Убей или умри! Оскал «Тигра» - Юрий Стукалин

— Он в церкви, фон Хельц приказал устроить там огневую точку.

— Что?! — в ужасе восклицаю я и стремглав бросаюсь к церкви. Парня надо спасать, там он слишком хорошая мишень. Если он расположился в церкви, артиллерия и танки рано или поздно сровняют с землей вместе с храмом.

Теперь бегу, одержимый лишь одной мыслью — спасти мальчишку! Я чувствую ответственность за него. Приказы сумасбродного майора фон Хельца не стоят ни гроша. Я видел местность и знаю, как нам тут воевать. В штабе по карте этого не понять, и тонкости снайперской работы ему не известны. Мальчишка обречен, и что хуже всего, я его об этом предупреждал. А что толку?! Капитан Бауер, который чтит приказы сверху, посылает людей на смерть, следуя распоряжениям. Огневая точка на башне? Прекрасно!

Натыкаюсь на блондинистого юнца, еще недавно пытавшегося казаться героем среди друзей. Он сидит на дне окопа и визжит, обхватив руками голову. Визжит, как свинья, идущая под нож. Рядом с ним распластался его товарищ, грудная клетка его разворочена, парень еще жив, сучит руками и зовет на помощь, захлебываясь кровью. Блондин не делает ничего, он сидит на жопе и орет. Страх превратил его в животное. Молодой ариец обезумел, увидев происходящее. Война открылась ему другой стороной. Своей истинной и страшной стороной. Весь ад вывалился на него. А чего он хотел? Бравурных маршей? Веселых марш–бросков по Советскому Союзу, где можно трахать молоденьких крестьянок и обирать местное население? Эти времена прошли! Сейчас здесь страшно. Тут убивают, и делают это легко.

После ада Восточного фронта мне никогда уже не стать нормальным человеком, и я смирился с этим. Знаю, что превратился в скотину, которая убивает не задумываясь, жрет что попало, отвыкла от нормальной жизни. Но я хотя бы осознаю этот факт, оцениваю ситуацию и способен иногда мыслить человеческими нормами. А психика этих сосунков ломается, как тоненькая веточка на сильном ветру. Еще недавно он лапал девчонок за сиськи, бравируя новенькой формой с орлом на груди. Ему казалось, что мир открыт для него, он может спокойно изгваздать его вдоль и поперек своими грязными сапожищами. А теперь сидит весь в дерьме и воет свиньей, глядя как у его товарища из развороченной осколком груди вытекают с кровью остатки жизни. Смотри, Великая Германия, на своих героев! При взгляде на этого гаденыша мне становится невыносимо тошно. Вот кто теперь защищает Родину! Он сидит, бросив винтовку, и любой русский может взять его голыми руками.

Но мне надо спешить, Земмер в опасности. Один из танков уже разворачивается, намереваясь атаковать церковь. Бежать недалеко, но иваны напирают и, чтобы туда попасть, мне нужно перелезть через окопы. Какое–то время я останусь незащищенным. Но рискнуть нужно! Только так я могу спасти этого глупого паренька.

Набрав полные легкие воздуха, мчусь к церкви. Этот бросок стоит мне пары седых волос, но я добираюсь до цели. Пули пролетают в воздухе, врезаясь в стену, выбивая из нее кирпичную крошку. Спрятавшись за обломок стены, пытаюсь отдышаться. Наконец выглядываю и вижу, как к нам медленно, но упорно движется «тридцатьчетверка».

Справа от церкви до сих пор работает минометный расчет. Остервенело машу минометчикам, меня замечают. Старший расчета вопросительно разводит руками в стороны. Указываю на запад, откуда приближается русский танк. Старший смотрит туда и в знак признательности машет мне в ответ. Он тут же заставляет одного из бойцов взять гранаты и отправляет остановить махину. Убеждаться, справится ли парень с задачей, у меня времени нет. Заскакиваю в церквушку. Тут сумрачно и сыро, пахнет землей, пылью и порохом. Все звуки внутри помещения отдаются гулким эхом. Осторожно поднимаюсь по скрипящей деревянной лестнице наверх.

Земмер располагается у окна. Он сделал все правильно: лежит в глубине темного помещения, не прямо, а чуть левее, где шальная пуля не достанет его. Снаружи парня не видно, и он может не опасаться, что его засекут по бликам или вспышкам выстрелов. Но ученик не учел одного и самого главного — тут просто нельзя находиться.

Земмер быстро реагирует на присутствие постороннего. Я не успеваю и подняться, как на меня смотрит дуло моего же «вальтера», который ученик мне так и не отдал после всех наших перипетий. А я о нем совсем позабыл в этой суете. Что ж, молодец, ничего не скажешь.

— Герр обер–ефрейтор? — спрашивает он меня. — Что вы тут делаете?

— По тебе, мудаку, соскучился, — резко отвечаю я. — Собирайся.

— Но я выполняю приказ капитана Бауера, — возмущается парень.

— Ты сейчас превратишься в кучку пепла, если не будешь выполнять приказы обер–ефрейтора Брюннера. Пошли!

— Мой долг… — начинает он, но я перебиваю его.

— Слушай меня, маленький засранец! Если ты сейчас не поднимешь свою задницу, я тебя лично пристрелю. Живее!

Он понимает, что ослушаться меня будет дорого стоить, и резво поднимается.

— Не светись у окна, — приказываю ему. Все–таки еще учить да учить этого щенка.

Быстро сбегаем по лестнице вниз, и тут раздается сильнейший взрыв. То ли случайный снаряд угодил в церковь, то ли танк выстрелил. Кусок стены рядом со мной рассыпается, образовывая здоровенную брешь. Лестница с треском разваливается на щепки, на нас сыплются куски битого кирпича. Заваливаемся на пол, прикрывая головы. Помещение заполоняет дым и пыль, ничего нельзя разглядеть. Секунду спустя рядом со мной с грохотом падает на землю огромный блок кирпичной стены. Нужно срочно убираться прочь отсюда!

— Земмер! — истошно ору, но не слышу своего голоса. Парень поднимает голову и поправляет сползшую на лицо каску. Вижу шевеление его губ, озабоченное лицо, но ничего не слышу. В ушах лишь противный шум и гул, голова кружится так, что, кажется, сейчас отвалится — возможно, получил контузию или сотрясение мозга, не знаю. В висках пульсирует одно — я оглох, оглох!

Земмер что–то кричит, указывая в сторону дверного проема. Да, бежать! С трудом поднимаюсь, пошатываясь бреду на выход. Земмер меня бережно поддерживает.

На улице прислоняюсь к стене и пытаюсь собраться с силами. «Ты можешь!» — говорю себе, повторяя эту фразу, как заклинание. Слух постепенно возвращается, я начинаю слышать далекие звуки взрывов и пулеметной стрельбы. Земмер хватает меня и тащит, а я послушно плетусь за ним.

За секунду до очередного взрыва мы падаем туда, где минуту назад находился минометный расчет. Теперь здесь огромная воронка, все вокруг засыпано землей, кругом валяются обгорелые, бесформенные куски мяса, кое–где на них фрагменты немецкой униформы. Я падаю, лицом утыкаюсь во что–то теплое и мягкое. Кровь. Меня выворачивает наизнанку. Рвет долго и судорожно, сдавливая горло.