сумочке у нее лежал, в кожаной маленькой сумочке, раньше в таких бутерброды дети в школу с собой носили. В подвале она два года просидела. А ночью иногда по камертону ударяла — динь-динь! динь-динь! Звонко так в тишине разносилось. Это она со страху, в темноте-то. А мы тоже боялись, вдруг в доме кто услышит? Вот так все сидела в каморке, пока русские не пришли, два года просидела за деревянной перегородкой. В сорок пятом женщины от русских в нашем подвале попрятались. Которые за угольной кучей сидели, тех вытащили, ну и… На картофельные кучи иваны не полезли, те девчонки, что за ними спрятались, убереглись, а вот другие… — Старушка запнулась. — Девочка с тех пор немая сделалась, ни словечка от нее никто не слышал. — Она отвернулась и взяла с полки картонный пакет с пахтаньем. — Еще хотите?

— Спасибо, с удовольствием. Очень вкусно.

Зазвенел колокольчик, в лавку вошел молодой человек.

— День добрый! Йогурт, как обычно? Без вкусовых добавок?

Парень вытащил из ушей наушники. Хозяйка снова спросила:

— Йогурт, как обычно?

— Ага. И два банана, поспелее, если найдется.

Это был тот самый парень, который вчера вечером, когда я слушал басни по телефону, пришел с гоночным велосипедом на плечах. Высокий, подтянутый, лет двадцати пяти, с длинными, падающими на лоб добела выгоревшими волосами.

— Еще, пожалуйста, пятьдесят граммов льняного семени и связочку сушеного инжира.

— Одну минутку, сейчас принесу. — Старушка скрылась в подсобном помещении.

— Привет, — поздоровался парень. — Вы ведь тоже в пансионе живете? Я вас вчера видел, вы звонили.

— Верно.

— Я никогда не завтракаю в пансионе, дороговато для меня.

— А вы давно там живете?

— Месяц почти. Я тут на стипендии. А вы про картошку работу пишете?

— Как вы узнали?

— Все говорят, в пансионе то есть. Не секрет же. Или секрет?

— Нет.

— Еще я слышал, вы вчера тысячу единиц по телефону проговорили. Если верить девчонке с кухни, это у вас любовная история.

— Ну да, — сказал я. — Совершенно безумная история. — Я начал было объяснять: мой друг Тед, который уехал в Австралию, чтобы изучать обычаи и нравы аборигенов…

Но парень не дал мне договорить:

— Деньги можно вернуть.

— Что?

Он развязал рюкзачок, изделие умельцев с острова Бали, затолкал в него банку йогурта и бананы.

— Эти чудеса начались с появлением микрочипов, и только пессимисты от культурологии до сих пор ничего не поняли. Можете позвонить мне в институт часа этак через три. Вот номер, служебный. — Он достал карточку. — Позвоните, я дам вам еще один номер, но прежде мне самому надо его узнать. Причем этот номер действителен в течение одного дня, сегодня то есть. Вот сегодня и позвоните по нему. Не удивляйтесь, номер на краю света. Вам ответят, и счет за ваш разговор перепишут на тот номер, с которого вы им позвоните.

— Но каким образом? Откуда они переведут деньги?

Парень засмеялся:

— Придется пойти на подлость. Вы должны кого-то ограбить. Уж всяко найдется кто-то, кто вам задолжал, вот ему и позвоните. Можно, конечно, позвонить в какое-нибудь учреждение, например, в министерство финансов. Снимут деньги с их счета. Но разговор вам надо будет вести столько минут, чтобы набежало шестьсот марок. Так не забудьте, номер, который я вам дам, действителен только сегодня. — Он опять засмеялся. — Сим-сим, откройся!

— Быть не может.

— Может, может.

— Но как же это делается?

— Все вопросы — к умненьким мальчикам из компании «Телеком». Фокус называется звонок-бумеранг. Бросаете бумеранг, он летит по красивой такой кривой и возвращается, вы его ловите. Вы же в Австралию звонили, а не девушке.

Вернулась хозяйка с двумя кулечками в руках.

Я колебался. Значит, кухарка все-таки не поверила, вот и переврала мою историю. Но что я теряю? В конце концов, все идет кувырком, ну и ладно. Я сказал:

— Хорошо. А вы программист, да?

— Раньше программистом был. — Он сунул кульки в свой рюкзачок. — Работал, писал программы, теперь лингвистикой занимаюсь. Тема у меня — различия в берлинском диалекте на востоке и на западе города. Кручусь, бегаю. В языке сегодня все меняется с бешеной скоростью.

— Он и у меня интервью брал, — сообщила хозяйка. — Я по-всякому умею. И на литературном языке, и на берлинском наречии, и на восточнопрусском. Я сама не из Берлина родом — из Восточной Пруссии. Город такой, Пилкаллен. «Мерин из ведра, мужик из рюмки пьет, а в Пилкаллене у нас все наоборот», так-то.

— Ни одного города не знаю, в котором так легко разговориться с людьми, как в Берлине, — сказал я. — Спросишь прохожего, как улица называется, и он тут же все о своей жизни выложит.

— Точно! А до объединения еще лучше было. Сейчас меньше болтают, — сказал парень. — У меня есть теория, насчет того, что в Берлине чаще, чем в других местах, употребляется личное местоимение в дательном падеже. С точки зрения грамматики это упрощает коммуникацию. Берлинец говорит: «вот тебе раз», «ну, на тебе», «чтоб тебе». Тут вежливой формы не требуется. Эти формы сразу сокращают дистанцию между собеседниками. Ловко устроились.

— А вы берлинец?

— Нет, я американец. В Нью-Йорке живу. Но мама у меня немка, из Гамбурга. Кеннеди не мог бы сказать: «Я гамбуржец». — Он посмотрел на часы. — Ух ты! Опаздываю. Договорился об интервью с восточным одним. Представляете, машинист, железнодорожник, двадцать лет назад перебрался из Саксонии в Западный Берлин. «Перекати-поле из Восточной зоны» их называли. Так вы позвоните! Пока!

Мы с хозяйкой посмотрели из окна, как он вскочил на велосипед, немного проехал стоя, потом лихо завернул за угол и скрылся. Старушка улыбнулась:

— Ишь ты, неистовый Роланд. Красивый юноша, и обходительный такой, любезный. Охо-хо-нюшки, — она вдруг заговорила на простонародном прусском наречии, — и чего только нету на белом свете. Это я про то, о чем он работу пишет. — Она покачала головой. — А почему вы занялись картошкой?

Я рассказал о моем дяде.

— Ага, вот такого одного видела я. В телевикторине, знаете? Томас Готтшальк ведет. «На что спорим?» называется. Уму непостижимо, каких только знаний у людей нет!

Звякнул колокольчик над дверью, это вернулась дочь хозяйки, неся сверток с булочками.

— А дядюшка ваш в Берлине жил? — спросила хозяйка.

— Нет. Насколько мне известно, в Берлине он не бывал. Он почти никуда не ездил. Но однажды побывал в дальнем плавании.

— Ах, вот красота-то, подумать только!

— Но повидал немного. Он был коком и сходить на берег не имел разрешения, во всех портах должен был оставаться на корабле. Потому что нанялся на работу нелегально. Совершил кругосветное плавание, а видел только издали берега, пальмы, людей.

— Что ж, может, это уберегло его от многих разочарований.

— Может быть.

— Понравилась вам булочка?

— Очень вкусно.

— А пахтанье?

— Тоже. Давно уж не пил. А раньше, когда мать была жива, часто приходилось. Она всякий раз пахтанье покупала, когда я приезжал. Говорила, от него растут и сил набираются. Мне-то пятый десяток тогда шел.

Старушка засмеялась:

— Пока отец или мать живы, мы остаемся детьми.

— Ну, мне пора. Давайте рассчитаемся. Но у меня только полусотенная.

— А хотите, я выпишу вам квитанцию для финансового отчета?

— Да в общем… Не стоит, дел-то — кружка пахтанья и бутерброд.

— Выпишу, выпишу. А если что — скажете, покупали продукты для бизнес-ланча. Если бы мы платили государству столько, сколько оно требует, так давным-давно по миру пошли бы. В министерстве финансов об том прекрасно знают. — Она положила на прилавок пачку квитанций. — Ну вот. Напитки и продукты. — Пододвинула ко мне квитанцию и сдачу.

«164 марки — сыр, хлеб, напитки» — вот это да!

— Хе-хе-хе! Бизнес-ланч был плотный. Целый пир, икра, шампанское. Вы пригласили для деловых переговоров знатока картофеля.

Я засмеялся:

— Недурно придумано. А вдруг бы оказалось, что я — чиновник из Минфина?