Воспоминания Главного конструктора танков - Леонид Карцев

26 октября 1967 г. к нам приехал С.А. Зверев. К концу рабочего дня он пришел в опытный цех. На сборочном участке стоял танк Т-62 со 125-мм пушкой, на башне которого находились конструктор Е.Е. Кривошея и исследователь Л.Ф. Терликов. Я стал объяснять министру что это за танк, он сразу же «взорвался»: «Вы опять строите козни Харькову?!» На это я ответил: «Сергей Алексеевич! Почему вы нервничаете? Причем здесь Харьков? Американцы и немцы вовсю модернизируют серийные танки, а почему нам запрещается это делать?» Он тут же остыл. Залез на башню, попросил показать работу автомата. Кривошея и Терликов спустились в танк, включили автомат и произвели заряжание пушки. Оно произошло так быстро, что министр не успел разглядеть снаряда. Не было видно и других снарядов, так как они были прикрыты полом. Министру автомат очень понравился, и он с пафосом произнес: «Давайте поставим этот автомат в харьковский танк!»

«Только с новым двигателем Трашутина», – ответил я, на что Зверев не согласился. Мысль эта у меня возникла внезапно. Я еще не знал, что при этом получится, так как подобных разработок не проводилось. Но опыт работы по «объекту 167» и интуиция вселяли уверенность, что это сделать можно.

Вечером 26 октября во Дворце культуры завода состоялось торжественное заседание. Министр вручил Уралвагонзаводу юбилейное Красное знамя. На другой день утром меня вызывает И.В. Окунев. Захожу. У него сидит С.А. Зверев. Оба веселые. Зверев говорит: «Ладно, я с вашей идеей согласен. Устанавливайте автомат в харьковскую машину с двигателем Трашутина, только надо сохранить харьковские трансмиссию и ходовую часть. Сколько вам надо прислать из Харькова танков для переделки?» Я сказал: «Хватит шести». В этот же день министр уехал в Москву.

После праздников мы сразу взялись за разработку нового танка, который получил наименование «Объект 172». Посоветовавшись, мы решили установить на него ходовую часть с «объекта 167» и совместно с танковым НИИ разработать для этой машины новую гидромеханическую трансмиссию. По нашей просьбе приехали представители института, узнали, что мы делаем и что собираемся делать, и сказали, что помогут. Уехали и... доложили Звереву о том, что Карцев самодурничает, стремясь в новой разработке ничего не оставить от харьковского танка.

15 января 1968 г. министр вызвал меня «на ковер» и, естественно, отчитал. Я ему обещал, что будем работать в соответствии с прежней договоренностью, но харьковская ходовая часть ненадежна и все равно ее придется когда-то заменять.

Здесь уместно коротко сказать о деятельности так называемых головных институтов отрасли. Как работают три из них, я хорошо знаю. В этих институтах в основном трудились умные люди, но сами институты часто оказывались неработоспособными, бесплодными организациями. Почему? Ведь они непосредственно не участвовали в разработке конструкторской документации на новые изделия и не внедряли их в производство. Основной задачей руководящих работников таких институтов было угодить всем в министерстве вплоть до последнего чиновника. Они стремились выполнять безоговорочно все распоряжения местных партийных органов. В связи с этим следили главным образом за тем, «куда ветер дует», и могли «научно» обосновать любую мысль, высказанную вышестоящим начальством. Министерства использовали работников своих головных институтов для составления всякого рода справок, а за счет штатов этих институтов часто содержали министерских работников.

Головные институты располагались в крупных городах, что давало им возможность перетягивать к себе с периферии конструкторов, технологов и других работников заводов. Вот и из нашего КБ в танковый НИИ переехали чудесные, талантливые конструкторы: И. Бушнев, Н. Изосимов, Ю. Ганчо, А. Скорняков, И. Хованов, С. Лоренцо и др. Встречая их, я с горечью замечал, как потускнели их глаза, а некоторые от скуки начали спиваться... Вот так портили себе жизнь и переставали приносить пользу государству молодые люди, лишившиеся настоящего дела.

Вскоре после праздника Октября мы поехали в Челябинск договариваться насчет нового танкового двигателя, который должен был иметь мощность 780 л.с. Договорились быстро, а вот с установкой на него стартер-генератора зашли в тупик. Пришлось нам самим устанавливать стартер-генератор на гитару. Работали по «объекту 172» организованно, с огоньком, прихватывали и выходные. К лету 1968 г. изготовили опытный образец для заводских испытаний.

Однажды в воскресенье захожу в опытный цех. Смотрю: посредине пролета из стоящего «объекта 172» валит дым, а вокруг него синие, как черти, бегают люди; один из них – с пожарным брандспойтом. Спрашиваю, в чем дело? Отвечают, что внутри танка горят снарядные гильзы. Я объяснил, что суетиться не надо, поскольку потушить гильзы сложно (они были изготовлены самосгорающими) и надо просто подождать, когда они сгорят полностью. Так и сделали. Причиной пожара явилось попадание искры от электросварки, проводившейся в боевом отделении, на одну из трех лежащих в автомате заряжания гильз. Она загорелась, от нее и две других. Хорошо, что гильз в укладке было только три и совсем не имелось снарядов.

В процессе пробеговых испытаний стали выходить из строя гофрированные патрубки (сильфоны), соединяющие выпускные коллекторы двигателя с выхлопными трубами. На серийных танках это уплотнение работало абсолютно надежно. Мотористы долго не могли понять, в чем дело. Все серийное, а сильфон ломается. Пришлось подключить опытного «ходовика» С.П. Петракова. Он, заступив во вторую смену, начал проводить эксперименты: двумя кранами поднимал и опускал расположенные в районе двигателя опорные катки.

К утру причину выхода из строя сильфонов определили. В отличие от серийных танков, опоры торсионов которых располагаются у бортов, на «объекте 172» они размещались посредине днища. В связи с этим при движении танка его днище прогибалось больше, чем на наших серийных танках, при каждом подъеме и опускании катков. Вместе с днищем в поперечном направлении перемещался и двигатель, а вместе с двигателем – и выпускные коллекторы и сильфоны. Последние не выдерживали поперечных нагрузок и ломались. Пришлось срочно разрабатывать новое уплотнение типа харьковского, которому не страшны колебания во всех плоскостях.

В 1968–1970 гг. проводились заводские и полигонные испытания «объекта 172», в 1971 г. – полигонные испытания «объекта 172М», а начиная с 1972 г. стали проходить войсковые испытания «объекта 172М» (после 1973 г. – танка Т-72) во всех климатических и дорожных условиях. Уже при полигонных испытаниях обнаружилась недостаточная надежность харьковской ходовой части, после этого все пришли к однозначному выводу: ее надо менять на тагильскую. Это и было реализовано в последующих образцах. От харьковского танка осталась одна трансмиссия.