Посмертный образ - Александра Маринина

На конец сентября планировался выезд нескольких человек из «Сириуса» на кинофестиваль «Киношок», поэтому Стасов и остановил свой выбор на трех толстых папках с названием «Выезд». Две из них имели подзаголовок «Натура», на третьей под словом «Выезд» было приписано «Фестивали». Стасов рассудил, что в преддверии поездки пяти человек на «Киношок» неплохо бы ознакомиться с бумагами, из которых можно получить информацию о том, каких неприятностей следует остерегаться во время пребывания на кинофестивалях и какие превентивные меры рекомендуется принимать в целях обеспечения безопасности.

Они спустились вниз, пожали друг другу руки, сели каждый в свою машину и разъехались по домам.

Открыв дверь своей квартиры в начале первого ночи, Стасов с неудовольствием убедился, что Лиля и не думает спать. Она лежала в постели, грызла засахаренный арахис и читала очередной любовный роман.

– Это что такое? – грозно спросил Стасов, подходя и отнимая у нее книжку. – Как я должен это понимать?

– Я завтра в школу не иду, – спокойно объявила Лиля. – Можно почитать подольше.

– Почему это ты не идешь в школу? – подозрительно прищурился Стасов, готовый услышать что-нибудь вроде «училка заболела» или «сбор металлолома объявили».

– Потому что у меня ангина.

– Как это?.. Почему ангина? – растерялся Стасов.

Он ужасно боялся, когда Лиля чем-нибудь болела. Ему казалось, что он обязательно сделает что-нибудь не так, даст не то лекарство, что-то напутает, а в результате у ребенка будет осложнение.

– У меня болит горло, и оно красное, я смотрела в зеркало, – деловито пояснила Лиля. – По-моему, там даже пробки. И температура тридцать семь и восемь.

– Но надо же что-то делать. Ты не помнишь, что мама тебе давала при ангине?

– Помню. Пап, ты не волнуйся, я уже все сделала. Горло полощу каждый час, панадол принимаю, лимон с сахаром ем.

Стасов внимательно вгляделся в лицо девочки. Она действительно была бледновата, глаза сухо блестели, рука была горячая и чуть влажная.

– Чем, интересно, ты горло полощешь? У меня же нет ничего.

– Йодом с солью. Очень противно, но помогает.

– А панадол откуда?

– В аптеке купила. У меня горло еще утром заболело, и я, когда из школы шла, все купила, что нужно.

Стасов мысленно выругал себя. Его девочка целый день лежит дома с температурой, а он бросил ее на произвол судьбы. Конечно, она чуть не с пеленок привыкла быть дома одна и выросла вполне самостоятельной, но это никак не оправдывает его, Стасова.

– Почему ты не позвонила мне? – сердито спросил он Лилю. – Почему сразу не сказала, что заболела?

– А зачем?

Она вскинула на отца огромные темно-серые глаза, в которых явственно читалось искреннее недоумение.

– Я бы приехал…

– Зачем? – повторила она. – Ты что, не доверяешь мне? Ты думаешь, я сама не знаю, как лечить ангину? Тоже мне, событие! Подумаешь!

– Ну все равно, – продолжал настаивать Стасов. – Я бы врача вызвал.

– Какого врача? – удивилась Лиля. – Я же у мамы прописана, а не у тебя, и поликлиника моя там, в Сокольниках. Из твоей районной поликлиники врач ко мне не придет.

Стасов досадливо поморщился. Действительно, он совсем забыл, что здесь, в Черемушках, поликлиника к Лиле врача не пришлет, здесь нет ее карты.

– А как же школа? Им же нужна справка от врача, иначе получится, что ты прогуливаешь.

– Подумаешь! – снова произнесла Лиля с очаровательным детским высокомерием. – Ты им напишешь записку, что я действительно болела, и этого будет достаточно. Я же отличница, все учителя знают, что я никогда не прогуливаю просто так.

Стасов разогрел себе ужин, погасил свет в комнате у Лили и принялся за еду, одновременно перелистывая находившиеся в «выездных» папках документы. То и дело ему попадались листы с загадочным заголовком «Перекрыть». Он внимательно изучил их и понял, что это список людей, от встреч с которыми хотели бы оградить себя те, кто работал в «Сириусе». Да, пожалуй, это понятно. Живя в гостинице, человек становится уязвимым и досягаемым. Кто угодно может войти в гостиницу, подняться на этаж, где ты живешь, и постучать тебе в дверь. И в двери этой никогда нет глазка, поэтому каждый раз, открывая ее, ты не знаешь, какой «сюрприз» тебя ожидает за порогом. Вплоть до того, что дверь может просто взорваться. Тебя могут подстерегать на этаже, в холле, на крыльце у входа. Тебе могут звонить в номер днем и ночью.

Поэтому актеры и режиссеры, особенно известные, обязательно подают в службу безопасности список лиц, преследования со стороны которых они опасаются. Некоторые поступают наоборот, подают список тех, с кем непременно должны встретиться, и помечают внизу, чтобы больше никого не пропускали и номер телефона и комнаты никому не давали. Так или иначе, но за семь лет существования «Сириуса» скопилось немало документов, из которых было видно, от кого прятались, с кем не хотели встречаться люди, работающие у Мазуркевича.

К числу такого рода «нежелательных элементов» относились, например, не только навязчивые поклонники и особенно поклонницы, но и настырные журналисты, известные своей злобностью и недоброжелательностью, и администраторы конкурирующих фирм, желающие вести переговоры о подписании контракта, и актеры, которые хотят, чтобы их снимали хотя бы в крошечных эпизодиках, а некоторые требуют себе главную роль, полагая, что в силу тех или иных причин имеют на это право. Кроме того, если речь идет не о натурной съемке, а о кинофестивале, обычно начинается мышиная возня вокруг совета директоров, спонсоров, рекламодателей и прочих держателей финансов.

Стасов доел отбивные с гречкой, вымыл тарелку, налил себе огромную чашку кипятку, бросил в нее два пакетика чая «Липтон» и четыре куска сахару и принялся более внимательно изучать документы. Первым делом он выбрал из папок и разложил на отдельные кучки списки тех, кого «не пропускать!», и тех, кого пропускать нужно обязательно. Потом расположил документы в каждой кучке в хронологическом порядке. И только после этого принялся сличать фамилии.

Работа оказалась увлекательной. Впрочем, Стасову, который имел солидный стаж работы в подразделениях по борьбе с организованной преступностью и коррупцией, к работе с документами было не привыкать. И работу эту он любил, она ему никогда не надоедала и не вызывала злобного раздражения. Наоборот, его манило сладостное чувство, которое возникало каждый раз, когда из обрывочных сведений и разрозненных сухих документов, из балансовых отчетов, проводок, копий платежных поручений вдруг вырастала яркая и выпуклая картина злоупотреблений и хищений, мошенничества и взяточничества. Конечно, организованная преступность – это боевики, трупы, взрывы, оружие, сверхскоростные автомобили и самая совершенная техника, а борьба с этой преступностью – это риск, кровь, пот, многосуточные засады, стрельба, погони, смерть. У Стасова было два ранения – ножевое и огнестрельное, он находился в прекрасной физической форме, быстро бегал, высоко прыгал, метко стрелял. Но ни один задержанный собственноручно преступник не вызывал у него такого чувства, как восстановленная по документам картина преступления. И он знал, почему так происходит. Он в глубине души казался сам себе немного глуповатым. Что, собственно, и было отражено в одной из его служебных характеристик: «Дисциплинирован, исполнителен. Табельным оружием владеет отлично. Постоянно совершенствует свою физическую подготовку, является мастером спорта по легкой атлетике, лыжам, плаванию. В качестве недостатков можно отметить слабый творческий подход к порученному делу. Капитан В. Н. Стасов (а тогда он еще был капитаном) не всегда способен принять самостоятельное решение, выходящее за рамки ранее поставленной задачи. Вывод: занимаемой должности соответствует». Прочитав такую аттестацию, Стасов впал в уныние. Яснее не скажешь: сила есть – ума не надо. И он начал доказывать сам себе, что мозги у него все-таки есть. Ушел из уголовного розыска и несколько лет проработал в ОБХСС, где сила нужна бывает обычно во вторую очередь, поднаторел в работе с документами, влез в экономическую теорию, а как только создали службу по борьбе с организованной преступностью, тут же перешел туда.

Карьера его двигалась умеренно, но вполне успешно, и все это время, получая результат не от применения силы, а от напряжения мозгов, он испытывал почти детский восторг: «Я сумел! Я сделал это!»

Вот и сейчас, сидя далеко за полночь в кухне своей холостяцкой квартиры и сличая документы, он тихонько радовался, когда обнаруживал, что какого-то человека сначала ждали как желанного гостя, а потом включили в «черный список» и велели «не пущать». Помечал на бумажке период времени, в который произошла такая метаморфоза, чтобы потом выяснить у Мазуркевича или кого-то другого, в чем суть конфликта. Выписывал на отдельный листок имена тех, от кого прятались одни сотрудники «Сириуса» и кого в то же время привечали другие. Составлял отдельный список тех, кто появлялся в «запретиловках» наиболее часто. Каждого из них нужно будет потом отработать, приглядеться к ним повнимательнее, может быть, провести индивидуальную беседу на тему о хорошем воспитании и тщетности приставаний к звездам.