Волк - Геннадий Якушин

— Выпей и закуси.

Затем Света подходит к окну и плотно задергивает занавески. Потом садится рядом со мной на кровать, снимает спортивный костюм и надевает ночную рубашку, принесенную с собой. Не торопясь она распускает свой «конский хвост», и ее светлые волосы растекаются по спине, падают на грудь, закрывают лицо. Света их собирает и заплетает в косу. Раздается щелчок выключателя, и электрическая лампочка под желтым абажуром гаснет.

Всю неделю я провожу со Светой, забыв про фестиваль. Это счастливейшие дни в моей жизни. Все вокруг кажется чудесным и прекрасным. Я нахожусь на гребне эмоциональной волны. Я бодр, и кровь весело бежит в моих жилах.

Сегодня воскресенье, и я просыпаюсь поздно. Родителей с братьями нет. Они еще с вечера уехали на дачу. Теперь там здорово, дом уже построен. Правда, осталось кое-какую мелочовку доделать. Позавтракав, я иду в магазин. Я хочу купить что-нибудь вкусненькое для Светы, а потом позвонить ей и пригласить к себе. Конечно, хорошо снимать у разных там бабуль комнаты на неделю, на месяц, однако дома лучше.

Проходя мимо котельной, я слышу хорошо знакомый голос. Заглядываю незаметно туда и вижу прикрытое шляпой ледяное лицо, щелочки остро и злобно поблескивающих раскосых татарских глаз.

Кабан! Его явное появление рядом с моим домом меня ужасает. А чему ужасаться, удивляться? Как быстро я теряю старые привычки. Немногим больше года честной жизни — и я веду себя как порядочный человек. А где же ему еще быть, как не в котельной? Рядом старое и новое. Встречи все равно не избежать. Что я могу предпринять? Заявить в милицию или сказать отцу? Отпадает! Вскроется мое участие в ограблении квартиры коллекционера, а там труп на трупе! Я не знаю, что сделал отец, спасая меня в тот раз, да, наверное, и никогда не узнаю, но с работой в «органах» он распростился и искусственные цветочки уже делал. Почему опять из-за меня должны страдать отец, мать, братья? Позвать своих двоюродных братьев? Им придется все объяснять. И в конце концов все закончится убийством Кабана. А может, и не только Кабана, но и кого-то из братьев. Всякие неожиданности бывают. Значит, и этот вариант нельзя принять.

И тут начинают выплывать на поверхность мои темные инстинкты. Ни логика, ни рассудительность не могут противостоять желанию наброситься на Кабана сейчас же, сию секунду! При этом от предвкушения я даже щелкаю клыками. Ощущение, конечно, жуткое, но чрезвычайно привлекательное. Я уже испытывал его, и у меня неутолимое желание повторить все снова. Я вытаскиваю из кармана свой нож-прыгунок, щелкнув кнопкой, выбрасываю лезвие и захожу в котельную. Кабан, видя меня с ножом в руке, ничуть не удивляется. Улыбаясь мертвыми губами, он наводит на меня пистолет и очень тихо и медленно произносит:

— Убери нож, иначе я пристрелю тебя.

Сидящий рядом с ним интеллигентно одетый, высоколобый мужчина с продолговатым лицом и рыжими, торчком стоящими волосами поднимает на меня карие надменные глаза и бросает небрежно:

— Звери! Без крови. Уберите оружие.

Тут я замечаю третьего, точнее, третью и убираю нож. Она стоит, подпирая плечом стену. На ней черные туфельки на высоком каблуке, цветастая юбка чуть ниже колен и кофточка с глубоким вырезом на высокой груди. Наконец мои глаза останавливаются на ее лице. Я вижу чистый лоб, русые волосы, глубокие, как море, глаза, чуть вскинутые к вискам тонкие брови, прямой носик, змейки губ и упрямый, но аккуратный русский подбородок.

— Это шестерка. Волк, — заметив мой взгляд, говорит высоколобый. — Кличут ее Стопарик. На людях — Лора. Она ваша. На все время работы. Начнет капризничать, не выполнять команд, учите ее, но лицо берегите. Я, — продолжает своеобразный инструктаж интеллигентный мужчина, — Чернокнижник. В обществе, если столкнемся, Тарас Григорьевич. Кабан — работяга. Паспорта с московской пропиской и документы, подтверждающие место работы, есть у всех нас. Я знаю, у вас две женщины. Но вряд ли их можно использовать в деле. А Стопарик проверена. Однако и за ней тоже надо приглядывать. Женщина есть женщина! Где-то поселите свою рабыню. У Светланы есть опыт по снятию комнатенок. Вот вам деньги на эти цели. — И дает мне пакет. Я беру его, кладу в сумку и поворачиваюсь на выход. Но тут раздается голос Кабана:

— Чернокнижник, я тебе говорил, что у Волка школа Ивана. Он все может.

— Потому и обращаюсь я с ним уважительно, — отвечает тот. — Минуту, Волк! Завтра начинаются заезды наших и иностранных делегаций. Нам нужны в основном иностранцы. У них валюта, дорогие шмотки. Сами понимаете, наши клиенты — любители девочек, выпивки, картишек. Последние, и ваши клиенты, Волк. Стопарик не только наживка. Она и девочек умеет и вербовать, и обучать. Все ваши требования, Волк, я выполню без замедления. До встречи.

Я выхожу из котельной, за мной, как привязанная, идет Стопарик с чемоданом в руке. С ней я захожу и в квартиру, сажусь на диван и хихикаю, как сумасшедший.

— Умереть — вот мое спасение! — кричу я. И, вскочив с дивана, в истерике начинаю разбрасывать вещи по комнате. Стопарик равнодушно наблюдает за мной, а затем спрашивает:

— Где у тебя туалет и ванная?

Я ошарашенно гляжу на нее, потом хватаю ее за руку и тащу к двери. Я хочу вытолкнуть, выкинуть это чудовище из квартиры. С неожиданной силой она отталкивает меня:

— Слюнтяй, не я шестерка, а ты! И жить я буду у тебя, пока ты не найдешь мне нору. — И в завершение своего выступления делает мне смазь.

Такого я не выдерживаю и бью ей под дых. Она падает и тут же отключается, а может, и прикидывается. Но мне все равно. Я набираю номер Светы и интересуюсь у нее насчет комнаты. Она говорит, что та самая бабуля, у которой она снимала недавно комнатенку, готова вновь сдавать. Я благодарю ее и подхожу ко все еще лежащей на полу Лоре.

— Ты, сука, поднимайся! — кричу я. — Есть для тебя нора! — Она поднимает голову. Ни одной слезинки.

— Придурок! — шепчет Стопарик. — Я сбежала из колонии. Я месяц не мылась. Я хочу в туалет.

— Понятно. Даю тебе про все час, — отвечаю я ей. — И учти, хату будешь снимать сама. Я тебе дам только адрес.

— А ты знаешь, что с тобой сделают, если я смотаюсь? — испытующе смотрит мне в глаза Лора.

— Знаю. Только вопрос, кто кому еще сделает, — зло ухмыляюсь я.

— Видно, ты интеллигентик, — смеется Стопарик, — то-то Чернокнижник с тобой выкает. Неспроста!

— Иди делай свои дела! — отрезаю я и ухожу в отцовский кабинет.

Я сижу в кабинете отца минут сорок, обдумывая сложившуюся ситуацию. А когда выхожу из него, то вижу на балконе развешанное белье Лоры. Сама же она в чем мать родила гладит свои юбки и платья.

— Ты что, обалдела! В таком виде! — ору я.

— А в чем дело? Тебя что-то смущает во мне, или ты голых девок не видел? Так посмотри, — поворачивается она ко мне. — Можешь даже потрогать. Разрешаю. Если хочешь, поиграем!

— Нам пора идти! — строго отвечаю я.

— Куда торопиться-то, — смеется Стопарик, — твои родители и братья на даче. А Светка, с которой ты говорил, хату не упустит. Ну как, хочешь меня?

— Пока не представишь из кождиспансера справку о том, что у тебя нет ни сифилиса, ни триппера, ко мне даже не думай приближаться! — в бешенстве кричу я, а сам не могу оторвать глаз от ее сисек, к которым так и тянутся мои руки. И все-таки я не поддаюсь ей, хотя потом и тру в ванной спину этой засранке.

Я доставляю Лору в ее нору на Солянке и скорее бегу к Свете. Как только она открывает дверь, я сжимаю ее в объятиях, а потом везу к себе домой на Можайку…

А под утро, когда я, обессилевший после горячих ласк, лежу в ее объятиях, Света говорит мне:

— Ты знаешь, я только в эту ночь поняла, что значит для женщины мужчина.

На работу я лечу, как на крыльях. И весь рабочий день у меня проходит в строительстве воздушных замков. Света в моих мечтах занимает царственное место. Перед окончанием смены ко мне подходит отслуживший срочную службу в армии и вернувшийся вновь на завод электрик — новый комсорг. Он мне напоминает, что сегодня заключительная репетиция «Небесных экскурсий». И дает два билета на Центральный стадион имени Ленина, где состоится открытие VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов.

— Это тебе за хорошую работу и активное участие в художественной самодеятельности, — говорит комсорг. — Так постановил комитет комсомола завода. Кстати, как ты закончил учебный год в школе?

— Нормально, — отвечаю я. — Перешел в десятый класс. Но учиться дальше придется через три года. Медкомиссию прошел. В октябре попрощаемся.

— Я рад за тебя. Что за мужик, если в армии не служил. Неполноценный! — смеется комсорг и уходит.

И вот я со Светой на стадионе. Вереницы автобусов с делегатами подъезжают к центральной арене. Как друзей, приветствуют москвичи зарубежных юношей и девушек. Ветер колышет флаги государств, посланцы которых прибыли на фестиваль. Звучит музыка. Радио разносит песни. Нам со Светой радостно, ведь это праздник миролюбивой молодежи. И проводит этот праздник наша Москва, наша столица. Огромная чаша центральной арены полна. Она расцвечена праздничными нарядами десятков тысяч людей. На огромных транспарантах слова «Мир» и «Дружба». Двухметровые стрелки часов приближаются к трем часам дня. Под аплодисменты на центральную трибуну выходят организаторы фестиваля: первый секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Шелепин, председатель Комитета молодежных организаций СССР Сергей Романовский, руководители Всемирной федерации демократической молодежи, Международного союза студентов, члены Международного комитета фестиваля. Там же, на центральной трибуне, мы со Светой узнаем композитора Дмитрия Кабалевского, скрипача Давида Ойстраха, балерину Галину Уланову и других известных людей, которых часто показывают по телевизору.