Трое нас и пёс из Петипас - Вацлав Чтвртек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ясно, – проговорил Руда, как будто в ответ на мои мысли. – Снова переживаешь?
– Помолчи лучше! – попросил я его.
Я поднялся, Руда тоже, и мы потихоньку двинулись к шоссе.
Не знаю, о чем всю дорогу думал Руда, но, когда мы дошли до конца межи, он вдруг остановился и схватил меня за руку:
– Тонда, пойдем!
И повел меня в неизвестном направлении вдоль ржаного поля.
– Куда мы идем?
– Сейчас увидишь!
И вот снова изгородь из кустов боярышника. Сначала я её не узнал, потому что мы подошли к ней со стороны станции. Дороги здесь не было, и кусты росли гораздо ниже и реже. Мы продирались через них так стремительно, чуть не вылетели прямо на клумбы.
– Стой! – прошептал Руда.
Я все ещё не понимал, зачем он снова привел меня сюда. Я поглядывал на него краем глаза. Лицо у него было торжественное, и он ежеминутно одергивал трусы. Мне показалось, что Руда готовится к драке.
– Ложись!..
Мы подползли к первой клумбе, где росли два куста пионов, и спрятались за ними.
Отсюда нам был виден весь сад. С огорода доносился запах цветов, овощей и свежеполитой земли.
Перед нами посреди газона стояла лейка. За газоном белел домик. На лестнице перед дверью все ещё сидела Анча. Ребята пока не пришли.
Я ткнул Руду в бок:
– Она все ещё одна!
И тут меня осенило.
– Руда, неужели ты всё-таки скажешь?!
Голос у него дрожал от волнения, когда он шепнул мне:
– Есть карандаш и бумага?
Я достал из кармана записную книжку и карандаш.
– А ещё дай вон ту дощечку. Нет, ту, на которой написано, как называется этот пион.
Я выдернул из земли дощечку. Руда вытер её о траву.
– Ещё понадобится камешек.
Пока я искал под пионами камешек, Руда вырвал листок из записной книжки, подложил дощечку и стал что-то писать.
Дописал, сунул карандаш вместе с дощечкой мне в карман. Я чувствовал, что он и впрямь взволнован. Потом пододвинул мне бумагу. При этом он дышал так часто, как будто только что закончил тяжелую работу. Я прочел:
«Анча, это все неправда, что Тонда тебя предал, просто он не хотел сказать тебе про мою тайну, а я в субботу вечером плакал, а письмо сожги немедленно.
Р у д а».
Прочитав это, я и сам расстроился не на шутку.
Между тем Руда сложил записку, завернул в неё камешек и написал:
«Анче».
Потом добавил:
«Лично!»
Руда подтянулся на локтях, заглянул через клумбу в сад.
Анча все ещё сидела на лестнице. На коленях у неё лежала книжка, но она не читала.
– Сейчас ничего не выйдет, – зашептал я Руде.
Темнело. Сад выглядел так, словно я смотрел на вето через синее стекло. На путях загудел паровоз.
– Это четыреста семнадцатый, – шепнул Руда. – Значит, уже половина девятого.
Анча все ещё смотрела в сад.
– Через минуту придут ребята, девчонки и тогда все! – проворчал Руда.
В этот момент Анча склонилась над книжкой.
– Руда, пора!
Записка взлетела высоко в воздух. На мгновение замерла, как бы выбирая, куда упасть, и быстро опустилась на газон.
Я вздохнул облегченно.
– Здорово!
Руда опрокинулся спиной на траву.
Теперь пусть себе читает. Мне это абсолютно все равно.
Я наблюдал. Что будет дальше?
Записка лежала на газоне. Постепенно темнело, и она становилась все белее. Анча уселась поудобней на лестнице, но голову от книжки не подняла.
– Что она там делает? – спросил меня Руда. – Читает книжку.
– Все ещё читает?
В этот момент Анча захлопнула книжку. Записка белела на газоне.
– Встает!
– Ну вот, сейчас она будет надо мной смеяться! – пробормотал Руда.
Я еле сдерживался, чтобы не крикнуть:
«Анча, посмотри! Ведь записка лежит у тебя под ногами!»
Анча прислонилась к двери, завязала ленту в косе…
Все это я сообщил Руде. Он откатился от клумбы к изгороди.
– Тонда, у меня аж мороз по коже от всего этого! Ты наблюдай, наблюдай!
Прогремели ещё два поезда. На небе растаяли светлые полосы, которые оставляет заходящее солнце. Вдруг на высоком столбе возле шлагбаума вспыхнул фонарь. Это послужило как бы сигналом для захватывающих событий.
Сзади, за домом, скрипнула калитка. Анча сбежала с лестницы и бросилась кому-то навстречу. И в этот момент Руда шепнул мне на ухо:
– Посмотри-ка, вон там шевелятся ветки! Наверняка это Пецка! Он нас выследил.
Дело принимало серьезный оборот. Если Пецка залает, все пропало. Я быстро принял решение:
– Руда, наблюдай за домом, а я пока буду гладить Пецку. Он меня любит!
Но, прежде чем я успел договорить, из-за угла дома показался Генерал. Анча вертелась около него и говорила:
– Папа ужинает, но я его сейчас позову.
Она забросила косы за спину и скрылась в доме.
Генерал остановился на краю газона.
Мы забыли о Пецке и притихли, как воробьи, завидевшие ястреба. Нам казалось, что Генерал видит нас даже сквозь клумбу.
Генерал сделал ещё шаг, нагнулся и внимательно посмотрел на газон. И тут я увидел в его правой руке фонарь.
Руда не был рыболовом. Он даже фыркнул, когда Генерал чиркнул спичкой и зажег свечку в фонаре.
– Что это он делает?
– Вот теперь мы пропали: он пришел искать червей!
Генерал нагнулся и стал потихоньку шарить в траве. Перед ним скользила маленькая лужица света. Все ближе к тому месту, где лежала записка Руды.
– Значит, двойка по поведению ещё до начала учебного года, – меланхолично произнес Руда.
Генерал остановился. Фонарь закачался в его руке. Пятно света скользнуло вперед.
– Ещё три шага…
И тут отец Анчи вышел из дверей и окликнул Генерала:
– Добрый вечер! Как дела, пан учитель? Сколько?
Генерал погасил фонарь.
– Они быстро ловятся.
– Лучше всего искать их после десяти. Анча, принеси стул, пусть пан учитель сядет.
Генерал поставил фонарь в угол у дверей.
– Ты славная и послушная девочка, Анча, но я ещё должен зайти к Людвикам.
Он посмотрел вверх, на небо, где уже появилась первая звезда.
– Маленький дождик не помешал бы. А так, кто знает, вылезут ли сегодня черви.
Потом Генерал и Анчин отец рассуждали о разных рыбах, и с этими разговорами они дошли до калитки. Анча взяла стул и унесла его в дом.
В саду стало тихо…
И тут из зарослей боярышника выпрыгнул Лойза Салих. Он промелькнул мимо нас, перескочил через клумбу, схватил с газона записку и мигом выскочил из сада через дыру в заборе, о которой знал только он.
20
– В погоню! – крикнул Руда.
Минуту мы бегали около изгороди. Дыру, через которую Лойза удрал из сада, мы так и не нашли.
– Теперь нам его ни за что не догнать! Вот, значит, кто шевелился в кустах!
Руда лизнул ладонь, которую ободрал о колючий куст.
– Хотел бы я знать, что этот нюня здесь делал?
И я рассказал Руде, как Лойза следил за мной, как грозил, что расскажет все мои тайны петипасским ребятам. Руда слушал молча и только несколько раз руками всплеснул.
Мне было очень жалко его. Подумать только – завтра этот парень будет опозорен на весь мир! Он будет ходить один-одинешенек по улицам Петипас. Из-за каждого угла, из каждого окна, из-за каждого дерева, из-за каждой калитки к нему будет нестись;
«Руда – плакса!»
Маленькие дети, играя в песочек, будут напевать: «Руда – плакса…»
Я хлопнул Руду по плечу и твердо сказал:
– Но я никогда ни за что в мире не скажу тебе, что ты плакса!
Вместо того чтоб обрадоваться, Руда выдернул из земли морковку и начал её грызть.
Я сказал ему, что так ведь можно и заболеть.
– Вот и хорошо! – откликнулся Руда. – По крайней мере, полежу в постели. А если болезнь будет заразная, никто не сможет ко мне прийти. Проболею до конца каникул, а там, смотришь, и домой.
– А что, если ты умрешь?
– Это теперь не имеет значения! – Руда бросил огрызок моркови через изгородь.
Мы сели на траву. Она была влажной от росы – приятно даже! Это немного охладило Руду.
Сидели мы долго. Руда молчал, я тоже. Просто не хотелось ни о чем говорить. Мы были похожи на двух бойцов, проигравших тяжелое сражение. И, прежде чем снова ринуться в битву, необходимо было отдохнуть.
Совсем стемнело. Небо сплошь покрылось звездами. Мы смотрели на них. В одиннадцатом классе мы будем изучать астрономию. Узнаем тайны звезд. А сегодня мы о них ничего не знаем…
– А звезды довольно далеко, – проговорил Руда.
Дохнул теплый ветерок.
– А после звезд – чего? – спросил я.
– Наверное, опять звезды.
– Ого, сколько звезд!
– Наверняка больше тысячи!
– Я думаю, несколько тысяч.
– Много тысяч!
– А на них тоже живут люди?
– Я не знаю.
– А вот одиннадцатиклассники знают. Руда все смотрел в небо.
