Киммерийский закат - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, руководитель страны — в образе простецкого мужика, который и выпить горазд, и официантку в углу зажать, — русским импонирует. Но здесь, на Востоке, восприятие иное. Здесь «большой начальник» должен и выглядеть как большой важный начальник. Здесь «оч-чень уважаемый человек» и выглядеть должен как оч-чень уважаемый человек.
— Что там с отъездом нашего гостя? — сурово поинтересовался у министра иностранных дел.
— Все в порядке с отъездом нашего уважаемого гостя.
— Самолет? Охрана? Погода?
— Заправлен. На месте. Погода на трассе летная, уважаемый Казах-Ата.
— Не надо на людях «Казах-Ата», «Отец Казахов» — с мягким укором остепенил его Оралхан. — Особенно при русских. Пока… не надо.
— Уже понял, уважаемый Казах… Простите, товарищ Кузгумбаев.
В свое время этот же министр, будучи «за столом и без галстуков», убеждал его: «Послушайте, уважаемый, зачем такое длинное имя — Оралхан Изгумбекович Кузгумбаев? Русские в своем Кремле и в газетах восточные имена плохо воспринимаю. “Орал…” и русское “по батюшке” надо бы сократить, пусть остается просто — Хан Кузгумбай».
25
Прервав трапезу, Курбанов едва слышно приблизился к лестнице, ведущей на второй этаж, и прислушался. Телевизор не работал, и вообще из зала на втором этаже не доносилось ни звука. Майора так и подмывало подняться наверх и попытаться убедить Лилиан, что выбор его окончательно склонился в пользу… женщины. Однако, представив себе, насколько решительно и жестко может пресечь все его попытки этот «латышский стрелок в юбке», предпочел трусливо ретироваться в столовую.
Когда Лилиан вновь появилась, Курбанов мельком взглянул на часы и криво улыбнулся: прошло ровно пятнадцать минут.
— Рядовой необученный Курбанов прием пищи закончил! — гвардейским баском доложил он, становясь навытяжку.
— Слишком дурашливо, — презрительно процедила ржановолосая, проходя мимо него и быстро собирая посуду в узорчатый пластмассовый короб, в котором доставила ему еду. — …Что для настоящего офицера непозволительно.
— Признаю. Какой-то странный у нас получается разговор.
— А почему вы решили, что он у нас… «по-луча-ется»? — аккуратно протерла Лилиан клеенчатое покрытие стола.
— В таком случае странно, что он почему-то не получается. Ведь причин для конфликта не существует.
— Вот в этом как раз ничего странного.
— Я могу задать несколько неслужебных вопросов?
— Категорически нет.
— А сугубо служебных?
— У нас с вами не может возникать «сугубо служебных» вопросов. Мало того, я думаю, что ко мне у вас вообще не должно возникать каких-либо вопросов.
— Вы хотя бы имеете представление о том, кто я?
— Если это угроза, то она смешит меня, — невозмутимо поставила его в известность Лилиан.
— Ну, какая может быть угроза? Очевидно, я неточно выразился. Не с того начал, маз-зурка при свечах.
— Не «с того». Это уж точно. В этом, майор, можете не сомневаться.
— То есть я так понимаю — вы знаете, кто я, откуда прибыл и как оказался в Крыму.
— Меня это попросту не интересует. Даже те сведения относительно вас, которыми я вынуждена обладать, никакого интереса у меня не вызывают.
Курбанов попытался язвительно улыбнуться, но и язвительности у него тоже не получилось. Да, на лице появилась некая ухмылка, но уж слишком жалкая.
— Хорошо, в таком случае ставлю вопрос прямо: это вам поручено поддерживать связь со мной? Или же вы не более чем официантка?
— Я не принадлежу к женщинам, которые могут быть «не более чем официантками». Как, впрочем, и кухарками — тоже. Ко мне подобные мерки попросту неприменимы. Для этого существуют другие. Из другой касты.
— Не смею сомневаться, сеньора. Извините, что принял вас за «человека на связи».
Несколько секунд Лилиан гипнотизировала его голубым безумием своих глаз, затем медленно отвела взгляд куда-то в сторону и вверх, под потолок, и только тогда Курбанов уловил на ее губах нечто похожее на едва заметную ухмылку.
— О наших с вами связях, господин Курбанов, поговорим чуть позже. Когда придет для этого срок.
— Считаете, что он все еще не пришел? — попытался съязвить Виктор, следуя за ржановолосой до самой входной двери.
— Вы ведь сами чувствуете, что не пришел. Иначе не вели бы себя так по-идиотски. Или, наоборот, вели бы себя еще более странно…
она вышла за калитку и, словно бы не замечая, что Курбанов пытается провожать, закрыла её у майора перед носом. Причем проделала это со сладострастием тюремщика.
«Записка, — только сейчас вспомнил Курбанов о повелительном женском почерке, предписывающем, что, когда и как ему следует делать в этом монастыре. — Так и забыл спросить, она ли сочиняет эти “романтические” послания. Тогда все сразу же прояснилось бы. Но если не она, — попытался успокоить себя Курбанов, — значит, на связи появится мужик. Возможно, кто-то из сотрудников госбезопасности или даже из бывших цековских работников. И тогда все прояснится само собой, как прояснялось уже не раз.
Впрочем, при любом раскладе, рассчитывать на флирт, на постельную близость с этим Латышским Стрелком, не приходится, — рассуждал майор. — Так что впредь относись к ней, как и следует относиться к… официантке».
Территория «Лазурного берега» напоминала небольшой ботанический сад в миниатюре: три вида сосны, серебристая ель, склонившаяся над микроскопическим прудом, над которым зависал декоративный арочный мостик; ивы, кусты какого-то хвойника… Побродив по этим «дебрям», Курбанов отправился в свой «персональный» тир, где, не поскупились на запас пневматических и малокалиберных патронов, и около часа провел там, отстреливая движущиеся мишени.
«Неделю в таком режиме я, может, и продержусь, — пришел он к мрачному выводу, возвращаясь в свою комфортабельную тюрьму, — но не более. Того и гляди, от тоски начну отстреливать обитателей “Лазурного берега”. Я им такое сафари устрою, что придется вызывать эскадрилью вертолетов, чтобы нейтрализовать меня».
Другое дело, что и в тире, и во дворе мысли Курбанова, в общем-то, были заняты одним желанием — как можно скорее дождаться очередного явления Лилиан. Причем нетерпение его объяснялось несколькими мотивами. Все-таки хотелось выяснить, кто же будет по-настоящему опекать его; и хоть что-нибудь выведать относительно цели этой странной консервации. К тому же он не прочь был прибегнуть к еще одной попытке флирта. Увы — майор понимал это — не более чем к попытке…
В то, что Латышский Стрелок, как решил называть ее про себя Виктор, вообще не имеет никакого отношения к операции, он не верил. Таких женщин попросту так, по штатному расписанию пансионата, к фартукам официанток не допускают. А вот о том, чтобы попытаться затащить ржановолосую бестию в постель, он уже даже не мечтал: все равно, что мечтать о любовных играх с не вовремя разбуженной медведицей.
Включая телевизор, Виктор втайне надеялся, что разгадка его ухода в полуподполье может скрываться в последних новостях. Однако на экране воспроизводились события, уже принадлежавшие истории. Основываясь на архивных видеоматериалах, какой-то журналист пытался воспроизвести «хронику ползучего развала Союза»:
«…Только что состоялся III Внеочередной съезд народных депутатов России, на котором, по существу, планировалось свержение спикера.
…Шахтеры требуют отставки Президента и союзного правительства. На июнь назначены выборы первого Президента России.
…Некий полковник напористо подсказывал коммунистам и всем “союзнонастроенным” советским гражданам, что пора создавать “Комитет по спасению СССР”. Он же подталкивал армейских генералов к тому, что настало время брать власть в свои руки, действуя совместно с генералами милиции и госбезопасности. Причем начинать следует со введения чрезвычайного положения…»
Увлекшись этой телепередачей, Курбанов неожиданно поймал себя на мысли, что она почти не вызывает в нем никакой тоски по почившему в бозе Союзу. Возможно, потому и не вызывает, что он, майор спецназа, прекрасно знал, как близко находилась вся эта агонизирующая империя от грани, за которой в подобных ситуациях обычно разгоралась неуемная гражданская война.
26
Полковник отсутствовал минут двадцать. И все это время генсек-президент с нетерпением ждал его возвращения. Только теперь Русаков осознал, что, пока этот офицер рядом, он может чувствовать себя если не уверенно, то по крайней мере в относительной безопасности. Он вспомнил рассказ одного старого генерала, который на фронте, еще будучи офицером, трижды попадал со своими солдатами в окружение. Так вот, всякий раз он выживал и удачно выходил из кольца только потому, что в самые трудные минуты всегда держался рядом с полковыми разведчиками. Вместе с ними он дважды выползал из окружения через минные поля, болота и вражеские окопы; вместе с ними форсировал речушки, отрываясь от противника при отступлении; вместе дрался врукопашную, когда немцы ворвались в расположение штаба полка.