Монстр (ЛП) - Шоу Мэтт

Тем не менее, это было хорошо, потому что он наконец стал нормальным. Как будто кто-то снял напряжение, которое гноилось в нём годами.

Ей было интересно, была ли это другая женщина, которую он мог встретить во время одной из своих ночных гулянок? Если это так, ей было всё равно. Пока у неё была небольшая передышка. Что бы ни случилось, она была за это благодарна. По крайней мере, он стал спокойнее.

На ум пришло прощение.

Сможет ли она после всего случившегося научиться прощать его гнусные поступки, которые он совершил, или насилие, которое он начал причинять своему сыну?

Однако, как и во всём остальном, передышка длилась недолго, и вскоре новый, улучшенный Ричард вернулся к своим старым привычкам. Он стал замкнутым и, как любой наркоман, вернулся к тому, что знал лучше всего, что обернуло его разочарование на его семью. Однако теперь он сосредоточился не на Мэри, а на Эндрю. Вокруг унижений продолжались словесные насмешки. Ричард называл его глупым и уродливым, говоря, что ему лучше было бы умереть. Хотя он всё ещё не мог хорошо говорить, Эндрю всё понимал и плакал от слов отца. Он стал прятаться, натягивая футболку через голову, чтобы скрыть лицо. Когда это не помогало, он делал маски из бумаги или картона - всего, что мог найти в доме.

Мэри была обеспокоена, Ричард думал, что это было весело.

Что-то ещё изменилось в Ричарде. Он больше не проводил дни, сидя в кресле у окна, жалуясь на себя и свою жизнь. Теперь бóльшую часть времени он проводил в подвале, убирая там хлам, ремонтируя его по причинам, о которых он не хотел рассказывать. Однажды Мэри спросила его, что он делает, он сказал ей, что это не её дело, и бросил на неё такой взгляд, который велел ей больше не спрашивать об этом.

Под конец 1990 года весь хлам из подвала был вынесен, а ремонт практически закончен, и Мэри вскоре узнала причины поведения своего мужа и была втянута в это до невозможности.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Он назвал её Бубу.

Мэри тайно подарила ему игрушку, его первый и единственный подарок, сделанный, когда ему было десять. Это была кукла, китайская подделка Барби, которую она нашла на старой распродаже. Дёшево сделанный мусор, не предназначенный для длительного использования, но её сын заботился о ней и лелеял сейчас так же, как и в тот день, когда она была отдана ему.

Наступает сентябрь, месяц после его тринадцатого дня рождения, и Эндрю становится молодым человеком большого роста, но не больших умственных способностей. Ростом шесть футов четыре дюйма он выше своих родителей. Его руки покрыты струпьями и шрамами от многочисленных раз, когда отец хлестал его ремнём или тушил сигареты на коже. Иногда он подносил зажигалку к плоти мальчика и смеялся, когда она выпускала пламя, и мальчик вопил и пытался вырваться. Мэри просто молчала и позволяла этому случиться, зная, что она бессильна это остановить.

Сегодня вторник, и, как обычно, Ричард и его друзья находятся в подвале, дом наполняется звуками сверления и пиления. Мэри спит на кровати; лицо опухшее от вчерашнего избиения. Эндрю в своей комнате, сидит, скрестив ноги, на своём матрасе, с бумажной маской на лице, меньшая копия на своей игрушке, его Бубу.

Она была грязной и сломанной, одна нога пропала, но он всё равно ценил её, поглаживая её светлые синтетические волосы, глядя в её пластиковое лицо.

Он не понимает любви так, как полагается людям, но его чистое удовольствие от игрушки было настолько близко к этой конкретной эмоции, насколько он знал.

Он не слышал, как отец поднимается по ступенькам, его движения были замаскированы бурением и молотком в подвале. Мэри тоже проспала это. Ричард только собирался в туалет и не собирался ни проверять сына, ни заботиться о том, что он делает. Только случайно он заглянул к мальчику в спальню, когда проходил мимо.

Он увидел своего сына.

Он увидел куклу. Девичью куклу, с которой он играл.

Ярость.

Эндрю не подозревает, гладит куклу по волосам, осторожно, чтобы маска осталась на месте.

Сжатый кулак, ослепляющий мальчика, оказался под его глазом, бумажная маска порвалась.

Кровь.

Слёзы.

Ричард не останавливается на достигнутом. Он хватает своего сына за горло, не заботясь о том, что тот не понимает, что происходит. Он кричит ему в лицо, произнося, что уже достаточно того, что он дебил, и не обязательно становиться ещё и педиком.

Это метод Ричарда.

Это его убеждение.

Мальчик съёжился, глаза опухли, кровь залила грязный матрас.

Жестокое обращение Ричарда продолжалось, вены выпирали из его шеи, как стальной шнур, зубы стиснулись, глаза сверкали.

Ещё один удар.

Нос сломан.

Эндрю испуган и растерян.

Ричард берёт игрушку и торжествующе стоит у двери.

Эндрю воет, громче сверления в подвале. Громче стука.

- Бубу!

- Бубу!

- Бубу!

Ричард ухмыляется, он очень обдуман в своих действиях. Он ломает куклу. Отрывает туловище от ноги. Руки от туловища. Голову от шеи.

Эндрю кричит. Мучительный звук, достаточно громкий, чтобы заглушить сверление и удары молотком. Достаточно громкий, чтобы разбудить Мэри, которая бросается наверх.

Не в то местo, не в то время.

Ричард всё ещё злится, и она тоже получает его кулак, её отбрасывает на дверной косяк. Он говорит ей, что разберётся с ней позже, и он это сделает. Он изнасилует её собранной обратно куклой, он прошипит ей на ухо, что ей нужно преподать урок, как хранить секреты от него.

Эндрю безутешен.

Он плачет всю ночь и бóльшую часть следующего дня. Оплакивая потерю своего единственного друга.

Мэри ковыляет к нему, измученная испытанием, и наконец видит этот взгляд в его глазах. Взгляд смирения, взгляд поражения.

Она протягивает руку, чтобы коснуться его плеча, символический жест. Он отталкивает её, затем подбирает разорванные остатки маски и надевает её, забираясь в угол, тихо плачет.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Женщина была мертва.

Накануне вечером Мэри легла спать рано, надеясь, что, заснув, когда Ричард придёт домой, она избежит его пьяного гнева. Она, конечно, знала, что он изменяет ей, и он не скрывал этого факта, он обычно приводил женщин с собой в их дом. Когда он это делал, она знала, что нужно уходить, прячась в другой комнате, стараясь не слушать его кряхтение, когда он трахал их.

Однако прошлой ночью она ничего не слышала и, проснувшись, обнаружила, что Ричард пропал, на его стороне кровати так никто и не спал. Она подумала, что он, возможно, был ранен, возможно, он задрался на кого-то, кто был способен дать ему сдачи. Она почти разволновалась, счастливо представляя жизнь без него. Она встала с постели, закричав от боли в спине, болели все кости. Она прокралась через дом, остановившись, чтобы проверить, как Эндрю спал, лёжа на боку, подтянув колени к груди. Она закрыла дверь и спустилась вниз.

Он явно вернулся домой. Грузовик стоял на подъездной дорожке, его ключи лежали на столе. Свежая бутылка пива на тумбочке у ​​его кресла. Запутанная и наспех снятая одежда валялась на коврике перед камином. Узкие джинсы, розовое бельё. Одежда явно женская. Ничего такого, что она когда-либо имела или могла бы надеть.

Она услышала звук, шорох из подвала, затем звук своего мужа, хрюкающего себе под нос, звук, который одновременно напугал её и наполнил всепоглощающей печалью, что он не встретил своего конца во время одной из своих ночных прогулок или пьяной поездки домой.

Он зовёт её, выкрикивает её имя и требует, чтобы она спустилась к нему.

Она хочет сказать "нет", не хочет входить в подвал, что бы он там ни делал, но она знает достаточно хорошо, чтобы не ослушаться, и крадётся по ступенькам, чувствуя этот страх в горле, не имея ни малейшего представления о том, что она там найдёт.