Цена Суассона - Владимир Дугин

- Приступы? Да, бывали, и я знаю, что нужно делать в таких случаях, у меня есть специальные таблетки. Пустяки, отдохну денек-другой, и все пройдет.

- Желаю вам скорее поправляться, сэр. Вы доедете сами? Может быть, вызвать такси?

- Нет-нет, не беспокойтесь.

Она с озабоченным видом проводила меня до двери, поддерживая под локоть, как будто боялась, что я могу упасть. "Нерастраченная материнская нежность, - подумал я. - Бедная старая дева!"

Тронутый ее предупредительностью, я сказал:

- Звоните мне, если возникнут какие-нибудь трудности, мисс Макгроу.

- Но куда, сэр? Я ведь не знаю... Право, не хотелось бы вас тревожить.

- Я буду дома. Ничего, ничего, не стесняйтесь. Запишите номер моего телефона. Но это не для всех, как вы понимаете. Не хочу, чтобы меня беспокоили клиенты.

Она вытащила из кармашка своего жакета английского покроя маленький блокнотик и изящный золотой карандашик, отогнула обложку и приготовилась писать.

- Да сэр?

Я на секунду заколебался, уже жалея о своем первом порыве сентиментальности, но потом отбросил привычную, но явно излишнюю в данном случае осторожность и назвал номер. Машинально я следил за тем, как кончик ее карандаша выводит четкие, крупные цифры. Вероятно, она страдала легкой дальнозоркостью, хотя и не носила очки.

Дома меня ждал еще один сюрприз - автоответчик записал телефонограмму Дженнифер. Торопливо, сдавленным голосом, как бы опасаясь, что ее подслушивают, она назначала мне свидание... Но срок его, к сожалению, уже давно прошел.

Зато звонок мистера Скала застал меня дома.

- Вы следите за новостями, мистер Майнер?

- Да, конечно.

- Во что превратился Сидней! Взрывы, перестрелки, поджоги...

Это было явным преувеличением - инциденты, подобные тому, о котором он говорил, случались в почти трехмиллионном городе и прежде. Тем не менее, в его голосе звучало неподдельное огорчение, вероятно, он был искренне опечален необходимостью расстаться с двумя своими подручными. Для меня его звонок явился свидетельством того, что он не приписывает свою потерю моему предательству. Впрочем, не худо было кое о чем ему напомнить, и я сказал:

- Я же вас предупреждал, мистер Скал. Известный вам особняк окружен зоной повышенной опасности. И не только для меня.

- Конечно, конечно, я вас ни в чем не виню, Дэн.

Это могло быть попыткой усыпить мою бдительность, тем более, что тут же последовало приглашение на очередное рандеву, на этот раз - в район портовых складов.

- Там тебя вполне могут спустить на дно с ящиком цемента на ногах, приободрил меня Гриша, когда я поведал ему о нашем разговоре. Я и сам понимал, что иду на большой риск. Но выхода у меня не было.

21

Людского мяса фунт - от человека!

В.Шекспир

По виду это был обычный кусок сырого мяса, сочащийся кровью. Он лежал в алюминиевой рифленой коробке-боксе, запаянный в прозрачный пластиковый пакет и обложенный полурастаявшим льдом. На крышке бокса была наклеена этикетка из желтоватой бумаги с надписью: "СРОЧНО. ДОНОРСКИЙ ОРГАН". Кроме этой надписи там были еще какие-то слова по-латыни и цифры, которых я не понимал.

- Вот почему мы нуждаемся в вашей помощи, Дэн, - сказал мистер Скал покачивая головой. - Ценная вещь, которая могла бы спасти кому-нибудь жизнь или сделать неизлечимо больного человека здоровым, пропала, испортилась, превратилась в кусок собачьего корма только потому, что запоздала с доставкой.

- Но ведь подобные грузы, как и лекарства получают "зеленую улицу", заметил я.

- Да, но только в том случае, если есть сертификат, подтверждающий легальность посылки. Как вы понимаете, получение такого документа иногда сопряжено с большими трудностями... Взятки делают наш бизнес нерентабельным, а зачастую даже убыточным. Ох уж эта наша вечная бюрократия! Бумажки, бумажки, всюду бумажки! Человеку не верят.

- Вы имеете в виду вот эту наклейку? - указал я на крышку коробки. По-моему, подделать ее совсем не трудно.

- Нет, такие номера уже не проходят, - я легким сожалением возразил мой собеседник. - А все потому, что кое-кто не умеет тонко и умно вести дела. Наследят, напачкают, а потом удивляются, что люди от них отворачиваются, не хотят связываться, что общественность поднимает шум. Порочат благородный, гуманный бизнес...

- Были примеры? - вяло поинтересовался я. Меня уже начинало подташнивать в этом складе, напоминающем мясную лавку.

- Конечно, сколько угодно! Совсем недавно, например, в Питере один болван засыпался на подделке больничных сертификатов. Он скупал в моргах городских больниц глазные яблоки и перепродавал роговицу для пересадки через Латвию в Италию. Счет шел на тысячи штук, прибыль баснословная. Неужели нельзя было заплатить кому следует и получить настоящие документы? Так нет, пожадничал, начал лепить туфту и, конечно, попался.

- Неужели это такое денежное дело?

- Подумайте сами. Сердце, почки, печень стоят на подпольном рынке Германии по 30-40 тысяч марок за штуку. Полный забор еще теплых донорских органов дает прибыль порядка сотни тысяч долларов с каждого тела. Правда, организовать разделку столь оперативно обычно не удается, и мы торгуем, главным образом, замороженным материалом, но все равно игра стоит свеч.

- Откуда же вы берете, как вы выражаетесь, "материал"? Из больничных моргов?

- Это лишь один из источников, не самый выгодный и обильный, хотя и довольно безопасный, почти легальный. Есть и другие.

- Какие же, если не секрет?

- Надеюсь, вы понимаете, что точных адресов я вам не сообщу, хотя бы из соображений коммерческой тайны. - Он многозначительно улыбнулся. Знаете, как информировали прежде нашего читателя о новинках военной техники? Советская пресса, связанная по рукам и ногам инструкциями о секретности, сообщала о зарубежных достижениях, сопровождая все это намеками, что, мол, и у нас есть вещи ничуть не хуже. Вот и я - скажу вам только, что мировой черный рынок донорских органов - есть такой, и весьма богатый, - питается, по сообщениям средств массовой информации, материалом, поступающим из психиатрических клиник Бразилии, от бродяг и бездомных Индии, взятым у пленных и убитых в боях на территории распавшейся Югославии. Проскальзывают сообщения, что кое-что поступает и из районов межнациональных конфликтов в странах СНГ. Под шумок, так сказать.

- И ко всем этим источникам вы имеете доступ? - Мой тон выражал сомнение, скрывать которое я и не собирался.

- Нет, конечно. Нам пока хватает родимого дешевого сырья. Вы, очевидно, слыхали, что в одной только Москве ежегодно пропадает без вести несколько тысяч человек. В основном это бомжи, старики, психически больные люди, пьяницы, дети, сбежавшие от родителей. Находят лишь очень немногих. Вы никогда не задумывались, куда деваются остальные?

- Как-то не приходилось. Но неужели и детей...

- На них особый спрос. Тут часто требуются даже и не доноры, а... Как бы это сказать... Ну, словом, объект в целом и неповрежденном виде. Часть идет на усыновление и удочерение - большой спрос в развитых странах, где падает рождаемость, а часть - на потребу любителям-педофилам.

- Вы так спокойно об этом говорите...

- Что поделаешь, мой милый, я профессионал. Думаю, что и вы с вашим опытом воспринимаете все, что я вам говорю, гораздо спокойнее, чем рядовой обыватель.

- Но все же дети... - Боюсь, мое лицо выражало больше, чем мне хотелось бы.

- Да, конечно, я понимаю. Но в основном мы стараемся относиться к ним гуманно - в меру возможного. Должен вам сказать, они быстро привыкают, в какое бы место не забросила их судьба. Многие даже довольны - после голодной-то бродяжьей жизни, после побоев пьяных родителей... Иногда, правда, бывают накладки.

- Накладки?

- Да. Большой скандал, например, разгорелся, когда радио Баку сообщило, что у какого-то трехлетнего мальчика изъяли для пересадки больному саркомой плечевую кость, причем, без анестезии... Так, кажется, было нужно медикам - для лучшей приживаемости пересаженной кости. Впрочем, не знаю, может быть, просто украли обезболивающий наркотик. Знаете, как это у нас бывает.

Мистер Скал говорил спокойно, эмоции проскальзывали в его тоне лишь тогда, когда он возмущался убытками, понесенными из-за нерасторопности своих коллег по бизнесу.

От этого чудовищного цинизма у меня во рту появилось ощущение горечи, я невольно сжал кулаки. Кажется, он ничего не заметил - в складе царил красноватый полумрак.

"Впрочем, чем хуже он того толстомордого, похожего на мясника хирурга, который с экрана телевизора жаловался, что его больнице не разрешают реализовать "отходы", невостребованные родственниками умерших, подумал я. - Или той медсестры, что когда-то, сладострастно заглядывая мне в глаза, с легким румянцем, вдруг появившемся на увядших щеках, медленно втыкала под мой нарывавший ноготь тупой скальпель!"

- Зачем вы меня сюда притащили? - спросил я, не скрывая отвращения. Разве нельзя было обо всем договориться где-нибудь в другом месте.