Шелковая вендетта - Виктория Холт

Он хотел свозить бабушку в Спитэлфилдс, чтобы она посмотрела производственные мастерские, хотел показать ей новые станки и современный способ ткачества, внедрение которого поначалу вызвало страх у рабочих, которые считали, что все новое угрожает им безработицей.

– Никогда нельзя быть спокойным, все время что-нибудь происходит, – сказал сэр Фрэнсис.

Бабушка объяснила ему, как ценит она мою помощь, мое природное чутье и чувство стиля.

– Значит, это будет вторая мадам Клермонт, – заключил сэр Фрэнсис, с одобрением глядя на меня.

– Надеюсь на это, – ответила бабушка.

Я так устала в этот день, что заснула, как только голова моя коснулась подушки; и на следующее утро проснулась, предвкушая новые впечатления.

Приехала графиня Бэллэдер и сразу взялась за Джулию. Она должна была пробыть в доме до нашего отъезда. С Джулией предстояло много работы. Когда мне случалось ее видеть (а это происходило нечасто, поскольку она почти все время отрабатывала походку под неусыпным вниманием графини), я слышала разговоры о том, что в тот знаменательный день, когда ее представят ко двору, она должна сделать себе прическу, украсив ее тремя перьями, и обязательно надеть вуаль, что реверанс ее графине чем-то не нравится, хотя она никак не может понять, чем же именно. Да что такое этот реверанс, думала я. Всего лишь приседание. Почему этому так трудно научиться? И ее талия была недостаточно тонкой; ей следует сшить новые корсеты; правда, они будут стягивать ее так сильно, что у нее покраснеет лицо, а в этом тоже мало хорошего.

Бедная Джулия! Вхождение в светскую жизнь, казалось, больше походило на суровое испытание, чем на приятное развлечение. Тем не менее, она с восторгом ожидала своего дебюта, хотя и признавалась, что боится провала на первом балу и ужасается от мысли, что ее могут не пригласить танцевать.

Я была счастливее ее. Мы с бабушкой обследовали весь Лондон. Мы заглядывали в витрины магазинов и обходили все прилавки. Глядя на туалеты женщин, попадавшихся нам на улицах, бабушка отмечала последние направления в моде. Всем им не хватает шика, говорила она. Ей нечему было у них поучиться.

Она купила ткани и обсудила со мной, что с ними можно сделать.

Сэр Фрэнсис свозил бабушку в Спитэлфидцс, откуда она вернулась полная впечатлений.

Я радовалась, что мы живем в одной комнате, мне нравилось разговаривать с ней перед сном.

– Столько суматохи... из-за одной молодой девушки, – говорила она. – Какой странный обычай, тебе не кажется? Девушка не может выезжать в свет и общаться с людьми своего класса до тех пор, пока ее не одобрят при дворе. А что будут одобрять? То, как она присела и прошлась. И все это... в специально сшитом для этого случая платье, в перьях, в вуали... а перед этим несколько месяцев подготовки. Что ты об этом думаешь? Ну разве все это не нелепо?

– Я думаю, в этом есть что-то недостойное.

– Недостойное? Как это?

– Ну, я имею в виду – так выставлять ее... демонстрировать со всех сторон в надежде, что какой-нибудь мужчина сочтет для себя достойным жениться на ней.

– Ах, вот ты о чем. Ты думаешь, что это... как это будет по... унизительно по отношению к нашему полу?

– А разве нет?

Бабушка надолго задумалась и сказала:

– Мне это говорит о том, ma petite, что мы должны хорошенько побороться, чтобы занять свое место в мире. Чтобы женщина заняла равное положение с мужчиной, она должна быть намного лучше и умнее его. Я всегда это знала. Вот у меня талант во всем, что касается тканей, стиля; и благодаря этому я – гостья, или почти гостья, в доме сэра Фрэнсиса Сэланжера. Он всегда относился ко мне с уважением. Кроме того, он, конечно, джентльмен. Но благодаря пресловутому месье Чарльзу мы могли видеть, как ненадежно наше положение. Мы должны принять меры предосторожности на такой случай. Да, в некотором роде это унизительно... выставлять мадмуазель Джулию на подобный аукцион, но, ma cherie, я бы очень хотела, чтобы все это затевалось ради тебя, потому что, если бы тебя ввели в общество, у тебя появился бы шанс познакомиться с людьми, с которыми ты больше нигде не сможешь познакомиться. Меня это очень тревожит. Я часто думаю об этом. Пока... ты в безопасности. У тебя есть я. Но я уже немолода... и наступит день...

– Нет! – непроизвольно вырвалось у меня. Мысль о том, чтобы жить без бабушки, была для меня невыносима, и я не хотела даже думать об этом.

– О, ну пока я еще в силах... и у меня впереди много лет. Но к тому времени, когда это случится, моя самая заветная мечта – видеть тебя устроенной. Я хочу для тебя мужа необязательно богатого, но... хорошего. Доброго. Я хочу увидеть твоих малышей. Потому что, поверь мне, дети – самое большое сокровище для женщины. У меня была моя Мари-Луиза. Ее отец был хорошим человеком. Но он умер молодым, и я осталась одна со своей дочкой. Когда она умерла, я думала, что тоже умру, потому что у меня ничего не осталось... пока мне не положили на руки тебя... и с тех пор мы с тобой были вдвоем против этого мира.

– О, бабушка, – сказала я, – никогда не говори о том, что покинешь меня.

– Я смогу покинуть тебя только в одном случае. Но до тех пор я хочу видеть тебя счастливой... и знать, что о тебе есть кому позаботиться. Я хочу быть уверенной в этом прежде, чем уйду.

– Я сама могу о себе позаботиться.

– Да... ты можешь. Я тоже говорю себе это, Я сама позаботилась о себе, когда осталась одна. Работала на Сент-Аланжеров. Им было важно, чтобы я на них работала... из-за того, что у меня талант и я хорошо разбиралась в шелке. Я была им очень полезна.

– И все-таки они тебя отпустили.

– Да, из-за тебя. Они знали, что я должна уехать... и попросили сэра Фрэнсиса взять меня к себе.

– И он взял.

– Он заключил хорошую сделку. Он знал, какой я работник. И, кроме того, его попросил об этом месье Сент-Аланжер. И хотя между двумя ветвями этой семьи существуют соперничество и религиозные разногласия, все-таки кровные узы очень сильны, они уходят корнями в прошлое.

– Как странно все это – что есть две ветви одной семьи, обе занимаются одним делом... и изредка встречаются, несмотря на то, что они конкуренты.

– Это... как бы сказать... символично. Это как Церковь. Случился раскол. Одна ветвь идет одним путем, другая – другим. После Реформации в семье появилась трещина. Она раскололась на католиков и гугенотов. Члены семьи являются противниками и в религии, и в бизнесе. И хотя они живут в разных странах, соперничество между ними не утихает. Я полагаю, что в Англии не придают столь большого значения религии, как в Виллер-Мюр. Да, они находятся в раздоре, но время от времени навещают друг друга, и каждый из них хочет знать, чем занимается другой. Они – враги, но живут в мире.