Убей или умри! Оскал «Тигра» - Юрий Стукалин

Холм уже рядом, остается лишь перемахнуть через бруствер. Наступив сапогом на плечо мертвого солдата, я рывком перелетаю через земляную насыпь и укрываюсь на холме. Выбор позиции кажется мне наиболее удачным — я имею хороший обзор и нахожусь чуть в стороне от линии атаки. Первым делом осматриваю карабин. Слава богу, оптика цела, и я могу приступить к работе.

Танки все ближе, русские пехотинцы соскакивают с брони, растягиваются цепью. Слышатся хлопки наших минометов, находящихся у церквушки. Подключается артиллерия. Б–амц! Снаряд ударяет по броне русского танка, но тот лишь чуть притормаживает и, взревев двигателем, ползет дальше. Зрелище ужасающее.

Выискиваю в оптический прицел среди иванов командиров и сержантов, снимаю двоих. Надеюсь, что Земмер на другом фланге занимается тем же самым. Из–за стелющегося дыма трудно найти цель. Поняв, что впустую трачу время, выискивая при такой видимости командиров, начинаю стрелять по солдатам не жалея патронов. Минометчики усиленно обрабатывают толпу вопящих «Урраааа!!!» русских, но не наносят им особого урона.

Артиллерии удается вывести из строя три танка на подступах и два расстрелять прямой наводкой в упор. Черные столбы дыма тянутся от них вверх, расползаясь по небу. Но оставшиеся восемь прорываются и теперь утюжат наши траншеи, пытаясь сровнять с землей укрывающихся в них пехотинцев. Больше всего боюсь, что наши ребята дрогнут и побегут. Но они стоят насмерть, вступая в борьбу со стальными машинами. Одна из «тридцатьчетверок» закидана гранатами, топливные баки взрываются с оглушительным треском, превращая оставшийся внутри экипаж в жареное мясо. Другой танк увязает в траншее, заваливается на бок, беспомощно вращая гусеницами. Выстрелами двух панцерфаустов его превращают в груду опаленного и искореженного металла.

Меня заметили, над головой роем свистят пули. Нужно срочно менять позицию. Откатываюсь назад, ползу и сваливаюсь в траншею на труп солдата с пробитой каской. Наши пулеметы строчат не смолкая, сухо щелкают карабины. Сколько времени мы сможем продержаться, не представляю. То и дело ловлю в прицел очередного ивана и нажимаю на спусковой крючок. С такого расстояния не промахиваюсь, и каждая выпущенная мной пуля достигает цели. Толку от этого немного, натиск русских яростен и сокрушителен.

Дым заполоняет все пространство, я почти ничего не вижу. На левом фланге ребята отбиваются, вступив врукопашную с русскими пехотинцами. Непроизвольно проверяю, на месте ли нож.

— Эй! — кто–то меня хлопает по плечу. Резко оборачиваюсь, готовый ударить прикладом, но это оказывается Стайер.

— Потише, приятель, так можно мне и лицо подпортить, — щерится он в улыбке поломанными зубами.

— Как думаешь, продержимся? — выкрикиваю я.

— Не думаю, — Стайер затравленно оглядывается. — Бежать надо.

— А приказ?

— К черту все приказы! Нас сейчас все равно сомнут! Еще полчаса, и мы все покойники!

— Нельзя! — ору я ему в ухо. — Надо держаться!

— Ты еще не понял, — скрежеща зубами, впивается в меня взглядом Стайер. Его обожженное лицо сейчас кажется демоническим. — Нам всем конец! Они прут напролом. Мы не остановим… Танки уже прорвались! А в окопах мальчишки обосранные сидят, что с них толку!

— Хватит! — стараюсь переорать шум боя. — Где Бауер?!

— В жопу твоего Бауера, и всех вас вместе с ним! Я ухожу, а ты делай, что хочешь. Можешь, застрелиться из этого своего дерьма, — Стайер тычет пальцем в мой карабин. — С оптикой не промахнешься.

— Где Бауер?! — хватаю его за грудки.

— Возится с этими сопляками там, пытаясь удержать весь этот сброд. Убери руки!

Он вырывается и перебирается через окопы. Низко пригибаясь к земле, бежит в сторону тыла. К нему присоединяются еще несколько человек. Безумец! Если его арестуют жандармы, ему не отвертеться. Расстреляют на месте. Уж лучше здесь подохнуть.

Бегу вдоль траншеи, спотыкаясь на расстрелянных гильзах и поскальзываясь на лужах крови. Мимо, в другую сторону, проскакивают несколько пехотинцев. Они сильно торопятся, на их лицах застыл испуг.

— Стоять! — ору я. Последний останавливается и поворачивается.

— Вы куда?! — направляю на них карабин, и они все замирают в нерешительности. — Вас прямо здесь пристрелить?

— Там русские! — дрожа всем телом, показывает рукой один из новобранцев.

— И что?! А кого вы хотели там увидеть?! Держать линию обороны, суки трусливые!

Мой грозный вид и направленное на них дуло карабина возымели действие. Солдаты стоят, переминаясь в нерешительности, а потом нехотя направляются обратно.

Капитана Бауера нигде видно, а огонь настолько плотный, что словить пулю проще простого. Стоит только высунуться, и конец. На наших позициях творится полный бардак. Солдаты бегают в разные стороны, раненые истошно кричат, зовя на помощь. Санитары с работой не справляются, оберегая свои жизни, и без крайней необходимости на рожон не лезут. Небо почернело от гари, пороховой дым повсюду, едко разъедает ноздри. Все вокруг превратилось в сплошной кошмар. Безумие, кругом абсолютное безумие!

На меня кидается один из новобранцев, сует под нос руку. Кисть оторвана. Обожженный кусок плоти, с которого свисают черные горелые лохмотья кожи. Рядовой дико визжит, и я не могу разобрать ни слова. Может, он принимает меня за санитара? Не знаю, и знать не хочу. Я цинично отмахиваюсь от него, отталкиваю и пробираюсь дальше. В таком состоянии трудно контролировать эмоции.

Бауера нахожу за пулеметом на позиции. Он стоит, прищурив один глаз, и короткими очередями стреляет по наступающим русским из пулемета МГ–34. Отстрелянные дымящиеся гильзы сыплются на труп «желторотика», которому я совсем недавно помогал зарядить ленту. Парню пуля вошла точно в глаз. Из черной глазницы вытекает бурая жижа.

— Что делать?! — кричу капитану в ухо.

— Стоять насмерть, — не оборачиваясь и продолжая стрелять, отвечает Бауер.

— Но мы погибнем, их слишком много!

— Сам пристрелю любого, кто дернется, — капитан отрывается от пулемета, и пристально смотрит мне в глаза. Я решаю не говорить Бауеру про позорный побег Стайера и его друзей. Капитан делает свое дело до конца, и я отчетливо понимаю, что он умрет здесь, но не отступит. С пробитой головой, с оторванной конечностью, он будет держать позиции до последнего вздоха и требовать того же от каждого бойца.

— Ладно, справимся, — киваю я. — Не в первый раз.

— Иди к черту, не отвлекай! — отмахивается от меня Бауер и продолжает стрелять из пулемета.

— Где Земмер, вы видели его?

— Он в церкви, фон Хельц приказал устроить там огневую точку.