Лада, или Радость - Тимур Кибиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что телевизор, неизменно по привычке включаемый, никак не мог нарушить благообразие гогушинских вечеров, и дом Александры Егоровны был одним из немногих мест, может быть, даже последним, куда не проникала вся эта свистопляска, замышленная адским Баламутом еще полвека назад, чтобы навсегда покончить с ненавистными и мучительными для бесов “тишиной и мелодией”, и где стояла та самая, живая и вожделенная тишина.
Что же касается мелодии, то переставший дичиться Чебурек, возясь со своими щепочками и проволочками, часто под сурдинку бубнил неведомые национальные напевы — монотонные, странные, но, в общем-то, приятные на слух.
Да и сама Александра Егоровна, как мне кажется, иногда напевала про себя, в глубине души:
Блажен взрастивший на сотках собственныхСельхозпродукты — белокочаннуюКапусту, и репчатый лук, и свеклу,Картошку, моркошку и топинамбур,
Блажен по осени заготовившийОгурцов соленых, капустки квашеной,Блажен перетерший с песком смородинуИ наваривший из шпанки варенье!
Блажен, кому достаточно пенсииНа бакалею и гастрономию,На спички, соль, рафинад и маслоПостное. Даже на карамельки!
Кому слоняться путями грешнымиНет ни малейшей необходимости,Кому ни к чему обивать порогиВ местном совете нечестивых!
Блажен имущий на зиму валенкиИ крышу над головой беззащитною,Кота от мышей, от воров собаку,Хотя какой уж из Ладки сторож!
А коль случится какая надобность,Бутыль самогонки хранится в подполе.Только б о том не проведал Жора,А то греха с ним не оберешься!
А если всплакнется над фотографиейСтаренькой — что же, ведь было сказано:Блаженны плачущие — они утешатсяИ снова встретятся. И не расстанутся.
Вот так, по-моему, пело под гудение немого телевизора ветхое старушкино сердечко. А собачка, дремавшая у ее ног, да и надменный Барсик на коленях слушали и, в общих чертах, соглашались. Ну а Николай Чудотворец, он же Санта Клаус, глядящий из своего красного угла, был согласен с Егоровной на все сто процентов. Ну и Чебурек, конечно, тоже, если бы ему кто-нибудь перевел.
И казалось даже, что и черно-белая Эвелина Бледанс в роли трагической бандерши элитного публичного дома, который пытаются прибрать к рукам коррумпированные менты и мафиози, и даже “последние герои” Никита Джигурда и Виктор Ерофеев, склочничающие с Ксенией Собчак из-за бытовых условий на тропическом острове, ей-богу, казалось, что и они тоже согласны — благо вслух выразить свое мнение они не могли.
16. Волки
Когда в селах пустеет,Смолкнут песни селян,И седой забелеетНад болотом туман,Из лесов, тихомолком,По полям волк за волкомОтправляются все на добычу.
Алексей Константинович ТолстойТревожное предчувствие, которое, по мысли автора, должно было бы возникнуть у чувствительного читателя из-за неоднократного поминания андерсеновской владычицы мрака и мраза, скоро сбылось. Вестником неминучей беды явился пропадавший где-то почти неделю Жора.
— Ну чо, старухи, кердык вам. И тебе тоже, Черный Абдулла! — радостно объявил он жителям затерянной в снеговых просторах деревеньки. — Все! Алес!
— Ты б закусывал бы изредка, — лениво процедила Тюремщица.
А Александра Егоровна из деликатности решила все-таки спросить:
— Случилось что, Жора?
— Случилось! Сидите здесь, ни х..а не знаете, а п…ец-то нечаянно подкрался!
— А ну кончай матюкаться! Проспись иди, рожа пьяная!
— Я-то, Ритулька, просплюсь, а вот вас-то как раз волки-то и схавают!
— Какие волки?
— Ага, какие волки. Нормальные такие волки, вульгарис. В Ильине на почтальоншу напали, курей поворовали, козу задрали, все сидят по домам, боятся.
— Ну ври!
— Вот те и ври! И на Коммуне вчера собаку прямо на цепи обглодали. И что характерно — пес здоровенный, настоящий волкодав! Ну а ты-то, подружка, — он наклонился к Ладе и ласково потрепал ее за ухо, — ты-то им на один зубок!
— Типун тебе на язык твой поганый! — обмерла Егоровна.
— Да слушай ты это брехло!
— Брехло, Ритуньчик, твой папа! Когда вас волки трескать будут, узнаете! Ну мне тут некогда с вами… Предупрежден — значит, вооружен! Так что хмуриться не надо, Лада! — Жора еще раз потрепал Ладу. — Выживает сильнейший. Естественный отбор, е..ныть! Пошли, Гамсахурдия, не фиг тебе с ними бабиться. Надо оружие готовить!
И, к ужасу Егоровны, зарычал: “Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников…”, и т.д. и т.п.
К сожалению, на этот раз Жора не брехал и даже не очень преувеличивал — по округе действительно рыскали жестокие и неуловимые хищники. Я лично не уверен, что это были настоящие волки, вполне вероятно, что ужас на окрестные деревни навела стая бродячих собак — одичавших и вконец потерявших человеческий облик и подобие, а такие оборотни бывают, как известно, похуже любых волков.
Для этих извергов собачьего рода вообще нет ничего святого — они способны и в самом Переделкине нападать на классиков советской поэзии, что уж говорить о простых сельских тружениках.
Характерно, что даже кандидат биологических наук А.Д. Поярков, неутомимый исследователь и страстный защитник городских бродячих собак, об озверевших на лесных и полевых просторах псах пишет как-то глухо: “Если в городе я бы оставил собак в покое, то в сельских местностях бродячая собака играет другую роль. Роль, пока явно не исследованную детально, но все же, по имеющимся данным, скорее отрицательную… — хотя далее он, конечно, оговаривается: — Я не призываю уничтожать бродячих собак даже в сельской местности, — сначала как следует понять их роль в сообществе и хорошо подумать, прежде чем начать действовать”.
Такая мудрая экологическая позиция для Жоры была абсолютно неприемлема. Действовать он начал немедленно. Неожиданно вспомнив своего деда-сибиряка, который “на медведя с рогатиной ходил”, он заставил Чебурека сделать ему эту самую рогатину, которую представлял себе, конечно, в виде большой, как ухват, рогатки с заостренными концами. Поклонившись старухам и недоумевающему Чебуреку в пояс, сказавши: “Ну, не поминайте лихом, православные!” — и совершенно перепугав Егоровну обращением “святая старица” и предложением “благословить на подвиг ратный”, Жора, держа наперевес свое сибирское оружие, отправился в лес. Пробыл он там не очень долго, минут тридцать пять-сорок, но, судя по всему, мгновения эти свистели, как пули у виска, и были исполнены высокого драматизма и былинной героики.