Византийское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович

Дивизионная артиллерия из шести фунтовых пушек и четверть пудовых единорогов состояла из трех рот по шесть орудий в каждой. Еще одна рота являлась конно-артиллерийской, в которой прислуга передвигалась не пешком, а на лошадях. В сражении артиллерия устанавливалась на батареях и поддерживала наступавшую пехоту огнем, стараясь вывести неприятельские пушки. А конная рота предназначалась для быстрой помощи пехоте и маневру огнем на поле боя — что постоянно отрабатывалось на учениях, которые по почину Суворова проводились часто.

Имелась и бригада кавалерии, в составе драгунского полка и батальона гусар, по четыре эскадрона каждый, с приданной каждой бригаде полковой конно-артиллерийской командой.

Дивизионные службы состояли из штаба, обозного батальона, госпиталя со своими повозками для перевозки раненных и больных, рекрутского депо для восполнения потерь в пехоте, сотни казаков для посылок, а также одной роты сапер. Всего до десяти тысяч человек по штату, сейчас было немного меньше — на седьмую часть примерно.

Дивизия Племянникова остановилась, два полка в центре вытянулись линиями, по флангам стали в каре, готовясь отразить атаку конных сипахов. Выкатили в интервалы пушки — артиллеристы получили приказ стрелять картечью до последнего и с позиций не сниматься. Кавалерия и гренадеры остались в резерве, егеря рассыпались по лощине и оврагу — виднелись белые пороховые дымки их выстрелов.

Первой до русского построения доскакала конница — ее встретили частым орудийным огнем. Картечь остановила дико визжащую орду на полпути — лошади валились грудами, ядра сшибали за раз несколько всадников. «Горячий прием» резко «охладил» ярость сипахов, и они обратились в стремительное бегство.

Румянцев с холма хорошо видел набегавшую на тонкие батальонные линии густую массу янычаров, многие из которых размахивали ятаганами или вздымали бунчуки. Прикинув расстояние, Петр Александрович понял, что скоро он воочию увидит, как действуют на неприятеля конические пули. Залп прогремел за шестьсот шагов до строя — казалось, что янычары даже не заметили потерь, хотя попадали сотни тел.

Масса слепо шла вперед, крича от ярости, а русские стрелки осыпали ее градом пуль — залпы следовали поочередно, как только развеивался по ветру пороховой дым. А когда оставалось триста шагов — грянули картечницы и пушки — свинец и чугун стали оставлять проплешины и просеки в янычарском воинстве. И только сейчас турки осознали с чем они встретились, не добежав до того места, с которого можно обстрелять русские линии из собственных ружей. Османы остановились, теперь устрашенные потерями и смертью, а в эту толпу продолжали стрелять русские солдаты, шеренга за шеренгой быстро перезаряжая свои ружья.

— Турки побежали, господин генерал!

— Сам вижу, — спокойно отозвался Румянцев, разглядывая через подзорную трубу поле сражения. Правофланговая дивизия генерал-аншефа Олица опрокинула татарскую конницу, и выдвигаясь вперед уже оборотила в бегство и пехоту — артиллерия буквально смела самых храбрых, а трусливые в атаку не ходят, их туда надо только силой гнать, как делали пруссаки короля Фридриха в своей линейной пехоте — там солдат боялся палки своего капрала намного больше, чем неприятеля.

Только у османов дисциплины не имелось — побежали обратно всей массой. Такова участь всех не регулярных воинств — если отбить первый, самый яростный натиск, и самим перейти в атаку, то такие скопища немедленно обращаются в бегство.

Левофланговая дивизия Суворова стремительно продвигалась вперед — свои полки генерал-поручик обучал истово, казалось, что солдаты играючи отражают неистовые атаки турецкой и татарской конницы. И при этом продвигаются гораздо быстрее, чем рассчитывал сам Румянцев, нависая над открытым флангом янычар.

Генерал-аншеф сжал кулаки — такой возможности нельзя упускать ни в коем случае, и он собрался отдать гонцу приказ. Однако взглянув на поле боя, Петр Александрович понял, что в этом нет нужды — правофланговое каре навалилось на янычар вместе с гренадерским батальоном, выдвинув вперед орудия. Двух залпов хватило — самая лучшая пехота Оттоманской Порты не выдержала беспощадного расстрела и обратилась в паническое бегство, бросая оружие и знамена.

Дивизия Суворова продолжала наступать, выплеснув через интервалы драгун, гусар и казаков — русская кавалерия врубилась в отступавшую массу. Удар сзади подбавил беглецам скорости — толпы захлестнули ретраншемент, заставив умолкнуть собственную артиллерию. И в это месиво, как раскаленный нож сквозь масло, ворвались русские гренадеры, ломая с хода жалкие попытки сопротивления.

— Татарская конница в лощине! Кирасирам атаковать!

Отдав приказ Румянцев усмехнулся — татары сами загнали себя в ловушку, лишившись маневра, и несли ощутимые потери от огня русских егерей. Теперь вековые разбойники на своей шкуре узнают, что такое слитный удар восьми кирасирских эскадронов.

Тем более, что егеря на склон выволокли две картечницы и стали осыпать татар смертоносным свинцовым дождем. Скопище всадников в халатах, среди которых были видны и прадедовские панцири с кольчугами, всколыхнулось от негодования и бессильной ярости, и в этот момент в них врезались кирасиры — пошла безжалостная рубка.

— А ведь лагерь турками уже потерян!

Действительно — пехота Племянникова ворвалась через брошенные османами укрепления — и пошла потеха. Суворов продолжал энергичное преследование бегущего неприятеля. В стороне от него кавалерийская дивизия генерала Салтыкова опрокинула сипахов, татары сами рассеялись, впечатленные стремительным разгромом огромной турецкой армии и чудовищной бойней, что учинили гяуры.

А ведь они еще утром представляли, как будут вязать сотни крепких рабов и продадут на невольничьих рынках Константинополя. Сладкий мираж обогащения развеялся быстрее порохового дыма, теперь требовалось как можно быстрее бежать, куда глаза глядят, дабы не попасть под кирасирский палаш, гусарскую саблю или казачью пику.

— Мое имя навсегда войдет в историю, — задумчиво пробормотал Румянцев, оглядывая поле баталии, что превратилось в побоище огромной турецкой армии. Теперь требовалось организовать безостановочное преследование бегущего в панике неприятеля…

Глава 5

Чесма

капитан-лейтенант Карл Розен

ночь 9 мая 1768 года

— Мы готовы атаковать неприятеля, ваша светлость!

— Тогда с Богом! И пусть у тебя получится все намного лучше против кораблей неприятельских! Ни пуха, ни пера!

— К черту!

Свесившийся с фальшборта князь Орлов помахал ему рукой, а потом ткнул пальцем в стеклянный глаз, как бы намекая на давнюю историю. Розен ответно взмахнул рукою — матросы нажали на багры и маленький брандер, в который превратили весельную греческую фелуку, отвалил от высокого борта линейного корабля «Москва». Флагман носил на себе следы множественных повреждений, все же жестокая схватка в проливе и абордаж турецкого «Владыки морей» обошелся пусть не совсем дорого, но влетел, как говорят в народе, в немалую «копеечку».

Виктория у острова Хиос стала не такой яркой, как в заливе Наполи ди Романья, где была разгромлена большая османская эскадра. Но все же два турецких линкора потоплены, а третий вражеский корабль достался торжествующим победителям, османы не успели взорвать на нем крюйт-камеру. Кроме того, турки потеряли с десяток мелких судов потопленными и сгоревшими, а два малых фрегата были взяты на абордаж — один русским бригом, другой венецианцами. Потери союзного флота оказались не столь существенными — два небольших греческих фрегата и галера под флагом «Республики святого Марка».

Не Лепанто, конечно, но вполне убедительная победа!

Турецкий флот, пусть и с потерями, но вырвался из баталии, не имея желания испытывать судьбу под ядрами и бомбами русских орудий. К немалому удивлению оттоманские корабли оказались куда более ходкими, чем русские. Однако капудан-паша ушел не в море, а в заводь обширной Чесменской бухты под прикрытие многочисленных береговых батарей, что ощетинились толстыми орудийными стволами.