Карманный оракул (сборник) - Дмитрий Быков

То есть болтает, страшно, но по временам весело – даже в трюме. В нулевые все дружно ждали чего-то ужасного, и чем тише была морская гладь, тем ниже падал барометр. Настроение это нагляднее всего выражается тургеневской формулой из «Клары Милич»: «Хорошо-хорошо, а быть худу». Объясняется это просто: все чувствовали – совесть-то заткнулась еще не окончательно, – что благополучие это построено, по выражению Анны Козловой, «на гнойной ране»; что оно как бы не совсем заслуженно, не заработано; что всем нам, согласным и несогласным (а последних почти не осталось), придется за него расплачиваться и возмездие близко. Вот почему даже лояльнейшие авторы вроде Сергея Минаева облекали пророчества вроде «Media sapiens» в форму романа-катастрофы (катастрофу устраивали олигархи, затаившиеся в Лондоне); вот почему в «Метро 2033» Дмитрия Глуховского опять-таки возникал постапокалиптический мир, хотя апокалипсис случился по вине Штатов. Будущее везде выходило ужасным, тоталитарным, нищим, кровавым – в «Параграфе», в «Новой земле», во франко-американском «Вавилоне нашей эры» Кассовица (там Россия и Восточная Европа вообще выглядели диким полем, по которому шляются террористы), в «Смертельной гонке» – не особенно удачной американской кальке «Новой земли»… Везде дождь, грузовики, автоматы, пустоши и борьба за выживание. Утопий не появилось вовсе, если не считать публицистического опуса Михаила Юрьева «Третья империя», который, однако, на вкус среднего российского читателя, не одержимого идеей вселенского величия России, выглядит похуже иного романа-катастрофы. В сущности, между «Третьей империей» Юрьева и «Днем опричника» Сорокина разница лишь в объемах. Впрочем, сблизились теперь и они, ибо к «Дню опричника» прибавился «Сахарный Кремль».

Дело не в том, что будущее России рисуется большинству либералов в мрачных тонах: либералов тут всегда немного, на их прогнозы можно бы и плюнуть. Дело в том, что почти все граждане современного мира, не только россияне, видят впереди глобальный катаклизм – ядерный, экологический или техногенный. В российской фантастике количество мрачных моделей будущего – в основном, конечно, тоталитарных, реже террористических – достигло критической массы: один известный редактор предложил вешать на входе в издательства плакат «С антиутопиями не входить». Авторами этих сумрачных будущих миров выступают коммунисты, нацболы («316, пункт “В”» Эдуарда Лимонова – о тоталитарном политкорректном Западе), пассионарии, чьи убеждения шире любой политической программы («2008» Сергея Доренко), и везде прогноз одинаков: каждой стране достается то, чего она больше всего боялась. Америке – разгул дисциплины, России – разгул безвластия, Европе – разгул политкорректности и торжество воинов ислама («Мечеть Парижской Богоматери» Елены Чудиновой). Все эти кошмары, разноприродные по сути, будут одинаковы визуально: все те же кислотные дожди, люди в униформе, автоматы, проклятья на восточноевропейских языках, ночные обвалы, толпы беженцев. В Штатах, правда, жанр фильма-катастрофы несколько увял сразу после 11 сентября, когда реальность превзошла фантастику, – однако сегодня и там продолжают снимать всякую «Я – легенду». Больше того: американцы, похоже, избывают ужас с помощью распространенного психологического тренинга – жмут на больную мозоль, пока она не потеряет чувствительность. Эвакуация Нью-Йорка, обрушение небоскребов, паническое обращение президента – нормальный антураж современного американского блокбастера, почти клише.

В чем причина? Она проста: антиутопия – неизбежно самый распространенный жанр в сытом, политкорректном, консьюмеристском мире. Месть со стороны самой человеческой природы: человек не может все время потреблять и считать это смыслом жизни. Рано или поздно ему начинает казаться, что все это как-то незаслуженно. Что Бог вовсе не отменил историю, а только терпит, надеясь, что человечество одумается. А поскольку оно никак не одумывается, скоро он за весь этот культ потребления накажет так, что мало не покажется. Думаю, из всего человечества в конец истории верил один Фукуяма. Остальные на подсознательном уровне понимают, что конец истории наступит только тогда, когда человек усовершенствуется до ангела. Пока этого не произошло, история будет состоять из крови, грязи и работы; и если для кого-то она состоит из виндсерфинга, закупок и педикюра – это только увеличит количество крови и грязи в будущем. С этим «встроенным напоминателем», как назывался один из рассказов Пелевина, ничего не поделаешь. И потому человечество, неустанно и с удовольствием потребляя, продолжает неутомимо запугивать себя: не только чтоб вкуснее кушалось (хотя, конечно, острота ощущений играет тут не последнюю роль), а чтобы помнилось о фундаментальных вещах. Потребитель ведь вырождается очень быстро – к хорошему легко привыкаешь; он перестает думать об окружающих, напрягать мозги, помнить о смерти. Чтобы не выродиться, человечество играет в апокалипсис, не переставая готовиться к концу света – как глобальному, так и индивидуальному, своему для каждого.

И знаете – мне кажется, что и весь нынешний финансовый кризис не более чем глобальная, хорошо срежиссированная инсталляция на ту же тему. Разговоры о крахе Америки, о неизбежном падении рейтингов отечественного дуумвирата, о том, что и России, встроенной в глобальный мир, не удастся отсидеться в стороне… Ясно ведь, что никакого тотального обрушения американской экономики не будет. В душе все это понимают, как ребенок, рассказывающий в пионерлагере страшное, ни на секунду не верит в собственный сладкий ужас. И насчет падения рейтингов российской власти, и насчет конца эпохи потребления, и даже насчет гибели Европы от поджигающих машины ракалий – все это сказки, грезы больной совести. Доказывающие, что она еще трепыхается, бьется, как речка подо льдом.

Так что у меня для вас две новости, и обе хорошие. Первая: Россия в ближайшее время не испытает сколько-нибудь серьезных проблем, и ни система власти, ни идеология, ни образ элиты радикальным образом не поменяются до самого 2012 года, а то и дольше. Вторая: поскольку, судя по апокалиптическому отечественному искусству, почти вся Россия понимает, насколько незаслуженно, криво и уродливо это стабильное процветание – совесть в нас еще не умерла. И доживет, по всей вероятности, даже до 2012 года.

Любопытно, что сегодня жанр антиутопии сдох, а жанр утопии пока не народился, но шансы у него есть. Почему? Потому что как не надо – мы уже видели. Пора рассказать, как надо, – страшная тоска по личному видению будущего России, созидатель ной и умной, носится в воздухе. Несколько таких книг, насколько я знаю, уже находится в работе. И далеко не все они – о правильной бандитской России на отвоеванном клочке чужой земли.

Тайное общество: третий завет для убогих

После Ветхого и Нового Заветов многие ждут третьего. На самом деле третий этап религиозной эволюции начался уже давно, только не все его заметили. В истории религии явственно прослеживаются три стадии. Первая – язычество, вторая – монотеизм, для третьей названия пока не придумано, но мы бы назвали его масонством, только в более широком смысле. Сначала люди верили, что все происходящее на свете – результат деятельности, ссор, соитий и замыслов целого синклита божеств, которые под конец расплодились в незапоминаемом количестве – вплоть до божества каждого отдельного ремесла, ручья и рынка. Затем возобладала монотеистическая концепция: все в руках Единого Божества, которое общается с людьми через Сына или пророка (а к некоторым богоизбранным народам является даже лично, в огненном кусте). Наконец, примерно со времен позднего Средневековья значительная часть человечества всерьез уверовала, что вся мировая история, вся текущая политика и даже необъяснимые покуда сверхъестественные явления – результат деятельности тайных обществ, секретных орденов и всемирных заговоров.

Покамест эта религия не может конкурировать с христианством или исламом, но Москва не сразу строилась – в конце концов, христианство и язычество тоже сосуществовали довольно долго, пока язычество не сдало свои позиции окончательно (впрочем, оно и теперь еще в моде в некоторых общинах, а в России его рудименты торчат отовсюду). Вера во всесильные тайные общества, правящие миром, строго законспирированные и обнимающие собою все сферы нашего бытия – очередная эволюция религиозного чувства. Она так же иррациональна, как вера в Бога-творца или Зевса-громовержца; она породила такую же обширную и богатую мифологию; впору издавать «Легенды и мифы тайных братств» – правда, если авторов греческих мифов мы не знаем, а евангелистов представляем себе весьма приблизительно, то Дэн Браун – вот он, и предтеча его Уилки Коллинз тоже отлично известен. Все меньше на свете людей, для которых не чрезмерны нравственные требования христианства, людей, которым по плечу серьезное метафизическое усилие вроде веры в воскресение мертвых. Новая вера – результат серьезной деградации человечества, его, так сказать, опопсения. Она не только ничего не требует, но и оправдывает все наши грешки, снимая с рядового гражданина всякую ответственность: судьбы мира решаются где-то там, их вершит мировая закулиса, и от нас с вами ничего не зависит. Язычество – детство земного населения: молодое человечество верило почти поголовно, и лишь немногие скептики догадывались о естественном происхождении грома или ветра. Христианство – романтическое отрочество, вера, требующая отваги, самоотречения и всечасной готовности к гибели. Сегодня, вступив в период мудрой зрелости, человечество четко разделилось на тех, кто способен верить в Бога, ведя себя при этом соответственно, – и тех, кто предпочитает верить в мировую закулису. Возможно, сосуществование христианства и так называемого масонства продлится вечно – нельзя же, в самом деле, требовать от примитивных людей, чтобы они читали Евангелие и следовали ему! А их религиозное чувство меж тем требует выхода, мир должен быть объяснен – вот и пусть они пользуются скромным суррогатом в виде квазирелигии, попсовой веры в сионских мудрецов, акул Уолл-стрит или хорошо спрятавшихся тамплиеров.