Опасность - Лев Гурский

— Константина пригласите, девушка, — машинально произнес я, и тут, наконец, до меня дошло. — Это что, действительно мавзолей? — недоверчиво уточнил я. — Вы не шутите?!

Девушка на том конце трубки издала глубокий вздох.

— Господи, — пробормотала она, — ну когда это кончится?.. Мавзолей, мавзолей, на Красной площади. Красное такое здание у Кремлевской стенки. Довольны?

— Извините, бога ради, — начал оправдываться я. — Мне просто раньше и в голову не приходило, что и мавзолее, кроме усопшего вождя, есть еще и девушка с таким обворожительным голосом.

— Нас здесь много, — несколько смягчившись, поправил меня обворожительный голос. — Целый штат. Так звать мне к телефону Константина Петровича или нет?

Замечательно, подумал я. Значит, у Кости, в скобках, мумии, есть отчество Петрович. Стало быть, полузатертый номер из лебедевского ежедневника по-прежнему функционирует. Оно и понятно: служить засушенному вождю можно без хлопот всю жизнь. Работка непыльная, в центре Москвы, полно туристов и жалованье, наверное, очень приличное. И молоко положено за вредность.

— Константина Петровича? — переспросил я. — Знаете, я, пожалуй, перезвоню позже. Тут очередь уже собирается у телефона-автомата. Уже монетами в стекло стучат… — Для убедительности я побарабанил собственной монетой по поверхности вблизи стоящей стеклянной вазочки и повесил трубку. Не будем торопиться, решил я. Хватит пока мне факта простого наличия в природе этого Кости. Маленькая, но зацепка. Крохотный, но результат моего визита в лебедевскую квартиру. Правда, для того чтобы добыть этот несчастный телефонный номер, совсем необязательно было вызывать сюда вооруженных оперативников. Вполне было бы достаточно одной универсальной отмычки. А теперь вот — жди неприятностей от начальства. Впрочем, нам не привыкать чесать левой рукой правое ухо и играть в ковбоев с большой дороги. Всю жизнь чешем и играем.

Возвращаясь к себе на Лубянку в переполненном вагоне метро, я попытался было сочинить для Голубева более-менее связное объяснение утреннего происшествия и как-нибудь понадежнее замотивировать факт применения «коммандос» для штурма пустой квартиры. Но мои ухищрения оказались напрасными.

Первый же человек, встреченный мною на нашем этаже Управления, оказался Дядей Сашей.

— Крепись, Макс, — обрадовал меня он. — Не ты первый, не ты последний. Черт с ней, с этой группой поддержки. Я вот почти месяц без нее прекрасно обхожусь. Сам себе поддержка — и ничего.

— Генерал не в духе? — грустно поинтересовался я у Филикова.

— Мягко сказано, старик, — ответил Дядя Саша, не оставляя мне никакой надежды. — Мягко сказано «не в духе». Чем ты его так завел? Бросил корольковских парней на штурм Елисеевского гастронома?

— Почти угадал, — кивнул я, особенно не вдаваясь в подробности.

Филиков сердобольно похлопал меня по плечу.

— Погляди на нашего Потанчика, — предложил он, — и тебе сразу станет легче. И улыбка, без сомненья, вдруг коснется ваших глаз.

Как раз в эти минуты тихий Потанин, ссутулившись, пробежал по коридору. Помимо обычной гримасы безнадежной скорби его лицо сегодня несло еще один скорбный отпечаток — здоровенный синячище под глазом, кое-как припудренный. Мы с Филиковым переглянулись.

— Никогда не женись, — шепотом посоветовал мне Дядя Саша и заорал на весь коридор: — Привет, Потаня! Вали сюда!

Потанин безропотно приблизился.

— Привет, Александр. Привет, Максим, — он сунул каждому из нас свою вялую потную ладошку и вознамерился уже бежать восвояси, но Дядя Саша попридержал его.

— Куда ты несешься? Постой с нами, — ласково проговорил он. — Сигареты у тебя есть?

Потанин послушно кивнул, вытащил пачку «кэмела» и остался стоять, страдальчески глядя на Филикова.

— Как дома? Как жена? — стал приветливо интересоваться Дядя Саша, конфисковав себе едва ли не полпачки.

Потанин безропотно стерпел сигаретный рэкет, но от Дяди — Сашиных слов вздрогнул, как будто его ударили.

— Все нормально… — убитым голосом сообщил он нам, машинально ощупав свое лицо. Как будто проверял, на месте синяк или вдруг фантастическим образом исчез. — Ну, я пошел? — он заглянул в лицо Филикову, потом мне.

— Иди-иди, конечно, — сказал я и, когда Потанин скрылся за дверями кабинета номер тринадцать, добавил, уже обращаясь к Дяде Саше: — Чего ты, в самом деле, к человеку пристал?

— Сам виноват, — ответил безжалостный Филиков. — Никто его насильно жениться на ней не заставлял. Сам выбрал и пусть теперь пеняет. Подкаблучник, смотреть противно. А раньше ведь не был таким размазней.

— Эх, Дядя Саша, не любишь ты ближнего своего, как самого себя, — со вздохом объявил я.

— Да, Макс, такое уж я говно, — с траурной физиономией подтвердил Филиков и неожиданно напомнил мне: — Кстати, тебя генерал заждался. Он-то тебе сейчас покажет любовь к ближнему…

И генерал действительно показал. Выдал по первое число. Припомнил мне Лимонадного Джо, ковбоев, а заодно и депутата Безбородко, который, оказывается, успел накатать новую «телегу». Уже непосредственно Голубеву и непосредственно на меня. У меня все лицо затвердело в гримасе раскаяния и язык одеревенел от бесчисленных повторений «Так точно… так точно…», а генерал все еще выпускал пар. Лысина его раскалилась, пальцы бегали по столу, ища, что бы такое сломать. Два отличных карандаша уже пострадали от генеральского гнева, и когда Голубев с ожесточением сломал третий, я понял, что дело не только во мне. Вероятно, кто-то генералу здорово насолил.

Третий карандаш стал последней искупительной жертвой. Смахнув обломки в мусоросборник, Голубев заметно успокоился и проговорил:

— Итак, вопрос решенный. Код твой аннулируется… на три месяца. А там посмотрим на твое поведение. Будут хорошие результаты — решим эту проблему в рабочем порядке.

— Так точно, — как болванчик, отбарабанил я, про себя удивляясь голубевскому либерализму. Три месяца без группы прикрытия было приговором донельзя мягким. Очевидно, я все-таки числюсь в скрытых Любимчиках Голубева… Я мысленно возгордился, однако буквально через пару минут понял, что заблуждался. Генерал просто желал подсластить пилюлю.

— Вот что, Максим, — сказал он странным, едва ли не виноватым тоном. — Есть мнение придать тебе в помощь еще одного человечка. Дело об убийстве твоего физика, как видишь, разрастается, и без напарника тебе не обойтись. Надеюсь, ты не станешь возражать?

— Никак нет, — обрадовался я, дурак, воображая, что Голубев имеет в виду Филикова.

Но Голубев имел в виду нечто принципиально другое.

— Видишь ли, Макс, — пояснил он, — МУР пошел на принцип. Этот Окунь убедил свое начальство, что оба убийства — и Фролова, и Григоренко — есть чисто МУРовское дело, и отдавать их нам — значит бросать тень на честь своего мундира. Они и министра своего сумели настроить точно так же…

— Ну, а мы? — осведомился я, по-прежнему ничего не понимая. — Мы-то своего министра убедили?

— Само собой, — невесело усмехнулся Голубев. — Произошла встреча в больших верхах, закончившаяся, как всегда, гнилым компромиссом.

— То есть? — я все еще не понимал, что меня ждет.

— То и есть! — сердито сказал генерал. — Одним словом, напарник у тебя будет из МУРа. Решено взять дело в совместную разработку.

Я чуть не застонал вслух. Повесить на себя еще и эту обузу! И не просто обузу, а настоящую гирю, которая будет мне мешать на каждом шагу. МУРовскому начальству, разумеется, на обоих мертвых физиков начхать было с высокой колокольни. Но такой блестящий шанс напакостить Минбезу они не могли упустить. Я уже догадывался, что из золотого фонда сыскарей они мне напарника вряд ли выделят. С Яшей Штерном, допустим, мы бы поладили, только они не такие дураки, чтобы посылать Штерна на подмогу Минбезу. Скорее всего, они нас осчастливят каким-нибудь зеленым прыщавым стажером, который по малолетству станет хлопать удивленно глазками и сбивать с толку школьными вопросами. Не будет этого, решил я про себя. Дыхнуть стажеру не дам. Будет с утра до вечера перебирать бумажки. Их-то, бумажек, у меня целый кабинет и маленькая тележка.

— Так точно, — произнес я, наконец. — Будем работать с напарником.

— Вот и ладно, — обрадовался Голубев. Кажется, он опасался, что и я пойду на принцип и откажусь. Да какие у меня принципы, бог с вами? Дайте нормально работать, и мне больше ничего не надо. Принципы можете забирать себе и ими с удовольствием не поступаться.

— Разрешите идти? — спросил я.

— Пойдем, Макс, — генерал осторожно взял меня за локоть, наверное, опасаясь, что я вдруг передумаю и вырвусь. — Он, видишь ли, уже здесь.

— Кто? — недоуменно переспросил я.

— Напарник твой новый. В приемной дожидается. Я недоверчиво покосился на генерала. Когда я проходил через приемную в голубевский кабинет, никакого там напарника не наблюдалось. Может быть, позже заскочил?