Вальс сердец - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она любила Миклоша больше, чем других племянников и племянниц, и никогда не видела его таким несчастным.
Она догадывалась, что это его первая любовь, и знала, как она бывает мучительна, если все идет не так, как должно быть.
«Интересно, кто она?» – с любопытством подумала герцогиня.
Она не сомневалась, что только необыкновенная девушка способна покорить сердце ее племянника, которого с колыбели окружали красавицы.
– Надеюсь, что я смогу ему помочь, – тихонько произнесла она.
Но герцогиня по собственному опыту знала, что помочь ему может только время.
Миклош понимал, что ему придется остаться в Вене. Он должен дождаться приезда герцога. Выходить в город он не решался, потому что не был уверен, что сможет удержаться от желания увидеть Гизелу. Поэтому он весь день посвятил верховой езде.
Но образ любимой не выходил у него из головы. Каким-то таинственным образом он ощущал ее близость, а любовь придавала ему силы справляться с несчастьем.
Герцог приехал вечером следующего дня вместе со своим младшим сыном, двадцатидвухлетним Антоном.
Оставшись с кузеном наедине, Антон сказал:
– Ты не представляешь, как я обрадовался, когда мама прислала письмо, в котором сообщала, что ты приехал! К тому же это был отличный повод вернуться в Вену.
– Похоже, провинцию ты находишь скучной, – лукаво заметил Миклош.
– Смертельно! – воскликнул Антон. – Папа пытается научить меня управлять имением. Он с утра до вечера может разговаривать о сортах винограда. А я размышляю о других, более привлекательных вещах.
– Например? – спросил Миклош, заранее зная ответ.
– Естественно, о женщинах! – сказал Антон. – А ты был в Национальном театре?
– Был, но не в этот приезд.
– Тебе надо обязательно туда сходить. Там ставится замечательная оперетта, а какие там танцы! Лучших нет во всем городе.
– И конечно, Она, – поддел его Миклош.
– Конечно! – усмехнулся Антон. – Сегодня ты ее увидишь.
Миклош начал отказываться, но Антон взмолился:
– Ты должен пойти! Если ты откажешься, то меня заставят остаться дома, и я помру со скуки.
– Но я-то выжил, – улыбнулся Миклош.
– Это потому, что ты был вдвоем с мамой. Когда она одна, она веселая и все понимает. Нос отцом она совсем другая и позволяет ему жужжать до тех пор, пока я не выдержу и не рассмеюсь.
Миклоша не удивляло отношение кузена к своему отцу. Дядя Людвиг, как и все Габсбурги, считал женщин и детей беспомощными созданиями, которым надо непрерывно читать лекции, а беседовать с ними необязательно.
Поскольку Миклошу было все равно, чем заняться, он согласился:
– Хорошо, я составлю тебе компанию, но предупреждаю, что завтра я хотел бы уехать домой.
– Тогда уйдем до утра! – воскликнул Антон. – Поужинаем с родителями, а когда папа начнет нудеть, что неизбежно, сбежим от них в театр.
Глядя на сцену, Миклош пытался заставить себя получить удовольствие от спектакля, но у него ничего не выходило: он думал о том, что в другом театре Гизела сидит сейчас в своей ложе одна.
Зрелища, предлагавшиеся вниманию публики в Национальном театре, сильно отличались от тех представлений, которые давались в других местах, а особенно в Придворном театре.
Танцовщицы, прелестные юные создания, знали, как преподнести себя. Как и говорил Антон, они выходили на сцену только затем, чтобы после выступления познакомиться с каким-нибудь молодым человеком, который пригласил бы их на ужин.
С величайшим трудом Миклошу удалось избежать необходимости знакомиться с кем-то, чтобы за ужином их было четверо, и он собирался при первой же возможности ускользнуть, оставив Антона наедине с его очаровательной подружкой.
Он понимал, что ему не стоит возвращаться в дом своей тетки, чтобы не скомпрометировать кузена. И в то же время не представлял себе, как устоять перед непреодолимым желанием зайти в отель «Захер», чтобы встретиться с Гизелой.
Когда Антон сказал, что они пойдут ужинать в клуб «Иоганн Штраус», у Миклоша мелькнула мысль, что там может быть и Гизела.
По пути в клуб он забыл об этом, но войдя, увидел ее танцующую с отцом, и сердце его замерло.
Это было потрясение. Миклошу показалось, что его ударили по голове, и он утратил способность рассуждать трезво.
Вернувшись за столик, Гизела села спиной к Миклошу, и он подумал, что она вряд ли повернется и заметит его, тем более что гостей все прибывало.
Видеть ее было так сладко и в то же время так горько, что Миклоша стали одолевать сомнения, не уйти ли ему.
В конце концов он пришел к выводу, что если уйдет, не притронувшись к блюдам, которые только что так придирчиво выбирал, это повлечет за собой необходимость давать объяснения, а этого ему совсем не хотелось.
Пока Антон любезничал со своей танцовщицей, Миклош как зачарованный любовался волосами Гизелы, освещенными светом больших хрустальных ламп. Тугие рыжеватые локоны блестели так ярко и были такими живыми! Прелестная головка Гизелы была похожа на нежный цветок на стройном стебельке.
Когда началась ссора, Миклош не сразу понял, в чем дело. Но Гизела притягивала его, и он сам не заметил, как оказался рядом с ней.
Что касается Гизелы, то она не сомневалась, что это ее молитвы привели к ней Миклоша в трудную минуту.
Рана отца оказалась гораздо серьезнее, чем он сам предполагал.
Миклош взял на себя заботу о нем. Он перенес Феррариса в карету герцога, отвез его в отель «Захер» и пригласил доктора, который прибыл как раз вовремя.
Миклош давал указания слугам в отеле, и они повиновались ему беспрекословно.
Доктор обработал рану и перевязал ее. Оставив раненого в спальне, он вышел в гостиную, где сидела Гизела, и сказал ей:
– Прежде всего, фрейлейн Феррарис, вашему отцу необходимо хорошенько выспаться. Не беспокойте его до утра. Я приеду пораньше и привезу хирурга из госпиталя, который еще раз осмотрит рану.
– Он ранен… опасно? – испуганно спросила Гизела.
– Честно говоря, не могу вам сказать, – ответил доктор. – Но, учитывая, насколько важна для вашего отца работоспособность правой руки, нельзя допустить ни малейшего упущения.
Доктор уже собрался откланяться, но Гизела остановила его, с тревогой спросив:
– Что вы имеете в виду? Что может случиться с его рукой? Господин Эстергази сказал, что рана поверхностная.
– Будем надеяться, моя дорогая, – ответил за него Миклош, – но доктор прав: мы не должны допустить ни малейшей небрежности.
– Я… мне страшно!
Она подняла на него свои огромные глаза. Миклош обнял ее за плечи:
– Я обо всем позабочусь. Твоего отца осмотрит лучший хирург, и я уверен, что все будет хорошо.