В опасности - Ричард Хьюз

К тому времени, когда они занялись колосниками, волнение, должно быть, заметно успокоилось - иначе у них ничего бы не вышло.

2

Во второй половине дня оно действительно успокоилось, и капитан Эдвардес подумал, что уверенность, которую он выразил в телеграмме, хотя сам ее не чувствовал, все же оправданна. Корму заливало реже; наконец-то можно было как следует закрыть шестой люк. Вода в трюм больше не поступала. Однако "Архимед" уже принял, наверное, тысячу сто тонн, крен был 35 градусов, и дифферент на корму: можно сказать, головой вверх и насторожив одно ухо. Положение оставалось критическим.

Но теперь, когда опасность несколько отступила и волны уже не били судно, главной проблемой стал голод. Дик ходил слегка согнувшись, чтобы не так мучила пустота в животе. Поскольку качка уменьшилась, первый помощник предложил вытащить что-нибудь из кладовой. Кладовая располагалась впереди, прямо под полубаком. Раньше проникнуть туда было невозможно, даже во время затишья. Трап в кладовую оторвался, пробил дыру в полу, сломался сам и исчез. Под полом были мешки с рисом; разбухнув в морской воде, рис поднял весь пол и сильно забродил. Еще немного, и в кладовую нельзя было бы войти без маски; но брожение только началось. И вот Дик с железным крюком в руке уселся в бухту каната и был спущен в кладовую. Это была головокружительная работа: Дик отлетал на канате в одну сторону, а вода под ним катилась в другую, так что он и ящики, банки, которые надо было поймать, все время носились в разных направлениях и (как два родственника, назначившие друг другу свидание в большой толпе) все не могли встретиться.

В конце концов ему удалось закрючить два ящика, и их вытащили наверх. В одном было пиво, в другом - консервированные персики. После этого Дика тоже вытянули - в полубессознательном состоянии после качелей и рисовых газов.

Принимал продовольствие, разумеется, главный стюард и сразу же выдал персики. Но пива не позволил открыть ни одной бутылки, пока не найдет свою расходную книгу. Он не терпел беспорядка.

Когда открыли первые банки, у всех мучительно свело челюсти. Было воскресенье; а последний раз они перекусили в четверг утром; по-человечески же не ели почти неделю.

3

Теперь механики отчаянно нуждались в дровах. Сухой древесины, конечно, взять было негде, но поскольку средняя вспомогательная топка горела, они могли высушить дерево возле нее и разжечь две остальные. Дело стало за дровами: чтобы держать пар, топки должны реветь, а дерево сгорало моментально. Так что все носились в поисках дров. Это было все равно что вскипятить на костре чайник, если топливо - одни газеты. На "Архимеде" было вдоволь испорченного материала - от ящиков в трюме до мебели в салоне, успевай только ломать и таскать в котельную. Все начальство, вооружась топорами, рубило, кромсало, крушило, а все китайцы бегали с охапками дров, зарабатывали свой благословенный "камшоу".

Удивительно, до чего опьяняет безнаказанное уничтожение имущества, особенно - ценного. Дик ухмылялся от удовольствия, раскалывая койки в щепу. Улыбался даже мистер Бакстон, рубя точеные, красного дерева, ножки стола в салоне. Китайцы бегали с дровами, улыбаясь во весь рот. Не улыбался только мистер Рабб, трудившийся теперь наравне с остальными; но топор его обрушивался на дерево с неумолимой точностью и силой, как на личного врага.

В скором времени вспомогательная котельная и все пространство около нее были завалены дровами, как лесной склад. И машинисты кочегарили как черти. Но чтобы добиться нужного давления, топить надо было всю ночь.

Понедельник

4

В ту ночь Дик стоял на вахте с двенадцати до четырех. Поднявшись на мостик, он почувствовал перемену в воздухе: мягкость. Дождь по-прежнему налетал порывами, но обдавал лицо нежно, освежающе, а не хлестал, как плетка. Порядком оглохшему (как и все остальные), тишина казалась Дику неестественной. По морю шла ровная длинная зыбь.

Вокруг была тьма, только из вспомогательной котельной шел слабый свет, и время от времени на его фоне возникала темная фигура входящего или выходящего. Там продолжали топить и таскать дрова.

Видимость была неважная: ночь казалась очень темной, низкие густые тучи не давали увидеть даже линию горизонта - теплая, сырая, мохнатая ночь.

Вдруг тучи расступились, открылся клочок яркого звездного неба. И сразу обозначился горизонт, ясно и твердо. После долгого мрака звезды горели ослепительным ледяным огнем. У Дика дух занялся; он кинулся в штурманскую рубку за секстантом.

Глава XIII

После продолжительной бессонницы здоровый молодой человек любит наверстать упущенное, проспав часов четырнадцать без перерыва. Но на судне это невозможно из-за вахтенного распорядка.

Людям постарше после пяти бессонных суток уснуть оказалось очень трудно. Капитан Эдвардес считал, что спать еще не вправе. А мистер Макдональд уснуть и не пытался, зная, что это безнадежно. Он безостановочно ходил, разговаривая главным образом о воде и о китайцах (не произнося, впрочем, ничего особенно осмысленного). Молодые же (например, Гэстон и Дик Уотчетт) уснули; но, будучи разбужены через несколько часов, испытывали муки: возвращение к действительности было таким же жалким, как у откачанного утопленника: лучше было бы вообще не спать, чем вот так быть вытащенным на свет божий.

Про человека в таком состоянии трудно сказать, когда он действительно проснулся. Определенно - не тогда, когда он впервые ответит вам с койки ясным голосом, но не открывая глаз и не шевельнувшись. Может быть, когда он спрыгнул на пол и, не открывая глаз, нашаривает ботинки? Или минут через пятнадцать после того, как заступил на вахту?

Дик решительно не помнил, как слез в то утро с койки. Опомнился он только на палубе. Стояло приятное, ясное утро. Море спокойное, с легкой, очень длинной зыбью и такой быстрой, что глаз не мог угнаться за ней, а судно не успевало подняться и опуститься. Небо васильковой синевы, воздух прозрачный, как стекло, но теплый; сам океан казался умытым и сверкал голубым бриллиантовым блеском. Голубой дым из самодельной трубы поднимался в неподвижном воздухе и висел в вышине - единственным облаком; по чудовищно разгромленной палубе разливался его сладкий запах. Утро было из тех, когда кажется, что с минуты на минуту в чистое небо на чистых своих голосах взмоют жаворонки.

Голоса кочегаров в котельной звучали резко, но еще слабо, и время от времени раздавался удар топора. Дик услышал чью-то команду, отданную уверенным голосом. Послышалось шипение - пустили пар; затем стук помп, сперва громкий, пока не поднялась вода, потом ровный и медленный. Откачивали шестой трюм. В чистое море хлынула грязно-коричневая вода, белесоватая от пузырьков.

В голубой воде расплывалось коричневое озерцо. Вскоре Дик заметил странное явление: на поверхность белым брюхом вверх всплывали дохлые рыбы. Это был табачный настой, и он убивал всякую живность, очутившуюся поблизости. Представьте, сколько никотина проходило через их нежные жабры!

Помпы не могли работать подолгу: дровяная топка не могла поднять давление пара выше трех атмосфер (приблизительно как в автомобильной шине) и держать его долго. Короткий рабочий период и отдых, пока опять загружали топку. В это время коричневое пятно становилось мутно-желтым. Но отравленные рыбы никуда не девались: сотни их лежали вокруг "Архимеда" с ошалелыми глазами и разинутыми ртами. Затем натужное ядовитое извержение возобновлялось. Рыб оно убивало, зато людей на "Архимеде" чудесно ободрило: уровень воды в кормовых трюмах понижался, люди начали петь и работали как заводные. В своем рвении они рубили на дрова даже те вещи, которые почти не пострадали. Например, застекленный книжный шкаф в курительном салоне хлипкая вещь. Он упал лицом вниз, и непонятно почему даже стекло не разбилось. А стол в салоне, как я уже говорил, сорвался с привинченных ножек. И не то чтобы в шкафу стояла Библия - спасение его не обосновать даже суеверными доводами. Там стояли обычные книги.

Другое, вполне чудесное, если подумать, явление - никто не погиб. Кругом творилось что-то убийственное, похуже воздушного налета - и ни одной жертвы, даже ни одного перелома. Почти все были в синяках и ссадинах - но и только. Больше всех пострадал мистер Сутер: на него швырнуло самого тяжелого практиканта, и тот наступил на распухшую косточку. Мистер Сутер взвыл от боли и до сих пор из-за этого хромал.

2

На рассвете по звезде, а позже по солнцу капитан Эдвардес сумел наконец определить свое местоположение. Оно настолько не совпадало с предполагаемым, что расчеты заняли изрядно времени. Нанеся результат на карту, он протер глаза. "Архимед" дрейфовал в сотне миль от мыса Грасьяс: все банки пройдены. Шторм отнес судно почти на четыреста миль от того места, где захватил его, - за пять дней. К тому же тащил, вероятно, не по прямой, а по дуге, так что за сутки они проходили как минимум сто миль. Средняя скорость - четыре узла, а двигалось судно по большей части бортом. Идти по воде бортом со скоростью четырех узлов - такое едва ли возможно. Должно быть, шторм увлекал с собой и воду. И в самом деле, изучив карту, капитан решил, что давешнее его предположение скорее всего было правильным: ближе к центру шторма вода поднялась плоским конусом и двигалась по кругу вместе с ветром (только медленнее); таким образом они благополучно прошли над отмелями, которых при нормальном уровне моря им ни за что бы не преодолеть.