Чрезвычайное положение - Ричард Рив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Убирайся вон! Наглая тварь!
— Тетрадь на серванте.
— Voetsak! [Ругательство (африкаанс).]
Кеннет изо всех сил ударил Эндрю ногой, так что тот отлетел к стене в коридоре. Джеймс даже не двинулся с места.
— Вот твои паршивые записи. Ты, черт побери, порядком мне надоел.
Кеннет швырнул в Эндрю тетрадь, и вложенные в нее листки рассыпались по полу. Эндрю весь кипел от гнева, подбирая бумаги. Он не стал возвращаться к Эйбу, а пошел к себе и лег в постель, хотя в эту ночь не уснул ни на минуту.
Наступили выпускные экзамены. Кеннет и Мириам отодвинулись на задний план. Он часто ночевал и обедал у Эйба, и бывали случаи, не появлялся дома по поскольку дней подряд. Мать Эйба, миссис Хэнсло, была приветливая и гостеприимная женщина. Эндрю казалось, что он никогда не привыкнет к экзаменам. Каждый раз, когда раздавали экзаменационные билеты, все внутри у него начинало трястись. Перо не слушалось. На ум приходили самые несуразные вещи, например, картина Утрилло на стене в комнате Эйба. Он следил за тем, как секундная стрелка гигантских стенных часов описывает все новые и новые круги, и проходила уйма времени, прежде чем он наконец приступал к делу. Его ладони становились липкими от пота.
В первых числах сентября вывесили описок выпускников. Эндрю отправился вместе с Эйбом узнать результаты. Они медленно поднялись по длинной лестнице к доске для объявлений.
— Ну, где наша не пропадала, — оказал Эйб тоном убежденного фаталиста.
— Ты волнуешься так же, как я?
— Не то чтобы волнуюсь, но все-таки.
— Помнишь тот вечер, когда мы узнали, что получили аттестат с отличием?
— А помнишь, как был взволнован Джастин?
— И мать Херби Соломонса?
— Он сейчас в Англии.
— Вполне возможно, что он член Ассоциации друзей Южной Африки.
— Ну хорошо, скажи, пожалуйста, на какую должность может претендовать человек, окончивший университет?
— Видишь ли, поскольку мы с тобой оба принадлежим к Великим Немытым мы можем либо запять пост премьер-министра, либо стать членом кабинета. Что тебе больше нравится?
— Не говори глупостей.
— А что же еще можно делать с университетским дипломом?
— Учить сопливых ребятишек в какой-нибудь школе.
— «Послушай-ка, Джонни Ферейра, если ты не перестанешь так шумно есть рыбу с картошкой, мне придется прогнать тебя с урока латыни».
К доске объявлений подойти было невозможно — ее со всех сторон облепили студенты.
— Ты посмотри, — попросил Эндрю, — а потом скажешь мне результаты. У меня просто не хватает смелости заглянуть в список.
— Ладно. Так и быть.
Эндрю прислонился к колонне. В висках у него стучало, глаза горели. Если ему присудили степень, тогда все в порядке. Со степенью, по крайней мере, можно найти работу. Степень дает право заняться наукой. Рождает ощущение, что ты чего-то добился. Подошел худощавый, с бородкой и живыми глазами белый студент и обратился к нему на африкаанс. Эндрю вспомнил, что встречал его в университетском городке.
— Is ju deur? Ну как, получил степень? — поинтересовался он, хотя Эндрю не выказал ни малейшего желания вступить с ним в разговор.
— Пока не знаю, — ответил Эндрю.
— Неужели не волнуешься?
— Я попросил друга узнать результаты.
— Ну, а я, слава богу, получил.
— Поздравляю. — Эндрю пожал ему руку. В это время прибежал запыхавшийся Эйб. — Ну, как?
— Разрешите пожать вам руку, господин Эндрю Дрейер, бакалавр искусств.
— Не может быть!
— Тем не менее это так!
Эндрю почувствовал, как горячие слезы обожгли ему глаза.
— А у тебя как?
— Ты разговариваешь с членом Университетского совета, Baccalattreus Scientiae.
— Говори по-английски!
— Разрешите представиться, сэр. Мистер Абрахам Барри Хэнсло, бакалавр естественных наук.
— Поздравляю, старик. О, простите, позвольте вас представить. Это господин…
— Браам де Врис.
— Господин Браам де Врис. Господин Абрахам Хэнсло. Я — Эндрю Дрейер.
— Здравствуйте, господин де Врис.
— Называйте меня Браам. Мои друзья зовут меня Браам де Вриелик. Я был особо отмечен на экзаменах по голландскому и африкаанс.
— Стало быть, вы получили степень?
— А что было делать?
— Мы всё говорим о делах. Надо сообщить домашним радостную весть.
— Пойдем-ка лучше ко мне и выпьем по бокалу вина, — предложил Браам.
— Только не сейчас. — Эйб извинился. — Мама ждет ребенка.
— Да ну, в ее-то возрасте! — весело подхватил Эндрю.
— Ну ладно, тогда как-нибудь в другой раз. — Браам огорчился, что его новые знакомые не поддержали компанию. — Вы знаете Джастина Бейли?
— Конечно, мы вместе учились в школе.
— Он мой хороший друг. Заходите как-нибудь. Я запишу свой адрес. Я столуюсь у ребе.
— А я принял вас за…
— За африканера? Так оно и есть. Я африканер. Необрезанный. — Он нацарапал свое имя и адрес на обратной стороне старого конверта и тут же попрощался.
— Чудак, — заметил Эйб. — Я думаю, мы еще встретимся с ним.
— Что-то подсказывает мне, что ты прав, — без особой радости оказал Эндрю.
— Давай поймаем попутную машину и доедем до города.
Не успели они выйти на дорогу, как знакомый преподаватель из университета остановил машину и предложил подбросить их. Они охотно согласились. Эйб попросил высадить их на Де-Вааль-драйв, за Зоннеблумским колледжем.
— Здесь мы выходим. Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил преподаватель. Эндрю остался в машине.
— А вы едете в город? — неожиданно спросил он.
— Я еду через весь город в Си-Поинт.
— Тогда будьте любезны высадить меня у пожарки на Руленд-стрит.
— С удовольствием.
Эйб в недоумении смотрел на удалявшуюся машину и махал ей вслед. У Эндрю не было желания видеться с Мириам и Кеннетом. Выйдя из машины, он зашагал по Де-Вильерс-стрит к Шестому кварталу. Оставшуюся часть вечера он пробродил по тем местам, где часто бродил в детстве.
Глава шестая
Только на следующий день Эндрю решил сообщить дома о своих успехах в университете. Мириам, Кеннет и Эндрю сходились вместе лишь по вечерам, за ужином, и то, когда Кеннет не работал в вечернюю смену. Если раньше Кеннет попросту не замечал Эндрю, то теперь стал относиться к нему явно враждебно. «Как-нибудь протерпеть еще один год!» — думал Эндрю. А тогда, с дипломом учителя, он больше не будет нуждаться в материальной поддержке. Когда ему приходилось обращаться за чем-либо к Кеннету, он обычно прибегал к посредничеству сестры.
— Послушай, Мириам.
Продолжая разливать кофе, она вопросительно подняла бровь.
— Я получил степень.
Рука с кофейником застыла в воздухе, по лицу скользнула улыбка.
— Как чудесно, Эндрю. Я рада за тебя. Теперь ты бакалавр искусств?
— Да.
— Кеннет!
Муж словно не слышал ее и продолжал молча читать газету.
— Кеннет! Эндрю получил степень.
— Угу!
— Эндрю присвоили звание бакалавра искусств.
— Ах, вот оно что! Ну теперь мы перед ним должны на задних лапах ходить, — съязвил Кеннет.
— Не сердись, дорогой. Эндрю работал так много, что, мне кажется, заслуживает поздравления.
— Что до меня, то он может катиться ко всем чертям, — выпалил Кеннет и снова уткнулся в газету.
Мириам пожала плечами.
— У меня есть два пригласительных билета на торжественную церемонию по случаю вручения дипломов. Я могу дать их вам, если вы захотите пойти.
— Конечно, я с удовольствием пойду.
— А Кеннет? — спросил он исключительно из вежливости.
— Еще чего захотел! — буркнул зять, вставая из-за стола.
— Не расстраивайся из-за него, — сказала Мириам сквозь слезы, стараясь разрядить обстановку. — Я горжусь тобой. Я обязательно приду.
И она действительно появилась в зале как раз в тот момент, когда президент университета объявил о присуждении степени бакалавра искусств ее брату.
Последний год в университете Эйб и Эндрю посвятили подготовке к экзаменам на звание учителя средней школы. 1951 год, как и предыдущий, был отмечен политической напряженностью.
Закон «О раздельном представительстве избирателей» был порожден горячим желанием националистов исключить из общего списка сорок восемь тысяч цветных избирателей Капской провинции. на деле же это означало лишение избирательного права.
Это был год «факельного шествия». Под командованием моряка Малана к Кейптауну, где проходила сессия парламента, двинулось огромное количество «джипов» и других автомобилей. Десять тысяч солдат во главе с семидесятичетырехлетним ветераном бурской войны Долфом де ля Реем прошли с факелами по улицам города, выражая протест против лишения цветного населения избирательного права. К участию в шествии допускались главным образом бывшие солдаты-европейцы.