Котенок. Книга 2 - Андрей Анатольевич Федин

— Знаешь, Ванюша… а неплохое стихотворение, — сказала мама.

Она вздохнула и призналась:

— Я после него о нашем папе вспомнила. Хоть бы он нам сегодня позвонил!

После ужина мама отправилась в гостиную — смотрела там концерт детских художественных коллективов, щёлкала семечки. Я не составил ей компанию за этим занятием. Снова разобрался с посудой. Мужественно заглушил чувство долга (перед будущими читателями) — не уселся за письменный стол, не извлёк из ящика рукопись. Вновь забрался на кровать, скрестил ноги и открыл третью тетрадь (почти в самом начале). Не погрузился в чтение… но читал. И вспоминал при этом ту пелену печали, что заволокла мамин взгляд, когда она слушала Алинино стихотворение. Память воскресила слова Кукушкиной об Алинином творчестве. «Они клёвые, — сказала Лена, — только очень грустные». Сообразил, что пока ни один из прочитанных мной в тетрадях текстов не соответствовал требованиям Сергея Рокотова. Какие бы ни получились из этих стихов песни, но все они были бы «под женский голос».

* * *

Во вторник перед первым уроком я вернул все четыре тетради Волковой.

Алина поспешно сунула их в портфель.

— Неужели за вечер всё прочёл? — спросила она.

Я уловил в её голосе нотки разочарования. Покачал головой.

— Не прочёл, а просмотрел.

Прикоснулся пальцем к своему лбу.

— Перенёс их сюда, — пояснил я. — Каждую строчку.

Поправил очки.

— Теперь изучу их. Вдумчиво, не спеша.

— Ну… изучай, — сказала Алина.

Она убрала портфель под парту.

— У меня к тебе, Волкова, есть ещё один вопрос, — сказал я. — Ты пишешь стихи на заказ?

— Как это?

Алина повернула ко мне лицо — блеснула белая полоса на правой брови.

— Хочу исполнить песню, где упоминался бы Котёнок, — сказал я. — Не тот, который пушистый и с хвостом — другой. Думаю, ты поняла, о ком речь. И чтобы она звучала от лица мужчины: парня примерно нашего с тобой возраста.

Волкова усмехнулась.

— Хочешь спеть о себе? — спросила она.

«Мне просто нужна песня для мужского голоса, — подумал я. — Не говорить же тебе об этом прямо; после того, как ты уже дала мне сотни своих стихов. Знаю по себе, что вы, творческие личности, народ обидчивый».

Покачал головой.

— Не совсем. О Котёнке там можно просто упомянуть: сказать вскользь, словно между прочим. А песня должна быть о простом парне. Скажем: из ПТУ. Начало примерно такое: «Ты учишься в школе, а я — в ПТУ…» Как-то так.

Алина усмехнулась.

— Тебе нужен гимн ПТУшника? — сказала она.

— Точно!

Я улыбнулся.

Добавил:

— И чтобы там «на горизонте» промелькнул Котёнок.

Волкова пожала плечами.

— Ну, я могу попробовать…

— Попробуй, пожалуйста, — сказал я.

Алина снова достала из-под парты портфель, извлекла из него блокнот. Я сказал ей, что стихотворение о Котёнке мне нужно не срочно. Но мои слова заглушил звонок на урок.

* * *

На перемене после первого урока меня отыскал Рокотов. Сергей пожал мне руку. Отвёл меня в сторону от окружавших меня одноклассников (и одноклассниц).

— Ну что, спросил у него? — поинтересовался Рокот.

Я кивнул.

Ответил:

— И даже больше: заказал ему стихи для песни.

Сергей улыбнулся.

— Напишет? — спросил он.

— Скоро узнаем, — ответил я.

* * *

После четвёртого урока Алина протянула мне открытый блокнот.

— Кажется, всё, — сказала она. — Не знаю, как получилось. Сочиняла наспех, почти не задумываясь. Раньше так не делала. Рифмы получились… так себе. Посмотри.

Я взглянул на исписанную мелким почерком страницу.

Прочёл:

— Ты учишься в школе, а я в ПТУ. Ты играешь на флейте, а я — на гитаре…

Кашлянул.

— А нельзя ли флейту заменить на другой музыкальный инструмент? — спросил я.

— Зачем? — удивилась Алина.

— Хм. Я так хочу.

Волкова пожала плечами.

— Хорошо, — сказала она.

Зачеркнула «на флейте» — написала «на скрипке».

— Ты учишься в школе, а я в ПТУ. Ты играешь на скрипке, а я — на гитаре…

Я кивнул головой и заявил:

— Другое дело! Стало гораздо лучше. Без флейты. Спасибо. Кукушкина была права: Волкова, ты гений!

* * *

Сочинение музыки для «Гимна ПТУшника» сдвинуло работу над книгой на вечер. Потому что я бренчал на гитаре только до маминого прихода. Мотив будущей песни я придумал ещё в школе. Но по нынешним временам он звучал слишком необычно. Потому я понемногу добавлял ему попсовости. Помнил, что предстанет он на суд слушателей не в тёмной подворотне, а в танцевальном зале. Поэтому вплёл в музыку популярный сейчас ритм и отказался от вертевшихся в голове мудрёных музыкальных форм. Выбрал «классический» вариант структуры песни: «куплет-припев», при котором припев выделялся и словно противопоставлялся куплету. Но от «прорывного припева» отказался: всё же написанный Алиной припев не предполагал резкой смены динамики, а я сочинял мелодию для стихов — не укладывал стихи на уже готовую музыку.

Отказался я и от аранжировок уже известных мне композиций — соригинальничал. Отверг идеи долгого вступления и мудрёных переходов (отмёл все эти попытки начинающих композиторов «впечатлить» публику). Но поиграл с модуляцией и не отказал себе в затягивании концовки. К маминому приходу в моей голове уже оформилось понимание того, в какую упаковку я уложу Алинины стихи. Но сама «упаковка» пребывала лишь в виде «сырого замысла». Я спрятал гитару: отправил её на отдых — до завтрашнего дня. Забрал у мамы сумку с продуктами, побрёл на кухню разогревать ужин. Слушал мамины рассказы, улыбался. Односложно отвечал на вопросы. Чувствовал при этом, как моё воображение манипулировало персонажами пока не написанной книги. Замечал, что оно делало это под пока не доведённую до ума мелодию «Гимна ПТУшника».

В среду после школы я снова вооружился гитарой, уселся на кровать и продолжил работу над композицией. К тому времени окончательно представил в уме конечную цель своих трудов. Напомнил себе, что не ищу признание «экспертов», а борюсь за интерес публики. Поэтому не уходил от «попсовости» мотива, следил за соблюдением «танцевального» ритма. Определился с рефреном: проиграл на гитаре несколько его вариантов. Прокрутил их и в уме: но уже в том варианте, какой выдаст вокально-инструментальный ансамбль Рокотова. Выбрал оптимальный (с моей точки зрения). Уложил на него слова стихотворения — спел припев в полный голос, прислушиваясь к звучанию нот. Мысленно вынес вердикт: «Сойдёт для сельской местности». Вернулся к проработке вступления: именно оно настраивало слушателей на «правильное» восприятие песни.

Сборку составляющий композиции я произвёл в четверг: внёс поправки в переходы и слегка укоротил концовку. Проиграл мелодию полностью (и мысленно, и на гитаре). Потом проделал то же самое, но уже с наложением слов. Хмыкнул, покачал головой. Отметил, что как ни старался «идти в ногу со временем», но всё же сотворил оригинальную по нынешним временам «вещь». По собственному опыту помнил, что «оригинальная» — далеко не всегда синоним слова «клёвая», популярного в моём десятом «А» классе. Снова напомнил себе о том, что не создавал шедевр, и что потратил на «Гимн ПТУшника» предназначенное для работы над рукописью время. «Нет предела совершенству», — пробормотал я и вернул гитару на шкаф. Усмехнулся. И снова воскресил в памяти рефрен. Мысленно пропел его и прикинул реакцию публики на упоминание Котёнка — так и не понял: понравятся ли школьникам подобные строки.

* * *

В пятницу (второго октября) я снова нарушил график работы над книгой: отправился на репетицию концерта. Вошёл в актовый зал, когда там уже собрались почти все артисты. Поздоровался с Полковником и со Снежкой. Отметился у организаторши концерта. Вместе с Рокотом и Чагой занял место в первых рядах около сцены — дожидался сигнала к началу представления. От Рокотова узнал, что петь на сцене сегодня не будем. Генеральная репетиция, со слов Сергея, подразумевала отработку очерёдности выхода на подмостки и координацию наших «номеров» с работой ведущий концерта. Узнал, что мои «номера» разбросали по всему сценарию праздника. Я трижды за концерт выходил на сцену — в соответствии с объявленной мне очерёдностью. Каждый раз, когда подходил с гитарой в руках к стойке для микрофона — слышал восклицания из зала («Котёнок!») и слова организаторши о том, что «прозвучала» такая-то «музыкальная композиция».

Сокращённый вариант сценария «отработали» четыре раза — пока артисты не уяснили свои «места» в плане грядущего мероприятия. Я подивился выдержке организаторши. Она не срывалась на истеричные крики; и будто бы не спешила домой: была готова «прогонять сценарий» бесконечно. К четвёртому повторению «забывчивых» не оказалось — генеральную репетицию признали завершённой. Я не спел со сцены ни одной песни; но устал, словно исполнил сегодня половину репертуара ансамбля Рокотова. Вернул Полковнику гитару, сбежал из зала