«Тойота Королла» - Эфраим Севела
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты женишься на мне? — перебила я его высокопарную речь и спустила из облаков на землю.
— Семья — излишняя роскошь для революционера.
— После революции. Женишься?
— Если доживу. И ты меня не разлюбишь.
— Насколько я знаю, коммунисты — пуритане и такой образ жизни, какой мы с тобой ведем, осуждают. Они — за семью. Против любовных связей. Считают это развратом.
— Я — не коммунист.
— Кто ты?
— Марксист. Мы возвращаем марксизм к его первоначальному виду. Карл Маркс любил женщин и не стыдился этого. Но ты меня перебила. Я потерял нить.
— Ты говорил об ураганах.
— Верно. Знаешь, как они рождаются?
— Ты уже объяснил. И весьма популярно.
— На каком месте я остановился?
— Могу напомнить. Ты уж совсем собрался меня поцеловать, даже приблизил свои губы…
— Врешь! Но удачно. Я всегда хочу тебя целовать, где твои губы?
Моя память с особой остротой запечатлела наши ночные купанья в океане. На моей желтенькой «Тойоте» мы уносились из душного, ядовитого Лос-Анджелеса на юг, в сторону Сан Диего. Ди Джей заезжал за мной к закрытию магазина, ставил свою машину на место, освобожденное «Тойотой», и пересаживался ко мне. Ужинали мы перед дорогой у Фернандо, и он с нас денег не брал. Больше из уважения к Ди Джею, чем ко мне, своей служащей. В нашем контракте не было пункта, что он обязуется меня кормить бесплатно. Но я не помню случая, чтоб он взял с меня плату, когда я иногда забегала к нему чего-нибудь перехватить. Фернандо не был мелочным, и копеечная щедрость тешила его самолюбие.
Ди Джей садился за руль. Он, как и, должно быть, подобает такого типа самцу не мог себе позволить роль пассажира в автомобиле, управляемом женщиной. Тут сказывалось и латиноамериканское происхождение, и несомненный комплекс, возникающий у малообразованного цветного мужчины в его отношениях с интеллигентной белой женщиной. Он управляет машиной. Он везет с собой женщину. И он ею будет обладать. Бороться с этим не имело смысла. Ди Джея надо было принимать таким, какой есть. Слегка сглаживая острые углы. Или отказаться от него. Послать его к черту со всеми его латинскими замашками и комплексами.
Я была именно той женщиной, какая ему была нужна. Белой американкой, которую он властно подчинил себе и сделал чуть ли не рабыней. Я была послушна и покорна. Я боготворила его, и он легко читал это в моем взгляде.
А меня это нисколько не тяготило. С немалым удивлением я вдруг обнаружила, что все эти феминистские штучки, вся шумиха об освобождении женщин из-под мужского ига оказались хрупкой скорлупой, в которую я себя затолкала, и она тут же осыпалась прахом, как только передо мной возник настоящий мужчина, мой кумир, мой повелитель, мускулистая статуя древнего бога с чудным именем Ди Джей.
Пляж мы выбирали подальше от Лос-Анджелеса. Лонг бич. Или еще южнее. Лагуна бич. Пока мы туда добирались, а это сорок — шестьдесят миль, наступала ночь, в небе высыпали звезды, и над океаном вставала луна. Пляж к этому времени обычно пустел. Только мы да «Тойота» у кромки песка жмурится от лунного сияния, отражаемого водой.
Мы раздевались донага. На этом настояла я, и Ди Джей после некоторого колебания уступил мне. В лунном свете его мощный атлетический торс, длинные, в бугорках мышц ноги и чеканный профиль до немого восторга напоминали бронзовую статую античных времен. Как известная фигура дискобола. В нем была мощь силача Геракла, но смягченная гибкостью нежного Аполлона. Сила и ловкость. Грация пантеры. Шоколадно-оливковая гладкая кожа, туго натянутая на мускулы, матово мерцала под луной.
Не знаю, какой я представала перед ним в обнаженном виде, он не делал оценки вслух, но по его глазам я читала, что ему приятно на меня смотреть.
Взявшись за руки, мы не спеша входили в океан. И он с дружелюбным ворчанием принимал нас в свою теплую темень.
«Тойоту» мы оставляли с включенными фарами, чтоб, уплыв далеко, не потерять ее из виду. Ди Джей был отличным пловцом. Он, можно сказать, родился в море. На его родном острове — сделал лишний шаг, и ты уже в воде. Я училась плавать в бассейне, под наблюдением инструктора, знала все стили, но никак не приноравливалась быстро передвигаться в воде. Проплыв полмили, я уставала и непременно ложилась на спину отдохнуть, любуясь россыпями звезд над собою. Ди Джей, намного меня опережавший, возвращался и плыл медленно вокруг меня, как бы охраняя, ограждая от опасности. А опасность, и немалая, нас подстерегала в ночном океане. В газетах писали об акулах, подходивших близко к берегу и порой нападавших на людей. В особенности на пловцов-одиночек.
Талию Ди Джея стягивал кожаный пояс, на котором висел нож. Ди Джей уверял меня, что акула не выдерживает атаки, а однажды у себя в Карибском море ему удалось убить ножом барракуду в шесть футов длиной. Это звучало фантастикой. Но я ему верила. И не испытывала никакого страха в воде, зная, что неподалеку, как дельфин, резвится в океане Ди Джей.
Возвращались мы на два струящихся снопика света. Наша «Тойота», как маяк, своими фарами выводила нас на песчаный берег, давала нам мохнатую простыню вытереться и одеяло, которое мы стелили перед ней и бросались в объятия друг другу. И наша пуританка «Тойота», тихо радуясь за нас, деликатно гасила фары.
Но вот как-то в воскресенье, мы еще нежились в постели, и Ди Джей перелистывал газету, а я заглядывала в нее через его руку, вдруг узнала на газетной фотографии дядю Сэма. Он был в вечернем костюме и, галантно склонившись, целовал руку молодой женщине с глубоким декольте.
— Мой дядя! — воскликнула я.
— Этот? — удивился Ди Джей. — А ты говорила — старый. Смотри, как ручки лижет дамам.
Из текста под фотографией явствовало, что дядя Сэм присутствовал вчера в отеле «Хилтон» на благотворительном балу в пользу калифорнийского балета и внес на поддержание искусства чек в двести тысяч долларов.
— На поддержание искусства, — не сдержал гнева Ди Джей, — чтоб балерины могли перед их носом ножками дрыгать. А миллионы детей умирают от недоедания. Слушай, твой дядя сам идет к нам в руки. Он в Лос-Анджелесе! И, возможно, еще не улетел. Бал был ночью. Небось отсыпается.
— Где? — спросила я.
— В том же отеле… где был бал. Не поедет же он жариться в пекло в свой Палм Спрингс. В это время года там только прислуга сидит.
— Вполне возможно, — согласилась я.
— Позвони ему.
— Зачем?
— Проверим, где он?
— Ну и дальше?
— В гости поедешь, проведаешь старика.
— Если пригласит.
— Чем черт не шутит. Позвони.
— Хорошо. Допустим, я его застану и он меня пригласит. Ну и что?
— А ты посмотришь, что к чему, сколько собирается здесь пробыть.
— Еще лучше, если я его свяжу и доставлю тебе тепленьким.
— Ну, это уж слишком большой подарок, которого я от тебя не ожидаю. Просто сходи на разведку. А дальше — посмотрим.
Я позвонила в «Хилтон», представилась его внучкой, и после некоторого колебания и перешептывания меня соединили с дядей Сэмом. Мне повезло — он был в хорошем настроении. Должно быть, целование ручек балеринам оживило старика.
— Майра! Дорогая! Где ты?
— Дома. Увидела в газете… и позвонила.
— Чем ты занята?
— Я еще не встала. Лежу в постели и читаю газету.
— Еще не завтракала? Тогда немедленно собирайся и марш ко мне! Вместе позавтракаем. Никаких возражений не принимаю! Жду! — И повесил трубку.
Ди Джей пришел в сильное возбуждение. Таким я его никогда не видела. Он выскочил из постели и стал поспешно одеваться. Не умывшись и не почистив зубы.
— Быстрее! Не заставляй старика ждать! — торопил он меня, сверкая глазами. — Господи! Кажется, фортуна нам улыбнулась!
Мы выехали на моей «Тойоте» к отелю «Хилтон».
— Я тебя подожду в машине, — тяжело дыша, словно он долго бежал, говорил Ди Джей. — Иди к нему. Будь мила, любезна… Ну, ты это умеешь, и вообще, сейчас ты выполняешь мои команды и не смеешь возражать. Ты на боевом задании. О наших отношениях забудь… Действуй!
— Что я должна делать?
— Узнай его планы. Когда он бывает один? А дальше я займусь им.
— Но… ты даешь мне слово, что с его головы ни один волос не упадет? Понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно. И можешь не сомневаться. Его жизнь в абсолютной безопасности. Он достаточно благоразумен, чтоб нам не мешать. Пойми, Майра, если мы добудем денег, к борющимся партизанам, в джунгли Латинской Америки, придут новые партии оружия, нужного позарез, и, когда революция победит, освобожденные народы скажут спасибо и тебе.
Пока зеркальный лифт нес меня наверх, я стояла среди распаренных, с улицы людей и мелко подрагивала, как от озноба. У меня буквально подкашивались ноги.
По бесшумным коврам я дошла до белых дверей и постучала. Дядя встретил меня в халате.
— А, красавица! — заключил он меня в объятия. — Заходи, дорогая! Ты еще похорошела с тех пор. Небось голодна? Сейчас все будет! Я закажу сюда завтрак. Посмотри меню и выбери. Эх, поем я сегодня без ограничений! Что ты, то и я. Ну ее к черту, диету! Верно? Дольше положенного срока все равно не проживешь.