Догмат крови - Сергей Степанов

Хасидизм постепенно распространился на Волыни, в Подолии, Литве, Польше, Бессарабии, Румынии и Венгрии. Как и во всяком религиозном учении, в нем произошли значительные изменения. Основатель хасидизма Бешт был простым и доступным человеком, он проповедовал устно и никогда не записывал своих поучений. Не таков был его преемник, честолюбивый талмудист и каббалист Доб Бер Межерический. Хасиды, совершавшие паломничества в Межерич, ждали выхода учителя целую неделю. За это время ловкие слуги Доб Бера выведывали у них подробности их жизни, и вот в субботу появлялся Доб Бер, облаченный в белоснежные атласные одеяния («цвет милости», по каббалистическим представлениям), и поражал паломников чудесной способностью угадывать ремесло и склонности каждого. Хасидские общины подчинялись цадикам — «праведникам». Основываясь на каббалистической формуле «праведник есть основа мира», Доб Бер сделал вывод, что цадик есть не только совершенный и безгрешный человек, но даже равен самому Моисею, ибо является живым воплощением Бога. Власть цадиков стала наследственной, так как один из хасидских авторитетов Элимелех Лизенский сделал смелое заключение, что «сын цадика свят еще от утробы матери, ибо он освящен божественными мыслями своего родителя в момент соития и может называться сыном Бога».

— Видишь ли, Володенька, я не знаток хасидизма, однако читал Григория Богрова, который в своих «Записках еврея» давал уничижительную характеристику духовным руководителям хасидов: «Цадики — это ядовитые паразиты, питающиеся телом и кровью своих бесчисленных жертв; это сеятели суеверия и тьмы; это бессовестные факторы на бирже религии; это коварные посредники между небом и землей; это торгаши райскими продуктами; это неизлечимый рак в наболевшем организме еврейской нации». Однако с течением времени острота разногласий хасидов со своими соплеменниками значительно сгладилась и почти сошла на нет. Когда-то хасидов можно было назвать возмутителями спокойствия, сейчас же они скорее ортодоксы, ревностно соблюдающие религиозные предписания. Насколько мне известно, существуют четыре династии цадиков, — перечислял профессор. — Садагурские, идущие от Доб Бера Межерического, Чернобыльские — потомки Нахума Чернобыльского, Столинские — наследники Аарона Карлинского, и Любавические — от Шнеура-Залмана из Ляд…

Профессор не закончил импровизированной лекции. Дверь кабинета с шумом распахнулась, и на пороге возникла горничная, молодая дивчина, недавно вывезенная с дальнего хутора и непривычная к городским порядкам. Она никак не могла научиться стучаться в двери и вламывалась в комнаты в самый неподходящий момент. Не переставая жевать набитым ртом, дивчина промямлила:

— Який-то пан зпытуе про молодого паныча.

— Какой пан?

— Та це ж вин, — ответила дивчина, тыча пальцем в человека за своей спиной.

Визитер был молодым еще господином в вицмундире, застегнутом на все пуговицы. Он вежливо наклонил голову, разделенную идеально ровным пробором:

— Простите меня за невольное вторжение. Я чиновник по особым поручениям при прокуроре киевской судебной палаты. Мне поручено пригласить студента императорского университета Владимира Степановича Голубева для беседы с господином прокурором судебной палаты.

— Не пойду! — отрезал Владимир.

— Пардон, как вас следует понимать? — всполошился чиновник.

— С вашим прокурором мне беседовать не о чем. Он сажает невинных людей, а убийцы гуляют на свободе.

— Ну, ну, Володенька, не горячись, — вмешался старый профессор, — все-таки неудобно манкировать приглашением.

Студента пришлось долго уламывать. Упрямо сжав губы, он слушал увещевания чиновника и поддался только тогда, когда отец попросил не осложнять ему и без того не простые отношения с властями.

— Надень мундир, — посоветовал отец.

— Еще не хватало наряжаться ради прокурора! — вскинулся студент. — Или пойду как есть, или с места не сдвинусь.

Франт в отчаянье оглядел ситцевую косоворотку навыпуск, в которой по теплому времени щеголял юноша, но был вынужден уступить. Вместе с чиновником по особым поручениям студент вошел в здание судебных установлений, пренебрежительно отметив, что в университете все гораздо грандиознее, и только фыркнул, заметив, как согнулся его провожатый перед кабинетом прокурора судебной палаты. Голубев никогда раньше не видел Чаплинского, но уже заранее был настроен против него. Хозяин кабинета вежливо поздоровался, однако его приветствие возбудило в студенте еще большее недоброжелательство и заставило вспомнить отцовскую поговорку о «ляхах с голубой кровью и собачьей бровью». Впрочем, Голубев сразу понял, что главным в кабинете был сухощавый господин, представившийся вице-директором уголовного департамента министерства юстиции. «Ишь ты, с каким значением он выговаривает свою фамилию! Лядов! Как будто мы в Киеве обязаны знать имена всех петербургских бюрократов», — раздраженно думал он, пока вице-директор, придерживая его под локоть, провел студента к большому кожаному дивану.

— Не будем мешать Георгий Гавриловичу, сядем здесь в сторонке и потолкуем по душам. Говорят, вы подготовили петицию на высочайшее имя с требованием выселить из Киева три тысячи евреев? Разрешите узнать, почему вы остановились именно на такой цифре?

Сам того не подозревая, вице-директор больно задел студента. В первом варианте петиции, составленной Голубевым, говорилось о необходимости поголовного выселения иудеев из России. Однако председатель киевского отделения русской монархической партии Борис Юзефович вслух обозвал проект чепухой, упирая на то, что во время японской войны с огромным трудом, забив эшелонами все железные дороги, удалось перебросить на Дальний Восток всего лишь полмиллиона солдат. Что же произойдет при перевозке пяти миллионов евреев! Не желая посвящать столичного бюрократа в споры между киевскими монархистами, Голубев буркнул:

— Для начала достаточно и трех тысяч, а там будет видно. Главное, удалить из Киева адвокатов, газетчиков и прочих зачинщиков смуты.

Лядов мягко заметил:

— Массовое выселение евреев может привести к терактам. Под угрозой окажется визит государя-императора в Киев, намеченный на конец лета. Ведь патриоты в первую очередь озабочены безопасностью государя, не правда ли?

— Да, это так! — согласился Голубев.

Молодежь «Двуглавого орла» с трепетом ждала высочайшего визита. Каждый надеялся пробиться поближе, чтобы разглядеть лик государя, который, как уверяли, был еще прекраснее, чем на портретах. Лишиться этой надежды было бы слишком жестоко, и Голубев честно признался:

— Я не предполагал, что петиция может вызвать осложнения.

— Не разумнее ли с ней повременить?

— Может быть.

— Вот и славно! — воскликнул Лядов. — А сейчас, сделайте милость, расскажите, к каким результатам вы пришли, расследуя убийство Андрея Ющинского?

«Вот оно что! — возликовал студент. — Понадобились собранные мною сведения. Видно, этот вице-директор из Петербурга не дурак, не то что наши судейские крысы!» Он солидно пояснил:

— В своем расследовании я использовал дедуктивный метод…

— Так, так, весьма впечатляет, — поощрительно заметил Лядов, но в его глазах промелькнули веселые искорки.

— Не удивляйтесь, именно дедуктивный метод. Зададимся вопросом, где было совершено убийство? Ясно, что не в пещере, где обнаружили тело. Если бы убивали в пещере, все стены оказались бы забрызганными кровью.

— Может быть, кровь собирали в специальные сосуды? — предположил Лядов.

«Определенно, петербуржец гораздо проницательнее киевских чинуш. Он понимает, что убийство носило ритуальный характер», — подумал Голубев, но все же отверг предположение вице-директора.

— В пещере слишком тесно. Убили где-то неподалеку и скорее не на открытом месте, потому что злодеев заметили бы прохожие, спешившие утром на работу. Самое подходящее место — кирпичный завод.

— Простите, я не до конца понимаю логику ваших рассуждений, — удивился Лядов. — Если убийцы побоялись зарезать мальчика в пустынной и овражистой местности близ пещеры, то еще меньше вероятности, что они проделали это на территории кирпичного завода, где кипит работа.

— В том-то и дело, что не кипит! — терпеливо разъяснял студент. — Спрос на кирпич сезонный. Завод приступает к выработке кирпича только после Пасхи, а до этого времени завод представляет собой совершенно безлюдное место с навесами, сараями, подземельями. И вся эта колоссальная по размерам усадьба находится в распоряжении жида Менделя.

— Необыкновенно интересно! — воскликнул Лядов. — Кто этот Мендель?

— Заводской приказчик, зовут Мендель, фамилии не знаю. Преподозрительный тип. В заборе вокруг завода есть лаз, через который можно было вынести труп и спрятать его в пещере. Осмотрите забор, обыщите кирпичный завод, и вы найдете место преступления.