Он снова здесь - Тимур Вермеш

– Это было просто отлично! Как вообще может прийти в голову такое – про домашних и полевых мышей?

– Для вас это тоже возможно, – заверил я ее. – Надо только с открытыми глазами наблюдать за природой. Но многие немцы, к сожалению, разучились сегодня замечать самые простые вещи. Позвольте спросить, какое образование вы имели удовольствие получить?

– Я еще учусь, – ответила она. – Синология, театроведение и…

– Боже мой, – рассмеялся я, – прекратите! Такая хорошенькая девушка – и это нелепое умничанье! Найдите себе лучше отважного молодого человека и совершите что-нибудь для поддержания немецкой крови!

Она очень мило рассмеялась в ответ:

– Это же метод Страсберга, да?

– А вот и он! – раздался позади меня возглас дамы Беллини.

Она подошла в сопровождении Зензенбринка и вымученно улыбающегося Визгюра и остановилась рядом с нами:

– Давайте поднимем бокалы! Мы же здесь все профессионалы. И с профессиональной точки зрения надо признать: передача получилась супер! Такого еще не бывало! Это успешная комбинация!

Зензенбринк торопливо раздал всем бокалы с игристым вином, тем временем вернулся и Завацки, протянув мне бокал с жидкостью абрикосового цвета.

– Что это?

– Просто попробуйте, – сказал он и поднял свой бокал. – Господа! За фюрера!

– За фюрера!

Со всех сторон раздался благожелательно-радостный смех, и я еле успевал отвечать на все поздравления:

– Прошу вас, господа, не стоит, у нас впереди еще много работы!

Я осторожно отпил новый напиток и одобрительно кивнул господину Завацки. Напиток имел ощутимый фруктовый привкус, ласкал горло, не будучи чрезмерно изысканным, – в общем-то обычный фруктовый мусс на крестьянский манер, который оживляла небольшая доза игристого вина, но именно совсем небольшая, так что можно было не опасаться после его потребления чрезмерной отрыжки или иных подобных неприятностей. Нельзя недооценивать важность таких деталей. В моем положении надо следить за безуп речностью внешнего вида.

Самым прискорбным в таких неформальных, но все же важных встречах является то, что нельзя уйти когда вздумается, если только ты не ведешь параллельно какую-нибудь войну. Если ты как раз реализуешь план “Гельб” во Франции или внезапной атакой оккупируешь Норвегию, то, конечно, все поймут, когда после первого тоста ты ретируешься в рабочий кабинет, чтобы изучить чертежи подлодки, потребной для окончательной победы, или поучаствовать в разработке скоростного бомбардировщика, который решит исход войны. Но в мирные времена ты вынужден стоять, растрачивая время на питье фруктового мусса. Вдобавок мне действовала на нервы шумная манера Зензенбринка, да и угрюмая физиономия Визгюра вечер не скрашивала. Извинившись, я отошел к буфету, пусть хоть ненадолго. В прямоугольных жестяных лотках с подогревом громоздились различные сосиски и всякое жареное, а также кучи макаронных изделий. Все это меня не особенно радовало. Я хотел уже отойти, как вдруг рядом возник Завацки:

– Помочь вам?

– Нет-нет, все в порядке…

– Ах! – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно! Вы же ищете айнтопф[46], правда?

– Нет, я вполне могу… могу взять один из этих бутербродов…

– Но айнтопфу вы были бы больше рады, так ведь? Фюрер любит простую кухню!

– Действительно, этого мне бы сейчас больше всего хотелось, – признался я, – или чего-то немясного.

– Как жаль, что мы не сразу сообразили, – сказал он. – Ведь можно было догадаться…

Он вынул из кармана переносной телефонный аппарат и стал водить по нему пальцами.

– Ваш телефон что, умеет готовить?

– Нет, – ответил он, – но в десяти минутах отсюда есть заведение, которое хвалят за хорошую домашнюю кухню и айнтопфы. Если хотите, я закажу, чтобы нам оттуда что-то прислали.

– Не надо лишних хлопот. Я с удовольствием прогуляюсь, – сказал я. – Могу поесть и там.

– Если вы не против, – предложил Завацки, – я провожу вас. Это близко.

Мы ускользнули и вышли в уже довольно прохладную берлинскую ночь. Идти здесь было гораздо приятнее, чем стоя выслушивать непрерывные взаимные восхваления телевизионных персон в буфете. Наши ноги порой взъерошивали листву.

– Можно вас кое о чем спросить? – подал голос Завацки.

– Конечно, спрашивайте.

– Это случайное совпадение? Что вы тоже вегетарианец?

– Ни в коей мере, – ответил я. – Это дело разума. У меня это продолжается уже долго, и можно было ожидать, что мое убеждение разделят и другие люди. Только вот до поваров буфета это пока не дошло.

– Нет, я имею в виду: вы всегда были вегетарианцем? Или только когда стали Гитлером?

– Я всегда был Гитлером. Кем я мог быть до этого?

– Ну, не знаю, может, вы вначале экспериментировали. Были Черчиллем. Или Хонеккером.

– Гиммлер верил в такую эзотерическую чупуху, в переселение душ и всякую мистику. Я не был раньше никаким Хонеккером.

Завацки взглянул на меня:

– А вам никогда не казалось, что вы немного переигрываете?

– Все следует делать с полной и фанатичной решимостью. Иначе ничего не добьешься.

– Но для примера: ведь никто не видит, вегетарианец вы или нет.

– Во-первых, – сказал я, – это вопрос самочувствия. Во-вторых, это именно то, чего, безусловно, хочет сама природа. Смотрите, лев, он бежит два, три километра и совершенно выбивается из сил. За двадцать минут, да что там – за пятнадцать. Зато верблюд идет целую неделю. Все это из-за питания.

– Неплохой образец псевдологики.

Я остановился и взглянул на него:

– Почему это псевдологики? Хорошо, давайте по-другому: где сейчас Сталин?

– Мертв, я полагаю.

– Ага. А Рузвельт?

– Тоже.

– Петен? Эйзенхауэр? Антонеску? Хорти?

– Первые два мертвы, а про двух других я никогда не слышал.

– Ладно, но они тоже умерли. А я?

– Ну, вы – нет.

– Вот именно, – удовлетворенно сказал я и пошел дальше. – И я уверен: в том числе потому, что я вегетарианец.

Завацки рассмеялся и нагнал меня.

– Это хорошо. Вы, кстати, такое не записываете?

– Зачем? Я все это знаю.

– Я бы всегда боялся, что забуду. – Он указал на стеклянную дверь: – Нам сюда.

Мы вошли в почти пустое заведение и сделали заказ у пожилой официантки. Она бросила на меня настороженный взгляд. Завацки махнул рукой, успокаивая ее, и мадам без промедления принесла нам напитки.

– Хорошо здесь, – сказал я. – Напоминает боевое время в Мюнхене.

– Вы из Мюнхена?

– Нет, из Линца. Точнее сказать…

– …точнее сказать, из Браунау, – перебил Завацки. – Я уже почитал немного.

– А вы сами откуда? – в свою очередь спросил я. – Сколько вам вообще лет? Наверное, еще и тридцати нет!

– Двадцать семь, – ответил он. – Я родился в Бонне, а учился в Кельне.

– Ах, житель Рейнской области, – обрадовался я, – да еще и образованный!

– Я учился на германистике и истории. Вообще-то хотел быть журналистом.

– И хорошо, что не стали, – заверил я. – Насквозь лживое племя.

– Да телевидение не лучше, – сказал он. – Невероятно, какую гадость мы производим. А когда у нас получается что-то хорошее, каналы просят добавить чего-нибудь гадкого. Или сделать подешевле. Или и то и другое вместе. Но, – быстро добавил он, – это я не про вас, конечно. Тут совсем другое. У меня в первый раз появилось чувство, что мы не просто продаем очередную чушь. От вашего подхода я в восторге. Вот все это, вегетарианство и так далее, в вас нет ничего поддельного, а всё как бы части одного концепта.

– Я предпочитаю термин “мировоззрение”, – поправил я, хотя меня очень обрадовала его юношеская восторженность.

– Вообще-то это именно то, чем мне и хотелось всегда заниматься, – сказал Завацки. – Не впаривать что-то там. А делать что-то хорошее. Во “Флешлайт” приходится продавать много мусора. Знаете, в детстве я всегда хотел работать в приюте для бездомных животных. Помогать несчастным зверушкам или что-то в этом роде. Или спасать животных. Способствовать чему-то позитивному.

Официантка поставила перед нами две миски. Я был тронут: айнтопф выглядел очень хорошо. И пах именно так, как должен был пахнуть. Мы начали есть. Некоторое время никто не говорил.

– Нравится? – спросил Завацки.

– Очень нравится, – похвалил я, зачерпывая следующую ложку. – Как будто прямиком из полевой кухни.

– Да, – кивнул он, – действительно. Просто, но хорошо.

– Вы женаты?

Он помотал головой.

– Помолвлены?

– Нет, – ответил он. – Скорее, заинтересован. Есть один человек.

– Но?..

– Она еще об этом не знает. Я тоже не знаю, хочет ли она обо мне что-то знать.

– Вы должны отважно идти напролом. Обычно вы не страдаете застенчивостью!

– Ну да, но она…

– Отставьте нерешительность. Смело вперед. Женские сердца подобны битвам. Нерешительностью их не завоюешь. Надо собрать все силы и действовать храбро.

– Вы именно так познакомились с вашей женой?