Исторические новеллы - Ашер Бараш

Долгое время ничто не нарушало спокойствия на петляющей среди стволов дороге, словно застывшей в предчувствии вторжения. Но вот оно и произошло. Из глубин чащи вынырнули два человека, отличающиеся друг от друга внешностью и одеждой. Тот, что выше ростом, нес на плече деревянный предмет, охваченный новым сверкающим железом (всего несколько дней назад он уплатил за него сполна на границе с Францией, где это оружие, стреляющее смертоносными стрелами, разрывающими воздух, называют аркебузой). Он был в шапке с цветным пером, его зеленые бархатные штаны были заправлены в высокие сапоги с кожаными шнурками, а поверх расшитой рубахи висела расстегнутая серая куртка. Рядом шел твердым шагом его низкорослый широкоплечий спутник, похожий на батрака. Одет он был в длинную, грубой материи рубаху и узкие штаны, доходящие до дырявых кожаных сандалий. На голове его была большая соломенная шляпа, вроде тех, что носят итальянцы, а на ремне висела охотничья сумка и короткий топор.

Шли они бок о бок, не разговаривая.

Высокий вдруг остановился, напряженно прислушиваясь к чему-то. Так же поступил и его попутчик, как будто выполняя обязанность во всем ему подражать.

— Кажется, кто-то ходит за деревьями! — произнес высокий приглушенным голосом.

— Да, двое, — откликнулся эхом низкорослый слуга. — Они недалеко.

С этими словами он приник ухом к стволу крупного дерева.

— Двое и недалеко, — повторил он, — и ними четвероногое.

— У тебя не только заячья душа, но и заячьи уши. Давай переждем в яме до их прихода. Застигнем их врасплох.

— Как прикажете, мейстер Швайнсхойт.

В несколько прыжков они очутились в канаве на обочине дороги. Земля в ней была бурая, скалистая и сухая. Вслед за ними свалилось несколько валунов. Присев на корточки, они стали почти незаметны.

Не прошло и десяти минут, как из-за деревьев со все возрастающим шумом вышли два человека, ведущие худосочного облезлого мула, по бокам которого висели перемазанные дегтем бочонки. Одежда их была вся запачкана черной жидкостью. Шляпы с опущенными полями и желтые заплаты в форме сердца на груди выдавали в них евреев. Один из них с силой тянул упирающуюся скотину за поводок, а второй, неся на плече котомку, подвешенную к жердочке, погонял ее сзади обломанной веткой. Выйдя на дорогу, они остановились и посмотрели по сторонам. Вытирая пот фалдами своих длинных одеяний, стояли они, словно дивясь давящему безмолвию.

Путники все еще были взволнованы и встревожены тем, что произошло с ними во время ночевки в лесу. Это была ночь бдения и великого страха.

Они не сомкнули глаз, томясь невыносимой жарой, ворочаясь на подстилке из шишек и хвои, то хватаясь за ближайшие корни, то подсовывая руки под голову, то закрывая лица руками, но им так и не удалось уснуть. К тому же запах смолы словно наполнял их бессонным дурманом. И вдруг в непроницаемой мгле (серп новорожденной луны быстро исчез), совсем рядом, среди залежей хвороста, валежника, трухи, раздалось что-то вроде сухого треска огня — звук, известный им с малолетства, когда они разводили костры себе на потеху. Судя по звуку, это, без сомнения, был огонь. Но как ни вглядывались они, напрягая зрение, в темноту между деревьями, нигде не видели ни единой искры, ни малейшего отблеска. Они снова улеглись, и снова раздался этот проклятый треск. Неужели застигнет их стремительное пламя здесь в лесу, среди истекающих смолой деревьев и сухой опавшей хвои, неужели погибнут они в бушующем зареве? Воображение рисовало им все более устрашающие картины, и по мере того, как они говорили об этом друг с другом, возрастал охвативший их ужас.

Треск между тем не прекращался, замирая на мгновения и возобновляясь с еще большей силой. Встав, они пошли вслепую на поиски, прислушиваясь друг к другу и к мулу, привязанному к дереву, чтобы не потерять его, отдалившись. Но так ничего и не найдя, они воротились ни с чем. Тьма, как и прежде, оставалась непроглядной, треск продолжал усиливаться.

— Пламя невидимое, — сказал тот, которого звали Энзель, содрогаясь всем телом.

— Пламя не разведенное, — стуча зубами, ответил ему в тон цитатой из книги Иова знавший ее всю наизусть, ибо он был человеком сведущим в Писании, а звали его Лемлин.

Треск и разрывы не затихали. И раздавались они не с какой-то одной стороны, а сразу отовсюду. Решив препоручить Господу заботу о своей жизни, путники вновь улеглись вблизи мула, предварительно ощупав его с головы до кончика хвоста, но тот стоял безмятежный, как ни в чем не бывало, издавая жующие звуки и хлопая себя хвостом по бокам. Заснуть они уже не могли. До рассвета продолжался треск, напоминающий шум всепожирающего огня. Они отправились выяснить, в чем же смысл происходящего; вдруг на них и вокруг них посыпались какие-то плоские и твердые, светлые ядрышки, больно их ударяя. Обратив вверх свои взоры, они увидели незнакомое дерево, непохожее на все остальные, с длинными ветвями, крупными мясистыми сочно-зелеными листьями и все увешанное стручками, напоминающими бобы или рожки, которые лопались, выстреливая во все стороны ядрышками. Так объяснился ночной треск.

Энзель сплюнул в сердцах и сказал:

— Вот ведь напасть! И из-за этого мы дрожали всю ночь?

— Тьфу-тьфу-тьфу! — сплюнул и Лемлин. — Чего я только не навообразил, разразись оно на головы вагантов![13]

Совершив омовение рук водой из фляжки, они возложили филактерии[14] и прочитали утреннюю молитву. Затем подкрепились припасами из котомки и отправились в путь. В течение трех часов брели они между деревьями леса, еще не оправившись от ночных страхов, измученные и хмурые от недосыпания. Выйдя на безлюдную дорогу, они остановились в нерешительности, не зная, куда повернуть.

Пока они так стояли, послышался звук рожка, эхо ответило ему ломкими трелями со всех сторон, затем где-то прогрохотал взрыв, гулко отдаваясь по всему лесу, отчего,