Черневог - Кэролайн Черри

Саша желал себе, чтобы он прислушивался к Ивешке, чтобы с самого начала слушал ее. Он вызвал банника, и он появился у них в тот самый момент, когда над лесом опустилась эта тишина, и этот банник был таким же кособоким и вертлявым, как тот дом, что они построили для него. Он в беспорядке выбрасывал им отдельные фрагменты видений, которые отражали либо нависшую над ними угрозу, либо события давних лет. На них можно было смотреть, думать и сомневаться, и вновь смотреть: ведь колдун должен знать, он хотел знать и продолжал это до тех пор, пока не оставалось уже никаких сомнений в происходящем. Но и сам этот процесс все время претерпевал изменения, а от этих изменений возникали новые сомнения…

Остерегайся моей дочери, подсказывали ему воспоминания, полученные от Ууламетса: старик никогда не верил ей. Но при этом он искал ее советов, и не пользовался ими, когда она давала их ему, даже не прислушивался к ним, он был слишком уверен в своей правоте…

Обдумай все как следует, всегда советовал ему Ууламетс. Старайся сделать все возможное, и не приступай, пока не будешь до конца уверен во всем…

Что-то неладное происходило вокруг них, но ведь для этого было много причин: это мог быть просто сильный дождь, или это могла быть появившаяся у них лошадь, или это могли быть их собственные страхи о тех виденьях, которые они наблюдали в бане, но так или иначе, оставалось ужасное ощущение того, что все желания идут слишком криво, а вместе с ними и вся их безопасность подвергается риску в этом отнюдь уже не безопасном лесу.

Но времени на раздумья нет, уговаривал он самого себя, не было времени для пророчеств, не было места, где можно было посидеть и спокойно обдумать все от начала и до конца. Сейчас у него было единственное и ясное желание: добраться до Петра прежде, чем это сделает кто-то еще.

Дождь довершил сложившуюся ситуацию, так по крайней мере подумал об этом Петр. Он ехал, подгоняемый сильным ветром, промокший с ног до головы, и не имел никакого представления, куда он направлялся, плутая по этому лесу.

— Господи, — пробормотал он, постукивая зубами, и закричал изо всех сил, как только дождь превратился в сплошной ливень: — Мисай!

Но вокруг не было никаких признаков присутствия ни леших, ни его друзей. Потоки дождя обрушились на него с новой силой, и единственное тепло, которое он получал, исходило от постоянно движущегося Волка, хотя его спина и была не самым удобным местом, чтобы сидеть на ней в данный момент. Волк же шел, продолжая вертеть головой, прижимая уши, чтобы защитить их от воды, потряхивая шеей и фыркая, будто выражая таким образом протест против окружавшего их безумия.

Еще один порыв, обрушивающий на них и воду и ветер, заставил Петра пригнуться, выплюнуть воду, прочистить нос и глаза. Сверху на них накатывался не только дождь: это были куски старых листьев, осколки коры, грязь и еще Бог знает что. Он сказал, похлопывая Волка по плечу:

— Ну, хватит, хватит, этого уже вполне достаточно, приятель.

Вокруг них был старый дремучий лес, где не было ничего кроме мертвых деревьев, ни молодого дерева, ни кустов, достаточно густых, чтобы из их веток можно было сделать хоть какое-то укрытие. Только случайно выбившийся на поверхность каменный выступ мог обеспечить им хоть какую-то защиту от ветра. Петр слез с коня и подвел Волка почти вплотную к этому укрытию, рядом с которым торчали две засохших сосны, которые дополнительно защищали их от бокового ветра.

Волк фыркал и сопротивлялся, несомненно привыкший к теплой конюшне и к изрядной порции сухого сена, особенно в такую погоду, как эта, а не к тому, чтобы стоять на холодном ветру после такой напряженной скачки, когда даже у Петра постукивали от холода зубы. Он вытер Волка скрученными листьями папоротника, и от этой работы оба слегка разогрелись, во всяком случае настолько, насколько силы позволяли ее выполнять.

Сверкнула молния, и на мгновенье лес принял белый зимний вид. Петр и Волк оба вздрогнули.

— Полегче, — заметил Петр и чуть толкнул Волка, удерживаясь за него. Он подумал о том, что самое последнее, чего бы он очень не хотел, так это потерять Волка в этом лесу. — Да, Небесный Отец сегодня явно не в духе, но уверяю тебя, что он не имеет ничего против лошадей.

Волк что-то проворчал, дернулся в сторону, пытаясь обнюхать его ребра, будто рассчитывая отыскать там несомненно причитающийся после такой работы ужин. Он наверняка должен быть где-то там, в самой глубине волшебных карманов его хозяина. Петр почесал под мокрым подбородком и сказал:

— У меня ничего нет, ни там, ни там, приятель. Но обещаю, что в будущем позабочусь о тебе как нельзя лучше.

Последовала новая вспышка и раскат грома. Дождь поливал их шеи. Где-то совсем рядом со старого дерева свалилась ветка и, падая вниз, обрушила массу новых.

— Не очень-то приятный вечерок, — пробормотал Петр, потеснее прижимаясь к коню. — Я просто не понимаю, приятель, что происходит, на самом деле не понимаю. Саша, черт возьми, разве ты не заметил, что собирается дождь?

Никто из них не любил вмешиваться в дела погоды более, чем, например вызвать легкий ветерок, из-за боязни засух, наводнений или других подобных бедствий, о которых всегда должны были помнить колдуны. И вполне понятно, что они не могли пойти так далеко, чтобы остановить этот дождь только для его спасения, но ведь могли же они заметить, что его до сих пор нет дома.

— Саша, ради Бога, пойми, что если ты не хочешь направлять в мою сторону никаких желаний, так ведь это не должно означать, что я собираюсь провести здесь целую ночь!

Ведь действительно, два колдуна могли бы как-нибудь решиться на то, чтобы как-то сообщить ему, где же все-таки находится их дом… Иначе…

Раздумывая над этим, он пришел к мысли, что и в их доме что-то шло не так, и посильнее прижался к теплому боку лошади, неожиданно почувствовав изнутри такой же холод, как и снаружи. Ведь у них были враги, и прежде всего — водяной. А тут еще замолчали лешие, а ведь он звал и звал на помощь Мисая до тех пор, пока не охрип.

Происходящее все труднее и труднее укладывалось в его голове: сначала исчез Малыш, затем Петр перестал узнавать окружавший его лес, причем сбой в памяти произошел так быстро и был таким устойчивым, что время от времени он начинал думать, что такого места, где над рекой стоял их дом, вообще не было и в помине, а иногда его охватывало почти безумное предчувствие, что он никогда не доберется туда, хотя и должен. Временами же ему казалось, что он избежал княжеского правосудия только благодаря тому, что сам ускакал на Волке из города. А что касается волшебства и прочих подобных дел, так ведь это только сумасшедший может думать об этом, а он, Петр, смотрит на все случившееся в этих лесах как на сущую небылицу, которой и вообще-то никогда не было.