Посвисти для нас - Эндо Сюсаку

В конторе, которая занимала принадлежавшую фирме старую темную лавку, по строгому распоряжению президента нельзя было выбросить ни одной газеты, ни одной рекламной листовки, ни одного конверта от полученной корреспонденции.

— На обратной стороне листовок можно делать записи, — постоянно внушал он подчиненным.

— Или взять почту, которая к нам приходит. Выворачиваем полученный конверт — и в нем можно отправить наше письмо. Увидели на улице обрывок веревки — поднимите. Мы ему найдем применение. Это называется Кодекс торговца!

Звонить по телефону клиентам разрешали очень редко.

— Если до клиента можно дойти пешком, идите к нему пешком. Если клиент далеко и особой спешки нет, пошлите ему открытку. Телефоном можно пользоваться только в случае крайней необходимости.

Слушая наставления президента, Хирамэ вдруг почему-то подумал об одноклассниках из Нады. Если он хочет угнаться за теми, кто поступил в старшие школы, у него нет другого пути, как разбогатеть. Поэтому теория бережливости, которую исповедовал президент, вызывала у Хирамэ большой интерес.

«Так что я решил стать прижимистым, копить денежки, как наш президент, и выйти в люди, — писал Хирамэ своим корявым почерком. — Я не считаю, что деньги — это все, но когда у человека нет денег, его ни во что не ставят; без них невозможно встать на ноги. Чем скорее я это сделаю, тем больше надежд, что когда-нибудь она может посмотреть в мою сторону. Я ее не забыл, каждый день думаю о ней. Я не надеюсь, что она выйдет за меня замуж, но я хочу стать человеком, чтобы она не смотрела на меня сверху вниз, если мы еще когда-нибудь увидимся».

В следующем письме Хирамэ писал, что он все больше проникается уважением к своему президенту.

«Если надо угостить клиентов, он всегда их ведет в ресторан сукияки[29]. Знаешь почему?»

Скажем, на обеде должны быть пять человек, а президент заказывает в ресторане на троих. Потом он поручает Хирамэ или другому молодому сотруднику купить в лавке мяса еще на двоих и тайком принести в ресторан. И когда официантка не видит, он подкладывает купленное мясо в ресторанные порции.

«Так можно, заплатив за троих, накормить пятерых. Президент смеялся, потому что за соевый соус и сахар в ресторане денег не берут. Ешь сколько хочешь. Я был в восторге».

Одзу читал эти письма с облегчением: Хирамэ чувствует себя нормально в новом мире. Не иначе как он относился к типу людей, которые приживаются везде.

И конечно, Одзу не приходило в голову, что его друг и вправду мог пропитаться духом меркантилизма, царившим в его фирме.

Поэтому когда он наконец, после долгого перерыва, увидел Хирамэ, удивлению его не было предела.

Хирамэ, сосланный из Осаки в Ако, вернулся домой на обон[30]. Одзу отправился его встречать на станцию Санномия.

Пока поезд медленно вползал на станцию, Одзу переживал о том, как отреагирует Хирамэ, увидев его в форме колледжа Р.

На противоположной платформе висел плакат, на котором большими иероглифами славились солдаты, отправляющиеся на войну. Под плакатом семья провожала наголо остриженного парня в костюме, ожидавшего своего поезда. С первого взгляда было понятно, что он отправляется на войну. Глядя на него, Одзу чувствовал, будто, оставаясь студентом, делает что-то нехорошее, и опустил глаза.

Наконец состав, на котором приехал Хирамэ, остановился у платформы.

— Эге-й!

Одзу увидел Хирамэ, высовывавшего из тамбура голову и махавшего ему рукой.

Лицо приятеля совершенно не изменилось — все такое же невзрачное. В костюме с чужого плеча и красных ботинках Хирамэ выглядел ребенком, которого нарядили во взрослую одежду. Его волосы были зачем-то напомажены и разделены на пробор. Не иначе как он просто решил отмочить хохму, на что был большой мастер.

— Я тебя не узнал. Честное слово. Ты прямо как певец вырядился.

— Правда? — Хирамэ с самодовольным видом поднес руку к галстуку. — Вот, думаю, мамаша удивится. Я все это в рассрочку купил.

— Ты каждый день так на работу ходишь?

— Шутишь? Покажись я в таком виде, президент мне такой втык сделает. Торговцу запрещено наряжаться. На работу надо ходить в рабочей одежде.

Хирамэ оглядел студенческую форму, в которой пришел Одзу, и вздохнул:

— Она мне все-таки больше нравится.

Приятели вышли со станции и отправились в пристанционное кафе-кондитерскую. Теперь они могли, как взрослые, свободно ходить в кафе, что в школе им запрещалось. И это тешило самолюбие Одзу.

После того как они устроились за столиком, Одзу достал из кармана сигареты «Золотой коршун», ногтем выбил одну сигарету из пачки:

— Закуришь?

Одзу хотел показать Хирамэ, что, после того как они окончили школу, курение уже вошло у него в привычку.

Хирамэ улыбнулся во весь рот и вытащил из кармана пиджака табачного цвета пачку. «Сияние». Дороже «Золотого коршуна».

— Это что такое? Шикуешь? — удивился Одзу. — В письме писал, что тебя одолел дух скупости… Что-то непохоже.

— Неправда твоя. Настоящий жмот именно так делает. — Хирамэ покачал головой. — Президент раскрыл мне глаза. Когда покупаешь дешевые сигареты, вроде твоего «Коршуна», куришь одну за одной и не жалеешь. Но если у тебя сигареты дорогие, ты себя сдерживаешь и почти не куришь. Кроме того, дорогие сигареты на людей впечатление производят. Так что одним выстрелом двух зайцев убиваешь.

Он открыл пачку и показал Одзу. Все сигареты были целы.

— Не выбрасывай спичку! — вдруг закричал Хирамэ. — Сгоревшие спички нужно аккуратно складывать в коробок. В мире нет бесполезных вещей. Взять эти спички. Ими же можно потом разжечь огонь, когда будешь греть фуро.

Пряча улыбку, Одзу слушал друга, слова которого очень напоминали директивы его президента. Он заглянул в лицо Хирамэ и по его выражению понял, что тот говорит совершенно серьезно.

В этот момент с улицы донесся шум толпы. В окно они увидели группу домохозяек с усталыми лицами из Женской лиги за национальную оборону, державших в руках бумажные флажки с восходящим солнцем.

— Кто-то уходит на войну, — пробормотал Хирамэ. — Везде провожают призывников.

— Угу…

— Ужас. Нас тоже могут когда-нибудь забрать.

Одзу молча кивнул. Но он еще не мог представить себя солдатом. Они с Хирамэ были в разном положении. Между ним, студентом, имеющим право на отсрочку от призыва в армию, и Хирамэ, у которого этого права не было, открывалась целая пропасть.

— Когда же эта война кончится?

— Давай о чем-нибудь другом поговорим. — Одзу хотелось, чтобы встреча с Хирамэ, которого он не видел так долго, проходила повеселее. — То, что ты рассказывал про жмотство, куда интереснее.

— Ну да. Хочешь расскажу про тест, который придумал наш шеф? Он отлавливает новичка и задает ему чудную загадку. Как проверить, поглядев только на содержимое чьего-нибудь кошелька, разбогатеет этот человек в будущем или нет?

— И что же это за тест?

Людские голоса постепенно стихали в отдалении. В кафе вошел новый посетитель.

— Покажи кошелек.

— Кошелек? Мой?

— Ну да.

Одзу достал кошелек из брючного кармана. Хирамэ, не переставая моргать, изучил содержимое.

— Н-да. Ничего хорошего. — Он печально покачал головой. — Ты никогда не станешь богачом.

— Почему?

— У тебя здесь пять бумажек по десять сэн. И еще три по пятьдесят, так?

— Ну и что такого?

Вернув кошелек, Хирамэ заговорил негромко и спокойно, будто преподавал другу важный урок:

— Послушай, что говорит наш шеф. Люди легко тратят мелкие деньги. Разменял крупную бумажку, глянь: а уже ничего и не осталось. Собралось пять бумажек по десять сэн, обмениваешь их на монету в пятьдесят сэн. Две таких монеты — это уже одноиеновая купюра. Накопил десять иен — несешь в банк. Без такого подхода денег не сделаешь… это я точно знаю.

— Ты прямо без ума от своего президента.

— Это точно. Я думаю, он великий человек. Он по-настоящему, глубоко проникся своими идеями. До такой степени, что их почти на вкус ощущаешь.