Цепная реакция - Андрей Кивинов

— Ладно, черт с ним, с музеем… А на дом тоже из-за Ритки навела?!

— Какой дом?

— На мой! В смысле — не на мой, а… Где коллекция орденов!

— Да ты что, Леш? Я не наводила… Клянусь… Чем хочешь клянусь!

— Ну да! Они про эти ордена, наверно, в газете прочитали…

Вика собралась возразить, но вдруг, вспомнив о чем-то, посмотрела на Быкова словно на Ленина, вышедшего из мавзолея на вечернюю прогулку.

— Боже!..

— Обозналась. Я по другому ведомству…

— Я ж Ритке рассказывала… Про ордена. И про антиквариат советский. И про сейф…

— Зачем?

— Ну, так… Болтали просто… Она все про тебя расспрашивала. Я же не думала, что… А Ритка потом, наверное, Стасу и выложила… Леш, а что ей будет?

— Электрический стул в газовой камере! — раздраженно бросил Быков, но, взглянув на перепуганную Вику, сдержался. — Смотря по тому, что Стас скажет… Ты не о сестре, а о себе лучше думай! За музей по-любому отвечать придется.

— Лешенька… Прости меня, пожалуйста… Миленький мой… Прости!

— Ну, тихо, тихо… Не плачь…

Леха хотел достать ее платок, но обнаружил, что карман оторван в схватке с лучшим другом.

Но, самое странное, сейчас он не испытывал к Вике никакой злости. И даже если бы она сейчас вот заявила, что дала наколку лично, из корыстных побуждений, злость не появилась бы. Ну — так, легкая обида. Прав лучший друг, любовь контузит сильнее гранаты. И опережает самую быструю пулю. И с этим ничего не поделать. Умом понимаешь, а вот другими местами — не очень.

Леха приблизился к ней и положил руку на плечо, точно Ленин своей матери на картине «Мы пойдем другим путем». Вика вскочила с табурета и вцепилась в липового олигарха обеими руками, будто в мешок с баксами.

— Лешенька, не бросай меня… Пожалуйста… Я ж совсем пропаду… Лешенька…

— Ну ладно, ладно… Ты чего?

Он обнял ее и принялся гладить по голове, словно раскаявшуюся грешницу.

— Перестань! Я ж сказал, что не брошу. Если б хотел бросить, сюда бы не привез… Ну все, все… Успокойся!

Вика по-детски всхлипнула и подняла на него заплаканные глаза.

«Нет, она не играет. Так не смогла бы сыграть даже Джулия Робертс».

— Прости, Леш…

— Проехали, говорю! Сядь вон, посиди…

Леха отошел к окну и некоторое время смотрел через заляпанное краской стекло на погружавшуюся во тьму лужайку. Потом вернулся к служебным обязанностям.

— Слушай, а где может быть Стас?

— Не знаю… Это же Риткин знакомый. А я его только один раз видела. Мельком… Хочешь, у нее спрошу?

— Она не скажет.

— Почему?

— По многим причинам…

Быков похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Потом, вспомнив, что отдал их дяде Жоре, снова мрачно уставился на темный пейзаж за стеклом.

— Леш, — начала вспоминать «подозреваемая», — они с Риткой в начале августа в Борисово ездили. На машине. Это здесь, под Юрьевском, километров сорок по воронежской трассе… Рита говорила, у него тетка умерла и дом в наследство оставила. Стас еще ей сказал, что жить там все равно не будет. От города, типа, далековато. Просил покупателя подыскать.

Она осторожно приблизилась к Быкову и прикоснулась к его руке.

— Леш… А зачем ты упакованным прикидывался?

— Тебе понравиться хотел…

— Очки, вообще-то, тебе идут.

Выслушав доклад возвратившегося из «бегов» Лехи, Иван Николаевич Кленов несколько секунд раздумывал, а потом подвел неутешительную черту:

— Я тебе, Алексей Романович, вот что скажу… Репин с его ненаглядной супружницей и Елагин с его стрельбой и прочими личными проблемами, даже если взять их вместе, по сравнению с тобой — зайчики. Белые и пушистые… Ничего. Скоро с вами настоящий психолог разбираться будет… И потом… Ты что, позвонить не мог?! Мы тут уже планы строили, как тебя обкладывать.

— Трубка села, — голосом могильного землекопа ответил Быков.

— А с Репиным и с этим, как его… молодым из уголовки… спокойно нельзя было разобраться?! Без мордобоя?! Взрослые люди, офицеры, а ведете себя, как пацаны на школьном дворе… Кто-то из жильцов даже «ноль-два» вызвал. Бандиты, мол, на глазах у всего дома ментов мочат… Не перепились еще на Руси, оказывается, сознательные граждане.

— Николаич, да я на эмоциях был… А Толян подвернулся под горячую руку… Как он, кстати?

— Еле ходит. Колено распухло. Его Сорокин домой повез. Если что — больничный ты ему оплачивать будешь. — Кленов глянул на подчиненного зло, как бык на тореадора. И вдруг взорвался: — Это ж сказать кому! Собровцы друг у друга задержанных отбивают!.. Или тебе на тренировках мозги окончательно поотшибало?! Так имей в виду: мне безмозглые не нужны! Я не посмотрю, что…

— Ну, виноват я, виноват! Позвоню Толяну, решу проблему… Лучше скажи, Николаич, чего теперь делать-то?

— То и делать! Мирона для начала найти, пока за границу не улизнул.

— Да я не о Мироне! С Викой что делать? Ее ж с ходу упакуют, в одну калитку.

— А что ж ей — почетную грамоту от министерства выдать?!

— Погоди, Николаич… — оживился Леха, просчитав вдруг какую-то перспективу. — Но ведь… Если Миронов не даст против нее показаний, то ее и не посадят… А если его не поймают, так точно не даст.

— И что? Предлагаешь его не ловить? Так это не выход. Не мы, так другие поймают. До конца жизни не пробегает.

— Нет, почему? Других не надо. Сами упустили — сами и поймаем.

— Тогда и заговорит, — усмехнулся командир. — Сам знаешь: менты, в том числе и бывшие, легко колются. Наверное, потому что знают, как колют.

— А если так поймать, чтоб не заговорил?..

По пробежавшей по челу Кленова тени было понятно, что идея его не вдохновила. Хотя и правозащитника он из себя строить не стал.

— Ты мне ничего не говорил, а я тебя ни о чем не спрашивал… — тихо, но отчетливо произнес он.

И, наклонившись к селектору, привычным тоном рявкнул:

— Дежурный! Отделение — на выезд!

Прикрыв глаза, Леха вполуха слушал пожилого участкового в майорской форме, трясшегося на сиденье позади, рядом с Елагиным.

— Так ведь сдуру-то, как говорится, можно и того… — хохотнул тот. — Очень важный хрящик повредить. Дураков у нас, как известно, хоть отбавляй. А хуже дурака только кто?

— Кто? — переспросил Елагин.

— Дурак с инициативой. Это вообще мрак. Мне свояк покойный — он в райцентре раньше работал, тоже участковым — давно еще рассказывал… Когда при Горбаче вся эта херня по борьбе с пьянкой завертелась, к ним нового начальника горотдела прислали. От «старшего брата». Из КГБ, стало быть, выперли и отправили в милицию. Для усиления. Будто у нас своих дураков не хватало… Ну, тот, чтобы себя показать, давай с места в карьер рейды устраивать. По самогоноварению, по подпольной торговле водкой, по притонам… Что ни выходной — то очередной рейд. И по ночам тоже. Приказал, чтоб за месяц на каждом участке не менее десяти подпольных торговых точек прикрыть. Вроде, значит, до него никто ни хера не делал, а как он пришел, так сразу борьба пошла… Начальник уголовного розыска попытался объяснить этому деятелю, что глупость тот затеял. Да какой там… Сам знаешь, как у нас: ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак.

Ну, выполнили указание. Позакрывали, значит, подпольные точки. Отчитались наверх, что генеральная линия партии успешно исполняется. А спустя некоторое время раскрываемость по кражам в городке — возьми да и упади! В два раза почти. Из областного управления по телефону каждый день трезвонят, мат на мате. Никак понять не могут, что происходит… А все из-за этого руководящего дурака! Ведь больше половины этих точек на уголовку работало. Кто какими вещичками за водку расплачивался, кто ствол по пьяни засветил, кто лишнее что сболтнул — все моментально операм известно становилось. А как их позакрывали — сам понимаешь… Потом, слава тебе господи, дурака этого на повышение забрали, в область. Только того, что он тут за полгода наломал, и за десять лет уже не восстановить было.

До нас у него тогда, слава богу, руки не дошли. Только я самогонщице сразу сказал: будешь борзеть — посажу! А ежели втихую да с понятием, то общий язык всегда найдем. Не трону, торгуй на здоровье… У меня шесть деревень, и в каждой тогда своя такая точка была. Так что и без выпивки не сидел, и всегда знал, где что происходит.

— А сейчас?

— Сейчас в деревнях воровать нечего. А скоро и не у кого будет. Как уйду на пенсию, так и должность мою, скорее всего, сократят за ненадобностью…

Свет фар выхватил из темноты дорожный указатель с надписью «Борисово». Фарид Моторин притормозил на обочине и посмотрел через зеркало в салон.

— Дальше куда?

— Метров через пятьдесят мосток будет, — пояснил участковый, чуть приподнимаясь с места. — Сразу за ним — поворот направо и — третий дом по правую руку. Не перепутаешь. Там забор. Зеленый, но из шифера.