Играем реальную жизнь в Плейбек-театре - Джо Салас

Что происходит в артистическом процессе, когда жизнь трансформируется в искусство посредством Плейбека или другого художественного акта? Артист - это тот, кто, подобно мечтателю или сновидцу, ощущает модель, рисунок, который связывает несопоставимые феномены нашего бытия. Он создает форму в пространстве, или во времени, или в обеих координатах вместе, которая некоторым образом выражает его восприятие этой скрытой взаимосвязи или какой-то фрагмент этой формы. Вот основа артистического процесса - ощущение смысла и изображение его в виде формы. Удовольствие, которое испытывает этот воспринимающий артист, когда он переживает процесс художественного творчества, также исходит из поисков смысла. Мы страшимся хаоса и бессмыслицы и слишком часто сталкиваемся с ними. Когда мы встречаемся с тем, что отражает наше собственное бытие в эстетической форме, мы самоутверждаемся и даже испытываем вдохновение. До какой степени это возможно, зависит от того, какой объем нашего жизненного опыта мы видим отраженным в работе артиста, сколько смелости, глубины и убеждения способен он выразить.

В Плейбек-театре мы говорим, что, позволяя себе быть артистами, мы раскрываем рисунок и красоту, скрытую в сыром материале жизни. Наше эстетическое внимание делает историю свидетельством онтологического смысла и цели. Эстетическое свойство – смысл в целостной форме, не обязательно гармоничной или прекрасной, - сам по себе есть фундаментальное и сильнодействующее средство исцеления[16].

Пьер рассказал историю о том, как в раннем детстве он был похищен дедушкой и бабушкой по материнской линии, которые хотели расторгнуть брак его родителей. Манера его рассказа ничего не сообщала о его чувствах по поводу этого необычного происшествия. Ведущий попросил его выделить одну сцену из истории, которую он хотел бы увидеть. Пьер выбрал сцену в суде, когда его бабушку и дедушку приговорили к депортации из США обратно в Европу. Актриса, игравшая судью, позволила некоторую творческую вольность в своей роли. Она превратилась в неистового мстителя. «Как вы посмели это сделать? - завопила она, поднявшись со своей судейской скамьи и возвышаясь над подсудимыми в своей ниспадающей судейской мантии. - У вас нет права разрушать семью. Неужели вы не понимаете, что напугали всех до смерти, включая малыша?» В другом конце сцены сидел актер, который играл Пьера в возрасте пятнадцати лет. Он наблюдал событие из своего прошлого в надежной компании своей тети.

Когда действие закончилось, Пьер в своем небрежном стиле кратко высказал свое резюме ведущему, однако перед этим мы видели, как сильно он был поглощен сценой. Он сказал нам, что скоро собирается поехать в Европу и навестить своих бабушку и дедушку, которых он не видел с тех пор, как был ребенком.

На семинаре Лэйн незамужняя молодая девушка вышла к стулу рассказчика без определенной истории на уме. Она сказала, что чувствует, что в ее жизни возникло некоторое перепутье, и хочет исследовать возможности своего будущего. Ведущий предложил ей вообразить какое-то событие в ее будущем, которое могло бы случиться через несколько лет. Интуитивные вопросы ведущего постепенно нашли отклик в творческом воображении Лэйн, и у нее возник живой образ будущего. Она представила себя актрисой, знаменитой и успешной, завершающей спектакль. Спектакль был забавным и трогательным. Затем она вместе со своей семьей едет домой.

- Сколько у вас детей? - спрашивает ведущий.

- Четверо, - отвечает Лэйн без колебаний. Она называет их имена и возраст.

- А какой у вас муж?

- Любящий. И веселый.

Когда сцена была разыграна, Лэйн вытирала слезы, выступившие в ее блестящих глазах.

- О, я надеюсь, что так и будет! Надеюсь, так все и будет! – сказала она.

Оба эти рассказчика рискнули обнажить свои слабости на сцене Плейбека. Возможно, что ожидание какой-то выгоды, которая может обнаружиться во время действия, подтолкнуло их рассказать свои истории. Что они приобрели? Что касается Пьера, ценность его рассказа в основном может заключаться в том, чтобы вынести на публику свидетельство его переживаний. В его общении с ведущим во время интервью было что-то вызывающее, возможно, он старался защитить свои чувства по поводу такого постыдного эпизода из истории своей семьи. Но он обнаружил, что его история вызвала сочувствие со стороны актеров и зрителей. В ответ на это к концу сцены его сарказм смягчился. Также, вероятно, Пьер извлек пользу для себя, просто увидев эту сцену, разыгранную вживую перед ним, вместо картины перед его внутренним взором, которую он, несомненно, прокручивал в течение своей жизни снова и снова. Самообладание, которое он приобрел, увидев свое болезненное воспоминание со стороны, может быть, послужит ему хорошей поддержкой, когда он встретится со своими бабушкой и дедушкой в первый раз в своей взрослой жизни.

Для Лэйн, которая рассказала свою историю в поддерживающей, камерной среде семинара, ценностью было сознательное включение в процесс коллективного творчества группы. Оно проявилось не только в непосредственном разыгрывании сцены, но и в общей атмосфере, предоставляющей широкие возможности для воображения. Это было ее собственное видение, однако она не могла самостоятельно вызвать его к жизни, даже при том, что ее воображение довольно свободно текло в поисках сценария, который отвечал бы ее еще несформированным потребностям и желаниям.

Многие люди, видевшие выступление Плейбек-театра или слышавшие о нем, спрашивают: «Так это театр или терапия?» Они видят людей, как Лэйн, с носовыми платками в руках, они видят тех, кто рассказывает о своей боли и утрате, они видят актеров, которые очевидно проявляют гораздо большее участие, чем этого можно было бы ожидать от театральных исполнителей, и, хотя актеры могут быть очень талантливы, они не демонстрируют ни отстраненности, ни превосходства. Некоторые зрители могут быть смущены образной структурой Плейбека, так как, на первый взгляд, в нее включены элементы, которые они привыкли рассматривать отдельно. Дело в том, что польза и практическая значимость Плейбек-театра не подчиняются функциональной категоризации, привычной для современного общества. Целительство и искусство неразделимо интегрированы в задачи Плейбека.

Практики Плейбека учатся жить в неопределенности и ее проявлениях в этом мире. Помимо того, что им постоянно приходится объяснять, что такое Плейбек-театр, что иногда они вынуждены доказывать важность своей работы перед скептически настроенными друзьями и родственниками, в обществе существуют устоявшиеся догмы. Многим из нас известно, что трудно снискать признание, включая такую его форму, как поддержка грантами. Художественные советы обычно говорят: «У вас слишком много терапии, очевидно, что вы не привержены театру в полной мере». Фонды социальных служб с подозрением относятся к тому, что мы серьезно увлечены искусством. По иронии судьбы, такая «поправка-22», похоже, в меньшей степени относится к вновь создаваемым группам, потому что теперь они могут сослаться на почти двадцатилетнюю традицию Плейбек-театра.

ПЛЕЙБЕК В ТЕРАПИИ[17]

Многие из тех, кто сейчас занимается Плейбек-театром, работают также в области социальной помощи. (Некоторые из нас являются драма-терапевтами или психодраматистами, и они уже знакомы с терапевтическим эффектом использования драмы для исследования личностных переживаний.) Для расширения своих возможностей они начинают использовать целительные свойства плейбек-практики, работая в больницах, клиниках, стационарах и в частной практике. В той же степени, в которой ритуализированный рассказ историй является терапевтичным для широкой публики, он также может быть ценным инструментом при работе с детьми и взрослыми, страдающими эмоциональными расстройствами и психическими заболеваниями. Больные люди имеют острую нужду рассказать свою историю и, вероятно, имеют еще меньше возможностей сделать это, чем остальные.

Профессионалы в области психического здоровья, впервые столкнувшись с практикой Плейбека, часто выражают опасение по поводу того, что, приглашая рассказать свою историю, мы «раскрываем людей». Познакомившись с этой формой поближе, они понимают, что определенные факторы служат защитой от ослабления границ личности, которое они себе представляли. Один из них - терапевтический навык ведущего, которого обучают сопровождать рассказ истории с клинической чуткостью. Другой - элемент дистанции, заложенный в самой форме, - это внутренний контроль, когда рассказчик смотрит, но не участвует в драме. И в-третьих, почти все рассказчики - и пациенты психиатрических клиник, и обычные зрители - подчиняются своему природному чувству того, что уместно рассказывать в любом контексте. Я редко сталкивалась с тем, что это чувство было нарушено, даже если рассказчикам не дается никаких начальных директив о том, что уместно рассказывать. Рассказчики в Плейбеке инстинктивно оценивают, какой уровень самораскрытия для них безопасен, это зависит от того, насколько велика группа и кто из посторонних присутствует.