Автостоп - Колетт Вивье

— Жано! — услышал он чей-то голос. — Жано! Я ведь тебе запретила сюда ехать!

К ним подбежала девочка с длинными волосами, в руках у нее была большая хозяйственная сумка, из которой торчал лук-порей.

— Ой, я коленку разбил, Дизетта! Больно! — заплакал Жано.

— Твоя коленка в полном порядке, не реви, даже крови нет, — строго проговорила Дизетта. — Ну, а вы? — спросила она. наклоняясь к Люку. — Вы сами встанете на ноги или надо вызвать «скорую помощь»?

Она-то что пристает, эта долговязая дура? Люк хотел ей ответить резко, но понял, что, лежа в этой канаве, он выглядит так комично, что уж лучше промолчать. Он с трудом поднялся на ноги и сказал:

— Я упал, понятно?

Дизетта разглядывала его.

— Понятно, да не совсем. Вы шли через силу, это было видно за версту, вы все равно упали бы, и лицо у вас цвета спелого помидора. Вы не больны?

— У меня болит горло, — сухо ответил Люк. — А вам какое дело?

— Как какое дело? Ведь вас толкнул мой брат. И почему вы разгуливаете здесь, если больны? Отправляйтесь-ка поскорей домой и ложитесь в постель. Ваш дом далеко?

— Я приехал из Парижа автостопом. В Аннеси я никого не знаю…

— Автостопом? — изумленно повторила Дизетта. — Вот это да! Интересное кино! Да это счастье, просто счастье, что Жано наехал на вас, а то что бы с вами было? Пошли скорее к нам. Побудьте у нас, пока не поправитесь.

— У вас?

— Ну да, вы что же, не понимаете? Наш отец целый день на строительстве, и мама к этому привыкла. В доме у нас всегда полно народу, и она всем помогает. Ну, пошли скорее, и не валяй дурака, — добавила Дизетта, от волнения переходя на «ты».

И Дизетта поволокла Люка к окрашенному в зеленый цвет дому. Потом они прошли по длинному коридору, поднялись по винтовой лестнице, причем Люк шел с трудом, спотыкаясь на каждой ступеньке. Когда они добрались до четвертого этажа, девочка отворила дверь и вбежала в столовую, где почему-то пахло стиркой. Люк увидел квадратный стол, стулья, радиатор отопления, а возле радиатора маленькую девочку в красном платье, которая играла с плюшевым мишкой. Вошел и Жано, волоча свой самокат.

— Мама! — крикнула Дизетта. — Мама, где ты?

Занавеска в глубине комнаты отодвинулась, запах стирки усилился, и к ним вышла полная брюнетка с засученными рукавами.

— А, это ты. Что случилось? — спросила она, вытирая мокрые руки о передник. — Кто этот мальчик?

— Он приехал автостопом, я встретила его на улице, мама, Жано толкнул его, и он упал.

— Так… Час от часу не легче…

— К тому же он болен. Говорит, что болит горло…

— Чем я могу ему помочь? Здесь не больница.

— Но он же путешествует, — настаивала Дизетта. — Представляешь, сколько он прошел километров от Парижа до Аннеси? И он совсем один. И… и… и… Ну, скажи что- нибудь, — шепнула она Люку, схватив его за руку. — И сними свой рюкзак.

Люк, с усилием следивший за их разговором, послушно снял рюкзак, положил его к ногам девочки и бессильно оперся о стол, не вполне понимая, что происходит.

— Он и вправду едва стоит на ногах, — заметила полная женщина. — Надеюсь, у него хоть не заразная болезнь. Может, грипп? Температура у него не меньше тридцати девяти.

Дизетта искоса глядела на мать.

— Ну, так мы оставляем его? — спросила она.

— Ты шутишь? — воскликнула мать. — Куда я его положу?

— Да в мою постель, а я лягу с Сабиной, как в тот раз, когда ты отдала мою комнату мадам Арман. А он куда симпатичней, чем эта старуха Арман. Если бы ты только видела, мама, как он упал в канаву! Сперва я подумала, что он потерял сознание… Если у него тридцать девять или больше, то…

— Хватит, уймись, — перебила ее мать. — Сейчас не время болтать, надо что-то делать… Принеси-ка поскорей чистые простыни, а я поищу лекарство. Ты что, не видишь, что мальчик едва стоит на ногах?

Полчаса спустя Люк уже лежал, тепло укрытый. Он проглотил целую пригоршню таблеток, жадно выпил чашку какого-то травяного отвара и теперь отдыхал. От жара у него кружилась голова, но он был счастлив, что лежит на настоящем матрасе и на простынях, он ведь уже столько дней не раздевался. Люк долго лежал так, не двигаясь, с закрытыми глазами, то засыпая, то просыпаясь, то опять засыпая. Из соседней комнаты до него доносились детские голоса, смешанные со звуками транзистора. «Я все-таки заболел. Неужели у меня ангина?» — думал он, но мысль его работала как-то вяло. И стоило ему напрячься, чтобы понять, где он, как он тотчас впадал в забытье.

К вечеру, однако, Люк почувствовал себя несколько лучше. Горло уже не было таким отекшим, и ему даже показалось, что он проголодался. «Я в каком-то тумане, — сказал он себе. — И почти не помню ни Дизетту, ни ее мать. Я, пожалуй, даже и не узнаю их, если встречу на улице, а ведь я лежу в их доме». Он снова пережил за несколько секунд все, что с ним случилось в Аннеси — как он бродил по улицам и как на него налетел мальчишка на самокате… Неужели ему придется снова куда-то идти, когда здесь ему так хорошо, так спокойно… Взгляд Люка скользнул по стенам, встроенному шкафу, камину — и то, что он увидел на каминной полке, заставило его вздрогнуть. Там стояла собака. Да, фаянсовая собака, которая натягивала поводок. Люк с интересом ее разглядывал. Что напоминала ему эта собака? Он порылся в своей памяти и вдруг вспомнил все: ну, конечно же, это та собака, о которой рассказывала ему маленькая Элиза, та собака, которую она маленькой видела из своей постели. «Наверное, мне это снится, — подумал он. — Это потому что у меня температура. Мало ли на свете фаянсовых собак, да к тому же и одеяло здесь не красное, а синее…» Но в этот момент он увидел в окне наклоненную колокольню, значит, если он не ошибается, Элиза жила в этой самой комнате, где он сейчас лежит. Нет, это просто невероятно — попасть именно в эту одну-единственную комнату… Он опять откинулся на подушку, у него закружилась голова, но тут с шумом распахнулась дверь, и на пороге появился Жано.

— Позови сестру, — сказал ему Люк.

Жано послушался. Прибежала Дизетта.

— А, ты больше не спишь? Хочешь еще попить? — прошептала она, подходя к Люку на цыпочках.

— Нет, нет, мне ничего не надо, — ответил Люк. — Но скажи… нету ли здесь где-нибудь на улице каменной обезьяны и лавки с зеленой дверью?

— Лавка… обезьяна? Да что ты плетешь! — проговорила Дизетта. — Мама пошла за покупками, сейчас пойду посмотрю…

— Подожди. Выслушай меня. Как зовут твою мать?

— Мадам Бурон. Марселина Бурон.

— А… а я думал, что ее зовут Сасель… А собака, давно ли стоит здесь на камине эта собака? — настойчиво спросил Люк.

Дизетта с тревогой взглянула на него.

— Что-то я ничего не понимаю из того, что ты говоришь, ты, наверное, бредишь… Вот, я слышу, хлопнула дверь, это мама вернулась! — воскликнула она с облегчением. — Мама, иди сюда!

Вошла мама, все еще держа ключи в руке.

— Что ты орешь как сумасшедшая! — выругала она свою дочь. — Разве можно так громко разговаривать у постели больного?

— Это Люк сам меня позвал, — ответила Дизетта. — Он говорит о какой-то обезьяне, о собаке, о Сасель…

— Сасель? — повторила мама. — Где он мог услышать это имя?.. Откуда ты его знаешь? — спросила она Люка.

— Это не я, — сказал Люк. — Это одна девочка, маленькая Элиза, все повторяла это имя…

— Маленькая… Элиза?

При этом мадам Бурон горько вздохнула и тяжело опустилась на стул. Лицо ее покрылось красными пятнами.

— Ты знаешь мою Элизу? — прошептала она.

— По правде говоря, я видел ее только один раз, — признался Люк. — Но она не выходит у меня из головы. — Фаянсовая собака, наклоненная колокольня, Аннеси, Сасель… Я все это старался выкинуть из памяти. Но вот, словно нарочно, череда разных приключений прямо силой привела меня сюда, словно эта упрямица Элиза тянула меня все время за рукав. А я ведь ехал в Ним посмотреть на нимские арены… Я глазам своим не поверил, когда увидел на указателе слово «Аннеси».

— Что-то я ничего не могу понять, — сказала мадам Бурон. — У меня голова идет кругом. Элиза, моя маленькая Элиза, — повторяла она, полусмеясь, полуплача. — Ангел мой дорогой. Неужели после стольких лет это возможно?..

Она задыхалась, ее сотрясали рыдания…

— Не обращай внимания, мальчик, это от волнения, — сказала она. — Все это так неожиданно. Понятно, что меня это потрясло. Как я любила ее, эту девочку. Я любила ее как собственную дочь. Два или три раза я писала директрисе пансиона, но никто мне не ответил. А потом, после Дизетты у меня родились сперва Жано, а потом и Сабина. Жизнь идет… Но забыть мою маленькую Элизу, нет, никогда! Да я скорее умру…

— Она вас тоже не забыла, — сказал Люк. — Судя по тому, что она успела мне рассказать, пока ее кузина была в саду, она тоже… у меня путаются мысли… она мне рассказала… рассказала…