Модэ - Владислав Пасечник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ариманово семя! — фыркнул Салм. — Кто тебе, дикарю, сказал, что у нас получится? Надежды особой не было — с самого начала. Нам повезло еще, что мы напали на их след. Что теперь? — спросите вы меня. А я вам отвечу: мы проследуем за хуннами до конца. Мы посмотрим, что будет и если придется, вмешаемся.
Никто не нашелся что ответить бактрийцу. Но все вдруг почувствовали, что прежней силы в словах Салма уже нет. Что и взгляд и голос его выцвели, и сделались бледнее полуденного ветра. Караванщик высыхал как дерево, с обрубленным корнем. Только Ашпокай знал, что случилось с ним. Знал, но не умел объяснить.
Кончились безлюдные долины, — расступилась тайга, появились конские тропы, поднялись к небу дымы — не призрачные, а настоящие, горклые. Ватажникам здесь были не рады. Люди не похожи были на древних великанов — маленькие, голодные и пугливые, — таким Ашпокай и знал горное племя.
Встречные разъезды хмуро здоровались с чужаками, пастухи, завидев вдали всадников, поднимали свои скудные стада и уходили на дальние склоны. Один сухоногий старик не успел убраться — он был слишком слаб и болен, чтобы пугаться чужеземцев. Старик сидел на колоде, играя на костяной свирели, щуря против ветра глаза, затекшие желтым воском.
— Что это за земля, старик? — спросил удивленно Салм. — Здесь люди бедны и совсем не поют песен.
— Это страна князя Хушана, — отозвался старик тихо.
— Князя Хушана? Не он ли славится своим богатством?
— Он-то славится, тут слов нет, — произнес старик, слепо уставившись на ватажников. — Но край его пуст и беден. Князь жаден и охоч до нашего добра. А с тех пор как к нему приехал племянник — князь Верагна, мы прокляли весь белый свет — во всей округе не стало скота, князь повыбил из долин всего зверя. Мы — бедняки — пасем овец, а нам впору самим щипать траву.
«Вот почему нас все боятся, — подумал Ашпокай. — Боятся, что последнее отнимем».
— Как же князю позволяются такие большие поборы? — удивлялись ватажники.
— Поборы может и небольшие, — ухмыльнулся старик. — Зато у Хушана на службе шайка воров. По ночам они рыщут по кочевьям, выискивая не завелось ли у пастухов какое добро. Но это жалкие воры — они рады и куску конской шкуры.
— И вы от князя не сбежите? — удивился Салм.
— Куда бежать? У других князей разве лучше? — щерился старик. — Я вам вот что скажу: когда подъедете к стойбищу Хушана, ломайте шапки, не доезжая два полета стрелы. Так у нас положено.
— Вот еще! — фыркнул Соша и зло ударил коня по вздутым бокам. Остальные молча тронули поводья. Долго они ехали молча, погруженные в невеселые раздумья.
— Не хочется верить, что Верагна впал в такое легкомыслие, — говорил Салм. — Праздность, охота — не за это его прозвали Мобэдом.
Они вошли в долину, высохшую до дна. Облака лежали на скалах, как дохлые рыбины, деревьев не стало совсем, стоянки попадались совсем уже редко и трудно было поверить, что этот голый, холодный край — сердце страны Хушана.
Люди уже не уходили прочь от ватажников, они смотрели искоса, и Ашпокаю казалось, что за каждым таким взглядом спрятан разбойничий нож.
Соша даже сочинил песню про этих людей, она почему-то очень понравилась Шаку, но Ашпокай запомнил только несколько слов:
— Наши слезы превратились в пыль
Ребенок-суховей играет нашими костями
Мы верим только в голод и короткую старость,
Наш князь Хушан сидит высоко…
Хуннский след они потеряли уже давно. Теперь даже Шак сомневался, верным ли они идут путем. Салм день ото дня становился все злее, все резче звучал его голос, он тоже потерялся в этой серой, холодной глуши. Кажется, только Ашпокай знал, что они не сбились с пути. Чувство, сродни зуду жило в его костях, в спинном мозгу, в корнях зубов, то и дело, напоминая о себе, подтверждая его, Ашпокая, уверенность: цель близка, до нее всего несколько дней пути.
Вскоре он убедился в своей правоте — впереди стали видны дымы, на земле можно было различить конские следы. Вновь стали попадаться стоянки с утлыми хижинами и облезлыми голодными псами.
***
Их было видно издали — еще задолго до того как появились их неясные тени, над землей стояли столбы пыли. Они налетели с трех сторон, взяли ватажников в круг, гикая и улюлюкая. Они стреляли в землю, одна стрела вонзилась возле копыт Рахши, но огромный конь не повел и ухом, только втянул презрительно воздух и фыркнул.
— Это, наверное, люди Хушана, — крикнул Шак куда-то в сторону. — И вправду жалкий у них вид, я один разметал бы эту шайку.
Всадники и вправду имели жалкий вид — кожа на их панцирях раскисла, из прорех торчали пучки войлока, поршни и шаровары были зелены от липкого конского навоза, на головах у них были странные уборы из бараньих черепов, и обрывков руна. Черенки их стрел были вымазаны сажей, никаких знаков Ашпокай не разглядел. Так вымарывали свои стрелы караванщики Салма и прочий разбойный люд.
Наконец всадники успокоились. Один из них, тот на чьем кафтане болталось множество медных колец, заговорил. Он произносил слова на малопонятном воровском наречии. «Горцы так не говорят» — подумалось Ашпокаю. Он с трудом разбирал слова — говорил человек с кольцами очень быстро:
— Кто вы такие? Вы пастухи? Почему не сняли шапки? У нас положено снимать шапки.
Салм отвечал ему на то же наречии, так же быстро и непонятно. Но главное Ашпокай уловил — Салм и его ватага желают наняться на службу к князю Хушану.
— Служба у Хушана хороша, — ответил человек с медными кольцами. — Немного делов — что ни день, жрешь да спишь.
Его приятели расхохотались, кто-то лихо закружился на коне, подняв пыльный вихрь.
— Ну и веселье, конечно, — продолжил вожак. — Вот только князю новые воины не нужны. И нас ему хватает. Поворачивайте лучше назад.
И снова люди в безобразных уборах загоготали. «Да это же сплошь воры и душегубы, — удивлялся Ашпокай. — Правду старик говорил! Вот что за витязи служат Хушану!».
Салм поднял голову и встретил взгляд вожака с кольцами. Нет, не встретил — рубанул своим взглядом по его заплывшим, пьяненьким глазам. Потом только Ашпокай понял, что во взгляд этот бактриец вложил последние свои силы. Но этого хватило — вожак отпрянул, конь под ним беспокойно переступил с ноги на ногу и в наступившем молчании все услышали голос Салма:
— Мы народ бывалый. К разным делам приспособленный. Отведи нас к своему князю — там и посмотрим с кем ему будет веселей.
Ответа не было. Вожак молча изучал заострившееся серое лицо Салма.
— Чего молчишь? — спросил Салм, и голос его прозвучал неприятно — как будто камень бросили в пустой медный котел.