И снятся белые снега… - Лидия Вакуловская

— Он меня, тетя Маша, в гости зовет. Все спрашивает, когда я отпуск возьму.

— И бери, — ответила тетя Маша. — Такой парень… Прямо редкий парень. Такого, Сонюшка, отвергнешь — всю жизнь жалеть будешь.

— Что ж, и возьму, — весело ответила Соня.

Юра жил в небольшом городке с немощеными улицами и таком зеленом, что казалось, будто в нем нет домов — так густо обступали их фруктовые деревья, закрывая и фасады и крыши. Улицы казались узенькими оттого, что большую часть их занимали огромные липы да густые заросли цветов, захватившие площадь, предназначенную для песчаных тротуаров.

По одной из таких улиц шли под вечер Юра и Соня, и Юра нес небольшой Сонин чемоданчик.

У калиток на скамейках сидели женщины, с откровенным любопытством глазели на них и о чем-то судачили. Соня видела женщин, но слов их не слышала.

Юра толкнул калитку, увитую диким виноградом, и они вошли в крохотный дворик. Слева и справа росли яблони, в глубине мостился почти игрушечного размера домишко, с игрушечной верандой в цветных стеклах. К нему вела прямая дорожка, обсаженная высокими пышными хризантемами.

— Вот мы и дома, — Юра остановился на дорожке и, кивнув на дом, шутливо продолжал: — Видишь, какие апартаменты арендует наша простая милиция для простого сотрудника у простого домовладельца. Нравится?

— Ага, — сказала Соня, оглядывая дворик.

Поздно вечером в доме играл приемник. Торшер освещал часть комнаты, а стол, за которым сидели Юра и Соня, оставался в полутени. Они пили чай и делали вид, что слушают музыку. У Сони слипались глаза.

— Ты хочешь спать? — спросил ее Юра.

— Ни капельки, — поспешно ответила она. — Давай еще чаю попьем.

— Давай, — усмехнулся он и вышел с чайником на кухню.

Когда он ушел, Соня поежилась и зевнула. Когда он вернулся, она спросила:

— А где я буду спать?

— На тахте, конечно. Я давно вижу, что ты засыпаешь… Сейчас постелю, — сказал он и открыл створку шкафа, где лежало постельное белье.

— А ты где? — огляделась Соня.

— Ну, для такого случая есть раскладушка.

— Лучше я на раскладушке.

— Не выдумывай.

— Я сама постелю. — Соня взяла у него белье.

Она развернула простыню, слегка встряхнула ее. Край, простыни задел стопку писем, лежавших на столике у тахты, письма разлетелись по полу.

Соня виновато вскрикнула, принялась собирать письма.

— Тут еще… за плинтус завалилось, — она достала из-за плинтуса фотографию. Взглянув на нее, спросила: — Кто это?

С фотографии глядела молодая женщина с высокой прической. На руках она держала голенькую девочку месяцев шести. Девочка улыбалась пухлым беззубым ротиком.

— Это? Сестра… с Маринкой.

— Красивая, — сказала Соня. — Младше тебя?

— Младше.

— А на тебя не похожа, — разглядывала Соня карточку.

— Что-то, конечно, есть…

— Нет, не похожа, — не согласилась Соня. — А где она живет?

— На Севере. В Архангельске.

— Ого, куда заехала! — Соня все еще держала в руках фотографию. — Где она у тебя стояла?

— Пусть полежит. — Он взял у нее карточку, сунул в ящик стола.

Постелив постель, она сказала Юре:

— Выйди на минутку, ладно?

— Да-да… — ответил он и вышел из комнаты.

Когда он вернулся, Соня уже спала. Он выключил приемник, погасил свет и вышел в сад.

Над садом синим пузырем висела луна. Юра ходил по дорожке от крыльца к калитке и курил. С дерева со стуком упало яблоко, подкатилось прямо к нему. Он поднял его, положил на садовую скамью.

Потом взошло солнце. В окне появилась Соня, протянула руки навстречу лучам, сощурилась. Увидела Юру, сидевшего на скамье у крыльца, удивилась:

— Когда же ты проснулся? Я не слышала.

— А я привык не спать. Помнишь, говорил тебе? — улыбнулся он, подходя к окну.

— Воздух у вас здесь, как в селе… Яблоками и мятой пахнет, — сказала Соня. — И весь твой городок на нашу Сосновку похож, только речки нету.

— Зато озер полно, — ответил он. — Поедем с тобой в воскресенье на один островок. Там у меня шалаш, удочки. А с десятого отпуск начнется. Поселимся там и будем рыбачить. Идет?

— Идет, — согласилась Соня и спросила: — Тебе к которому на работу?

— К восьми.

— Что ж ты молчишь? Уже половина. Сейчас завтрак сготовлю, — сказала она и скрылась из окна.

И следующая ночь выкатила на небо такую же роскошную луну. И снова в саду по дорожке ходил Юра — от крыльца к калитке, от калитки к крыльцу. Остановился, постоял, вошел в дом.

В комнате тихо играл приемник. Оранжевый свет падал со шкалы приемника на тахту, где спала Соня, на несмятую постель раскладушки. Юра бросил взгляд на тахту и увидел, что Соня не спит.

— Ты не спишь? — негромко спросил он. Помолчал и сказал: — Я все понимаю… Ты и сейчас его любишь… Толика. Я понял, когда ты мне о нем рассказывала.

Да, она все рассказала ему: жила в селе на Гомельщине, с мамой и братом Мишей, после десятилетки пошла на ферму дояркой, бегала на свидания к Толику, может, и замуж бы за него вышла, не случись нежданно такое, что и в страшном сне не приснится.

Все это Соня не в один раз, а в разное время, когда приходилось к месту, рассказывала Юре, и у него сложилась довольно ясная картина ее жизни до встречи с ним. Так что знал он и о Толике-шофере, и о Мише, которого недавно освободили из исправительной колонии, даже знал из ее рассказов преподавателей на ее зоотехническом факультете.

Юра понимал, что Соня в общем-то остерегается его, держится как бы на расстоянии, отстраняется всякий раз, когда он хочет обнять ее. Вот и сказал поэтому, что, наверное, любит она Толика, не может его забыть. Сказал и умолк. Молчала и Соня. После негромко заговорила:

— Ты все не так понял. Я просто не могу забыть обиду, потому вспоминаю… И Мишу вспоминаю. Он ведь тоже от обиды в село не вернулся, остался после освобождения где-то на стройке. Думаешь, ему там лучше?

— Не в этом дело. — Юра присел возле нее на тахту. — Я не хочу, чтоб ты уезжала, понимаешь? И никуда тебя не пущу, ни на какие поезда… Будем здесь жить — ты и я. И больше ничего не нужно, понимаешь? — Он взял ее за плечи и привлек к себе.

— Не надо, — Соня отпрянула к стене. — Юра, не надо!..

Он поднялся с тахты, отошел к окну.

— Прости меня, — сказал он глуховатым голосом. — К тому же я виноват перед тобой. Давно должен был все сказать и не решался. Черт знает почему не решался сказать прямо…

И вдруг Соня заплакала. Она соскользнула с тахты, подбежала к нему, сбивчиво заговорила:

— Ты не виноват, я сама виновата… Сама к тебе приехала… Зачем бы я приехала?.. Не веришь?.. Наши все девчонки в тебя влюбились… — И уткнулась лицом ему в грудь.

— Так чего же ты плачешь? Глупая… — Он стал целовать ее мокрые глаза и щеки. Поднял ее на руки и понес к тахте.

Он опустил Соню на тахту и зарылся лицом в ее разметавшиеся волосы.

На другой день, в воскресенье, они собирались на рыбалку. Один рюкзак уже был увязан, в другой Соня заталкивала котелок. Рядом, у крыльца, Юра пристраивал к спиннингу катушку. Сквозь раскрытое окно из комнаты донесся звонок телефона.

— Юра, звонят!

Он прислонил к садовой скамье спиннинг, побежал в дом.

— Слушаю… — сказал он в трубку. Он разговаривал, стоя у раскрытого окна, так что оставшаяся во дворе Соня видела и слышала его. — Да, старший лейтенант Воронков… Так… В Сухой балке? Так-так, понимаю. Я готов.

Он положил трубку, сказал через окно Соне:

— Привет и лучшие пожелания! Итак, все отменяется. Я срочно уезжаю.

Соня подошла к окну:

— Что случилось?

Юра уже переодевался в комнате: сбросил спортивный костюм, натягивал на себя брюки и рубашку. Они разговаривали, находясь по обе стороны окна.

— Ночью в деревне ограбили магазин. Сейчас за мной подойдет машина.

— А кто ограбил?

— Кто же мог ограбить? — улыбнулся он. — Какие-нибудь веселые, симпатичные люди.

— Я серьезно, а ты шутишь. А далеко эта деревня?

— Пятьдесят километров. К вечеру обязательно вернусь.

— Вот и пропал твой выходной.

— Ладно уж, пожертвуем для пользы общества.

Он вышел из дому, спустился с крыльца, обнял Соню.

— Не скучай, ладно? — Голос его утратил всякую шутливость. — Вот видишь, какая у меня работенка? Только собрались… — указал он глазами на рюкзаки.

— Ничего, завтра поедем. Озеро и твой островок никуда не денутся, правда? — успокоила его Соня.

За калиткой засигналила машина.

Он поцеловал Соню и пошел к калитке. Потом влез в брезентовый газик, и машина покатила по немощеной улице, подымая за собой высокую пыль.

Взойдя на крыльцо, Соня проводила глазами отъехавшую машину. Взяла со скамьи оба рюкзака, унесла их на веранду. Опять вышла во двор, оглядела дворик, цветы, деревья и пошла к сарайчику.