Сознавайтесь, Флетч! - Грегори МакДональд

Шесть часов в Бостоне соответствовали полночи в Риме.

Кто-то покусывал его за ухо.

Прохладное тело прижалось к нему. Набухший сосок терся о предплечье.

Тело пополнее, чем у Анджелы. Немного.

Нога поглаживала его ноги. Вперед-назад, вперед-назад.

— Сильвия!

Даже в темной комнате он увидел разметавшиеся по подушке волосы его будущей приемной тещи.

— О Господи, Сильвия!

— Слишком поздно, дорогой, — она подсунула под него свое правое бедро. — Как писано в Библии: «Они познали друг друга в его сне».

— Это же инцест!

— И что из этого, дорогой?

Теперь она полностью лежала под ним, ее бедра выписывали восьмерку.

Груди вдавливались в ребра.

— О Боже!

Действительно, было слишком поздно.

И оставалась единственная возможность избежать перелома одной из частей его тела.

— Это не инцест, дорогой.

Наконец, улегшись на спину, Флетч смог взглянуть на фосфоресцирующий циферблат. Только восемь вечера.

— Вы что-нибудь поели? — спросил он.

— Конечно. Зачем мне ждать от вас очередного подвоха.

— Вы сами не так уж просты, графиня ди Грасси.

— Куда вы подевались вчера вечером? Я два часа ждала обеда.

— Пошел прогуляться.

— Я знаю. Сукин сын, — она села. — Только от вас можно ждать такого. Помолоть языком и уйти, оставив меня голодной. Никакой вы не шеф-повар. Вы — сукин сын! То же самое и с картинами — вы лжете, лжете, лжете! Хотите ограбить меня.

Флетч положил руку ей на спину.

— Я оставил дверь незапертой. Швейцар впустил вас в подъезд?

— Мне пришлось ждать, ждать. Вы не отвечали на звонок.

— Я спал.

Сидя в постели, в темноте, графиня ди Грасси заплакала.

— О, Флетч! Вы мне поможете?

— Помогу?

— Вы должны мне помочь.

— Должен?

— Менти умер. Я — вдова. Без гроша в кармане. Без гроша!

— Да.

— У меня ничего нет, Флетч.

— Ну, что-то вы по наследству получите.

— Анджела молодая, красивая. Умная. У нее впереди целая жизнь. А я? У меня ничего нет.

— Она — ди Грасси, Сильвия.

— Она? Я — графиня ди Грасси.

— Я знаю.

— Я вышла замуж за Менти.

— И его картины.

— Это мои картины. Менти хотел отдать их мне. Я в этом не сомневаюсь. Сколько раз он называл их «нашими картинами».

— Сильвия, вы можете меня выслушать? Не мне решать, чьи это картины. Или Менти упомянул о них в завещании, или нет. Если упомянул, они отойдут только вам, или Энди, или вам обеим, в полном соответствии с его волей. Если нет — лишь итальянский суд может определить, кому они принадлежат, при условии, разумеется, что мы их разыщем.

Сильвия легла, крепко прижалась к нему. Флетчу вспомнилось, как она лежала на пляже в Канья, с накрашенными ногтями рук и ног.

— Флетч, скажите мне правду. Вы знаете, где картины?

— Сильвия, я приехал в Бостон, чтобы работать над биографией Эдгара Артура Тарпа-младшего.

Она легонько шлепнула его по груди.

— Вы лжете. Всегда вы мне лжете.

— В данном случае, нет.

— Если вы пишете большую книгу, то где пишущая машинка? Где ваши записи? Вчера вечером я прошлась по квартире. Никто не пишет тут никаких книг.

— Я еще не начал. Меня отвлекали.

— Отвлекали! Вы нашли картины, — он чувствовал боком ее жаркое дыхание. — Где они?

Он уже проснулся. И хотелось ему отнюдь не говорить.

Он промолчал.

Сильвия положила на него ногу.

— Где картины? А, Флетч?

— Вы умело ведете переговоры, Сильвия.

— Вы мне поможете, Флетч. Правда?

— Сначала помогите мне.

— Америка! — вскричал Флетч.

Телефон зазвонил в самый неподходящий момент.

Продиктовали телеграмму. От Энди. Анджелы ди Грасси.

«ПРИБЫВАЮ В БОСТОН ВОСКРЕСЕНЬЕ ШЕСТЬ-ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА. РЕЙС „ТУЭ“ 540. СИЛЬВИЯ С ТОБОЙ? ЛЮБЛЮ. — ЭНДИ».

— Дерьмо, — процедил Флетч. Она никогда не могла уложиться менее чем в десять слов. — О Боже. Что же это я делаю?

— Продолжим, Флетч, — отозвалась с кровати Сильвия.

— Хорошо, — выдохнул Флетч.

Второй звонок уже ничего не прервал.

— Слушаю.

— Ты пьян? — Флетч узнал Джека Сандерса. Из трубки доносился шум редакции.

— Нет.

— Ты спал?

— Нет.

— Чем это ты там занимаешься?

— Не твое дело.

— Все понял. Но ты уже кончаешь?

— Остынь, Джек.

— Подожди, Флетч. Я в запарке.

— Я тоже.

— Действительно, в запарке. Можешь ты выслушать меня? Одну минуту.

— Нет.

— Чарльзтаун в огне. Кто-то решил спалить весь город. А у меня некому готовить статьи к печати.

— И что?

— Один литобработчик пьян в стельку, второй, вернее, вторая беременна и только что уехала рожать. Я ничего не могу поделать. Их дневного сменщика тоже не найдешь. Его жена говорит, что он отправился то ли на хоккей, то ли на баскетбол. Мне недостает трех репортеров. Двое в отпуске, у третьего — грипп. Для литобработки остался один парнишка. Такой материал ему не по зубам.

— Похоже, у вашей газетенки не хватает денег, Джек.

— Да кто мог предполагать, что в обычную октябрьскую субботнюю ночь разверзнется такой ад?

— Надо предвидеть любые неожиданности.

— Ты сможешь приехать?

— Чтобы готовить статьи в номер?

— Да.

— Ты спятил.

— Сам я не справлюсь, Флетч. Не могу я один выпустить целую газету.

— Сколько сейчас времени?

— Без десяти девять.

— Когда ты освобождаешься?

— Материалы на первую полосу сдаются в десять двадцать.

— Джек, меня подозревают в убийстве.

— Тебя — да, но не Ральфа Локе.

— Я не знаю города.

— Зато умеешь складывать слова.

— Я уже забыл, как это делается.

— Пожалуйста, Флетч. Ради нашего прошлого. Я не могу больше говорить.

В темноте Флетч посмотрел на Сильвию, перебравшуюся на его половину кровати.

— Ну, хорошо. Мерзавец.

ГЛАВА 26

— Френк?

— Кто вам нужен, — сонный детский голос. Половина третьего ночи.

— Инспектор Флинн.

Трубка легла на дерево.

— Папа! — донеслось издалека.

После долгой паузы послышался голос Флинна.

— И кто бы это мог быть?

— И. М. Флетчер.

— Благослови, Господи, мой нос. Это вы. Неужели вы выбрали столь необычное время, чтобы сознаться?

— Я в «Стар», Френк.

— И что вы там делаете? Переметнулись во вражеский стан?

— Чарльзтаун в огне. Кто-то поджигает его.

— Понятно.

— Давний приятель по «Чикаго пост» попросил меня приехать и помочь ему.

— У вас есть давний приятель в Бостоне?

— Как выяснилось, да.

— Что он делал в прошлый вторник? Вы спросили?

— Я знаю, что понедельник и вторник — его выходные дни.

— Сколько ни говоришь с человеком, но, напои его, и узнаешь что-то новое.

— Френк, я хотел бы побыстрее закончить этот разговор.

— Вы могли бы и не звонить.

— Извините, что разбудил вас.

— Пустяки. Я всего лишь заполняю время сном.

— Я не могу заставить представителя бостонской полиции по контактам с прессой выслушать меня.

— А кто представляет нас сегодня?

— Некий капитан Хольман.

— А, ну конечно. Он только и может, что говорить от лица полиции.

— Он звонит каждые пятнадцать минут, сообщая все новые факты, но меня слушать не желает.

— Вы же знаете, кто такой представитель полиции по контактам с прессой: человек с двумя ртами и одним ухом, аномалия. Так что вы хотели бы ему сказать?

— У меня тоже есть интересная информация. Наших репортеров в Чарльзтауне, возможно, поболе, чем фараонов.

— Уже и наших. Кажется, вы удалились от дел, мистер И. М. Флетчер.

— Послушайте, Френк. Все очень просто. Одиннадцать поджогов после семи вечера. В основном старые дома, несколько складов, церковь. Никакой связи.

— В домах не живут?

— Нет.

— Вот вам и связь.

— Согласен. На третьем, пятом, седьмом, восьмом и девятом пожарах найдены двухгаллонные канистры из-под бензина «Астро». Такие продают на автозаправках на случай, что у вас кончится бензин прямо на дороге.

— Знаю.

— Я послал репортера, чтобы он выяснил, нет ли таких же канистр и на остальных пожарах.

— А разве в службе выявления поджигателей пожарной охраны еще не обратили на это внимания?

— Нет. Они заняты обычным делом. Наблюдают за зеваками. Не слушают репортеров, показывающих им канистры. Фотографируют.

— Их методы мне знакомы. Утром они встретятся, сравнят полученные результаты, будет чем заняться, пока принесут кофе.

— Поджигателя надо изловить этой ночью.

— Согласен. Дым загрязняет атмосферу.

— Здания горят вокруг Фарберского Холма. Более-менее равномерно по периметру. Первый пожар зафиксирован с севера, второй — с юга, далее — на северо-западе.