Сокол и горлица - Волк Сафо

Сложная, запутанная, тяжелая, больше похожая на выживание. И при этом такая яркая, такая быстрая, порывистая и немыслимо прекрасная. Как Равенна. Кьяра грустно улыбнулась и высвободила руку.

— Хватит уже валяться тут. Действительно можно солнечный удар схватить.

Она поднялась, отряхивая одежду и не решаясь встречаться глазами с дворянкой. Та молчала и не двигалась. Кьяра подобрала с земли бутылку и допила теплые, выдохшиеся остатки вина. И пока пила, осторожно взглянула на Адель. Та смотрела в синее небо, лицо у нее было сосредоточенным.

— Мне кажется, ты врешь, — тихо сказала она. Кьяра опустила бутылку и проговорила как можно более зло:

— Что может знать об этом девочка из золотой клетки?

Развернувшись, она зашагала к дому.

В погребе стоял бренди, пыльная пузатая бутылка мутно-коричневой жидкости. Равенна давным-давно привезла ее откуда-то с севера и подарила ей, со смехов заявив, что Кьяра должна распить ее тогда, когда она будет далеко в море.

Когда завоют холодные ветра, и ни одна шлюха не сможет утолить твой голод. Когда волны будут с ревом грызть причал, взметая в свинцовое небо белые хлопья пены. Когда тебе покажется, что я уже никогда не вернусь, и тебе незачем больше меня ждать. Обещай, что нажрешься этим бренди, а потом будешь плясать пьяной на столе и смеяться громче всех, кто есть вокруг. И в тот же вечер мой корабль войдет в гавань, клянусь тебе всеми морскими бесами.

Кьяра взвесила бутылку на руке. Это было десять лет назад. Тогда Равенны не было в порту около восьми месяцев, и Кьяра чуть ума не лишилась от тревоги. И потом пиратка приплыла и подарила этот бренди. Наемница берегла его как зеницу ока. Во время одной из разборок между Южными Танцорами и Красными Псами, ее выследили до дома и подожгли его, когда ее там, по счастливой случайности не было. Она помнила, как вбежала в горящее инферно, облившись ведром ледяной воды, и едва не погибла, лишь бы достать это своеобразное доказательство любви Равенны.

Забрав бутылку, Кьяра вышла из дома и направилась на другую сторону долины, сквозь сосновый бор, через холодный ручеек, еще дальше, к расселине в скале, ведущей к открытому всем ветрам уступу. Она долго карабкалась по отвесным скалам, засунув бутылку за ремень штанов, но вскоре добралась до открытого всем ветрам плато. На горизонте, далеко-далеко впереди виднелась едва заметная полоска синего моря, сливавшаяся с небом. Воздух здесь был разреженный и холодный, ветер со всей силы драл ее одежду, грозился столкнуть ее вниз. Она подошла к самому краю и взглянула в бездну. Горный склон порос пушистым зеленым лесом. Отсюда было видно и ее крохотный домик в долине, казавшийся на таком расстоянии игрушечным, и бурелом возле выхода из долины, и даже крохотные крыши Травного Холма вдалеке. Но Кьяра, как и всегда, повернулась к морю. Равенны там уже не было, Равенна вернулась, но море манило так же, как и раньше.

Наемница уселась на камень, скрестив ноги, и выдрала зубами пробку из бутылки. В нос ударил запах крепкого бренди, легкий аромат яблок и соли. Ветер играл с ее совсем короткими волосами, когда она сделала первый глоток. Напиток обжег горло, но развернулся во рту диковинным терпким цветком. Прямо как ты, моя любимая. Такая жестокая и такая сладкая. Кьяра оперлась руками на колени и уставилась на море. Эти волны, вечные, медленные, накатывающие на берег с невыносимо равнодушным шумом. Они дали ей Равенну и отнимали ее каждый раз, когда та слышала что-то в их странной песне и начинала тосковать. В такие моменты она была похожа на волчицу, прислушивающуюся к чему-то, слышимому только ей, которая мечется по краю леса, не решаясь войти туда, а потом резко срывается, сломя голову бежит, уступая непреодолимому зову крови. Бежит, чтобы отдаться самому сильному самцу в стае, чтобы через время крохотные серые комочки открыли глаза и сощурились от яркого солнца, продолжая бесконечную песню жизни.

Когда Равенна слишком долго была на берегу, глаза ее темнели, наполнялись каким-то нетерпеливым огнем. Она переставала петь, переставала пить и плясать, становилась рассеянной и беспокойной. А потом в один прекрасный вечер, одарив Кьяру только торопливым сухим поцелуем на прощанье, она растворялась среди зеленых волн в попытке обогнать ветер. Или даже само время.

Она была прекрасна.

За тебя, моя любимая, подумала Кьяра, делая большой глоток бренди. За тебя и за то, чего у нас с тобой никогда не будет.

Наемница вернулась домой поздно, когда жаркое солнце уже давным-давно закатилось за горы, окрасив небо в бирюзу и морскую воду. Ноги заплетались, а в голове была абсолютная легкость. Все ее мечты раскололись, выброшенные твердой рукой в сторону моря вместе с допитой бутылкой северного бренди, на тысячи осколков.

В доме было тихо, но дворянка почему-то не ушла. Наемница надеялась, что теперь-то уж девчонка точно сбежит домой. Но вещи ее до сих пор были внизу, плащ и одежда висели на крюках, а Орех похрапывал в стойле. Уходи, устало подумала Кьяра. Я больше не могу. Просто оставь меня одну.

Адель плакала в подушку, пока не иссякли слезы. А потом еще столько же. Сердце разрывалось. За что ты так со мной? Зачем нужно было так долго играть? Зачем нужно было спасать меня? Из-за денег? И почему я до сих пор здесь? На что я надеюсь? А с другой стороны, куда мне идти? Ее прошлая жизнь теперь казалась серым безрадостным существованием, в котором было лишь однообразие и пустота. За неделю хмурая наемница смогла перевернуть весь ее мир, и эти чувства захлестывали Адель, топили, не давая возможности вздохнуть.

Прохладная ночь не отвечала ей. Она так и не смогла сомкнуть глаз до самого рассвета. А утром пошел дождь.

Глава 10

Выбор

Небо заволокло серыми тучами, зарядил затяжной мелкий дождик. Адель не выходила из своей комнаты, сославшись на головную боль. Так оно было даже лучше.

Кьяре никто не мешал. У нее тоже болела голова, после безрассудного вчерашнего поведения, когда она позволила себе расслабиться. Заварив крепкого черного чая, она завернулась в плед и уселась на крыльце. Под небольшим навесом не капало. Дождь стучал по земле, поливая вскопанные и засаженные грядки, из которых пока еще ничего не проклюнулось. Кое-где образовывались маленькие лужицы. От горячего ручья шел еще больший пар, чем обычно. Им заволокло всю низину, затянув ее так, что расщелина в горах на другой стороне совсем скрылась из глаз.

Местный табак, которого у нее тоже оставалось не слишком-то много, сильно резал горло. Кьяра щурилась от головной боли, но продолжала выпускать кривые белесые колечки изо рта.