Тетрис с холостяками - Ирина Мазаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не, Бубнов точно не Пьедестал. Он мне не льстил. Он был че-естен...
– А кто?
– Коллекционер... – снова печально вздохнула Эллочка. – Неужели он и правда просто хочет всех и сразу?
– Ну... до тебя у него была Галька из бухгалтерии, до нее – вообще какая-то крановщица из двадцать второго цеха...
– И ты молчала!!!
– Да ты мне сама втирала, что у тебя с ним ничего серьезного! Я и думала, ты просто пофлиртовать с ним хочешь. С ним же весело.
– Крановщица! – схватилась за голову Эллочка. – Я – и рядом какая-то крановщица! Это все равно что я променяла бы его на какого-нибудь токаря.
– Вот в этом и разница между вами. Для него крановщица – такая же женщина, как и любая другая, тоже достойная и его комплиментов, и шоколадок, и его пусть мимолетной, но любви. А для тебя токарь – это мужчина второго сорта, ты и говоришь о нем с презрением.
– Но... – Эллочка растерялась.
– Вот такой пермендюр. Бабники – они тем и прекрасны, что в каждой женщине могут разглядеть изюминку. Подумай об этом.
И ушла.
Эллочка полчасика поиграла в тетрис, размышляя.
Знала Эллочка изначально, что Бубнов – бабник? Положа руку на сердце, знала. Ведь не пятнадцатилетняя девочка, пожила уже, горюшка с этими мужиками хлебнула и знала все прекрасно, видела. Эллочка опустила очередную кривульку в стакан – ушло целых три ряда – и печально вздохнула. Так почему же повелась, обманулась – дала себя обмануть? Как так могло случиться? Ведь любая умная женщина, а Эллочка причисляла себя именно к таковым, знает, как себя вести с бабниками.
Во-первых, с ними лучше не связываться. Вообще. Ни под каким видом. ИГ-НО-РИ-РО-ВАТЬ. Бабник для умной женщины – это не мужчина. Не достойный даже взгляда ее. Не то, чтобы чего-то большего.
Во-вторых, – Эллочка сама не заметила, как появилось это «во-вторых», – с бабником можно только флиртовать. Можно томно закатывать глазки, можно выслушивать комплименты – не забывая при этом, что грош им цена! – можно позволять бабнику тратить на тебя деньги, но не больше. С бабником можно весело проводить время, но нельзя – нельзя! – допускать его близко. Бабник, по определению, не полноценный мужчина, то есть мужчина – не годный для каких-либо отношений.
В-третьих (вот уже и «в-третьих» появилось в Эллочкиной голове), с бабником можно только играть в увлекательную игру, которая, конечно, может называться «любовь», но быть ею, любовью, не может ни в коем разе. Можно, конечно, летать в яблочном запахе, можно названивать подругам с воплями «Я влюбилась!», изводить их многочасовыми душещипательными разговорами, но ни-ни, ни в коем случае, ни за что не верить, что это все – настоящее.
Бабники нужны. Бабники нужны исключительно для того, чтобы жизнь была не такой скучной и монотонной.
Эллочка успокоилась, даже тетрис закрыла. Она неожиданно остро почувствовала себя умной женщиной.
«Бубнов мне очень удобен, – подумала она. – Без него я бы гораздо дольше разбиралась, кто есть кто на предприятии. Без него мне было бы просто скучно среди этих токарных станков и колонн нефтехимического оборудования».
Довольная собой, она позвонила Маринке на мобильный и подробно рассказала о своих умозаключениях.
– Молодец, старушка, а то я уж испугалась за тебя. Нашла о ком рыдать: такие, как Профсоюзник, не стоят наших слез.
«То – они прекрасны, то – не стоят наших слез...» – подумала сбитая с толку Эллочка.
А потом подумала: «Что ж, раз в этом тетрисе мне выпала вместо прямой зелененькой палочки разноцветная кривулька, то ее и будем пристраивать. Раз Профсоюзник – бабник, Коллекционер, то и будем играть в эту увлекательную игру. Пофлиртуем. Поговорим о пустяках. Весело проведем время».
Эллочка встала из-за стола, подошла к зеркалу. Тщательно поправила макияж – боевую раскраску женщины. И надушила шейку, запястья и ямочки в локтевых сгибах, которые еще совсем недавно пахли мужчиной, духами.
Глава четырнадцатая,
где, к сожалению, все возвращается на круги своя
В понедельник Бубнов так и не позвонил и не объявился. Но Эллочка была спокойна. Во вторник перед работой она еще тщательнее уложила волосы, шикарнее оделась, ярче накрасилась. За ней, как она это делала время от времени от доброты душевной, заехала на своем «Форде Сиерра» Маринка. Оглядела с ног до головы сияющую, уверенную в себе, порхающую Эллочку и осталась довольна.
Эллочка порхала еще ровно полдня. Порхала из кабинета в кабинет, от Малькова к Кузнецову, от Белоножко к Кауфману, старательно исполняя свои должностные обязанности, порхала от зеркала в туалетной комнате к зеркалу в приемной генерального, старательно разглядывая себя, порхала просто по длинным коридорам заводоуправления, старательно демонстрируя всем свою новую надпись на лбу. «Я свободна! – старательно сияла ее новая надпись. – Я умею и люблю флиртовать. Вы, мужчины, окружающие меня, прекрасны, вы все мне интересны, все нужны мне, но не более, чем для легкого флирта».
Иными словами, Эллочка старалась показать всем и себе в первую очередь, что она в этом мире понимает все правильно, что она знает все мировые законы, видит все мировые нити и точно следует им.
И продолжалось это в высшей степени экзальтированное Эллочкино порхание ровно до того момента, как она налетела на выходивших из профкома Бубнова под ручку с Драгуновой...
Драгунова сухо поздоровалась с и.о. редактора, Бубнов и вовсе равнодушно скользнул по ней взглядом.
И тут Эллочка поняла все.
Эллочка на самом деле поняла все.
На сей раз не о мире. На сей раз о себе.
Эллочка вбежала в свой кабинет, запрыгнула в кресло, забилась в него с ногами и затихла.
Проклятые качели, подкинув ее к блестящим небесам, снова жестоко сбросили вниз.
Эллочка не хотела флирта. Не хотела она этой простой и ясной для всех участников игры под названием «флирт». Эллочке хотелось настоящего. Настоящих людей рядом, настоящих отношений и самой что ни на есть настоящей любви. И снова слышался ей стук копыт, и ежилась она в своем маленьком душном кабинетике от промозглых сибирских ветров. И хотелось ей идти куда-то, за кем-то, чтобы этот кто-то, единственный и любимый, держал ее за руку, и идти за ним слепо, доверившись, крепко сжимая теплую и родную руку, и не бояться ничего.
Эллочке казалось, что за все свои годы, через всех Гавриловых и Ивановых, она научилась всему, стала не просто умной, а мудрой. А оказалось, что всего и научилась она – обманывать себя. Научилась внешне соответствовать нарядным глянцевым обложкам – бодро порхать в новых туфельках по длинным коридорам жизни, здороваясь, кокетничая и тут же забывая имена новых знакомых. Но внутри-то она осталась той же самой неуклюжей школьницей Элкой Виноградовой из 9 «А», которой звезда параллели Петя Мережко при всех сказал: «А я тебя НЕ ЛЮБЛЮ. И не пиши мне больше записок».