Додо - Сильви Гранотье

– Отвергаю тебя, отвергаю тебя, отвергаю тебя, вот, теперь все в порядке, – и пошла было прочь, но он окликнул ее:

– Ты куда?

По его рассказу выходило нечто душераздирающее – она ответила:

– У меня встреча с продюсером. Я пошла сниматься в кино.

И случилось это на улице Коленкур.

А я пошла в другую сторону.

Последней моей надеждой был Фредди, наша круглосуточная справочная.

В ту ночь все шансы были на моей стороне, но жизнь словно показывала мне нос, отказывая в том единственно важном, который мог бы помочь Квази.

Фредди не нашел лекарства от одиночества и потому дрых один у своего въезда на паркинг площади Клиши. Я чуть не надорвалась, пока его разбудила. Он наверняка здорово погулял накануне. Стоило ему меня увидеть, как он полез обжиматься, и я влепила ему такую плюху, что он чуть снова не отключился, но, как утопающий отталкивается от дна и всплывает, так и его нокаут выпихнул из спячки, и благодаря этому усилию он окончательно пришел в себя.

Он тут же выложил весь свой словарный запас, а я сделала вид, что извиняюсь. Не надо на меня злиться, я очень беспокоюсь за Квази. Оказалось, что и Фредди не чужд сентиментальности: странная это была ночь. Он все понимал, но, к сожалению, Квази не видел, хотя решительно все понимал, потому как у него тоже есть друг, самый настоящий.

Ну вот, пошло-поехало: Фредди с другом – это все равно что заяц с лорнетом.

– И дай-ка я тебе расскажу, ты только послушай, этот мой кореш, он классный, а уж надрались… приволок полный короб бутылок, чуешь?… И тебе, верно, икалось, говорили-то мы о тебе…

Вот с этого момента я насторожилась, потому как кореша Фредди в полку не знали.

– Как там его имя?

– Я ж тебе говорю, он мой кореш. На фига настоящему корешу имя?

– А на вид он какой?

– Высокий, в черной шапочке, и морда вся черная.

– Негр?

Он уставился на меня с шокированным видом.

– Да нет, просто черная, вроде трубочиста.

– Молодой, старый?

– Откуда я знаю, и мне плевать.

– Вы еще увидитесь?

– А, тебя зацепило. Он тоже тобой интересовался, и твоими подружками, и прочим. Я ему сказал, что ты феминистка, к тебе не подступись.

Это был мой убийца, я уверена. Мы оба воспользовались услугами одного и того же первоклассного осведомителя. Фредди мог бы работать уличным репортером, если б кто-то ему предложил. Он знал все обо всех. Даже если это «все» на самом деле было парой пустяков. Но убийца задавал правильные вопросы. Потом я успокоила себя: даже Фредди не знал, где спит Робер. А вот Квази была дитем природы и, возможно, окончательно с природой воссоединилась. Несмотря на свои ухарские повадки крутой девицы, она была так наивна.

И я цедила эту ночь каплю за каплей до первых проблесков зари, обшаривая каждый куст в каждом сквере, каждую подворотню, каждую скамейку. Настоящий марафон. Мне встречались и другие марафонцы, которые стирали подошвы в поисках своих дилеров с заложенными за щеку дозами крэка. Денежные мешки разъезжают в такси. Бедняки топают на своих двоих. Денег у них только на дозу, поэтому они все ходят, ходят и иногда находят. А вот я Квази так и не нашла.

18

Я дотащилась до улицы Бельвиль и пошла бодрее, повторяя себе, что Квази, наверно, вернулась, ждет меня с остальными и сейчас я вздую ее, как воздушный шарик, за то, какую ночь она мне устроила.

Решетка была широко распахнута, и я сразу увидела ночную зомби, которая горько расплачивалась за вчерашний перебор. Может, вид сверху и был сногсшибательным, но вид снизу и гроша ломаного не стоил.

Она еще выглядела на свой возраст – то есть лет на семнадцать самое большее, – хотя кожа уже выцвела, став совсем блеклой. Она клацала зубами, весь ее хрупкий скелетик выпавшего из гнезда птенца содрогался, глаза провалились в самые глубины черепа. Меня она не замечала, пока я с ней не заговорила. Я знала один центр неподалеку, где воспитатели не были монашками с моралью в зубах, и хотела дать ей адрес… Она выслушала меня, зрачки у нее сузились, она прорычала «АХХХХХХРГ» или что-то вроде, толкнула меня так, будто место для нас двоих не хватало, и исчезла в черноте улицы, а я, несмотря на усталость, и тревогу, и панику, знаете о чем подумала?

Скажу правду. Я подумала о свидании с Ксавье и устремилась к ближайшему зеркальцу заднего вида, чтобы проверить, не превратилась ли я окончательно в Медузу Горгону, которая обращает в бегство любого, кто с нею столкнется. Я повернула зеркальце, чтобы свет падал прямо в лицо. Мне нужно было безжалостное отражение. И я его получила, потому что еще до того, как в зеркальном квадратике появилось мое лицо, я увидела в нем маленькую стоптанную туфлю Квази, потом ногу Квази в ее дырявых колготках, и я обернулась, но не увидела ничего, кроме земли, покрышек и старых кузовов, и заметалась между этими кузовами, заглядывая даже в такие уголки, которые никак не могли отразиться в зеркале, и в конце концов нашла ее там, где она не должна была быть, при ясном свете безоблачной зари, на животе, как куча старых костей или старых обносков, выброшенных на свалку за ненадобностью. Она лежала совершенно неподвижно. На спине крови не было – вообще никаких следов, кроме обычной грязи этой жизни. Я позвала ее по имени, склонилась над ней и перевернула, чтобы взглянуть в лицо, вот только лица у нее больше не было. Оно было исполосовано ножом, и полоски кожи, как ободранная шкурка, обнажали плоть, а ниже она была вся наружу, одна зияющая рана от горла до щелки.

Такого я не ждала. Не такого. Даже самое черное воображение не способно предвосхитить подобное зрелище Я шла всю ночь, чтобы избежать его, а оно ждало меня в конце пути.

Я тихонько перевернула ее обратно на живот. И все же Она внушала мне отвращение. Ужасно говорить что, но еe тело было заражено ненавистью убийцы. В нем еще пульсировало бешенство.

Словом, это я сейчас так все анализирую, а тогда, как помню, мне пришлось сделать над собой гигантское усилие, просто чтобы прикоснуться к ее телу, хотя моим единственным желанием было уйти, отринув ее в очередной раз вместе со всем остальным миром.

Горе и жалость мне удалось ощутить намного позже.

Я выскочила на улицу, но пацанка уже исчезла – да и что она могла рассмотреть, когда у нее все плыло перед глазами, как в калейдоскопе?

Задрав голову, я обвела взглядом этажи. Слишком рано. Все окна были еще темными.

Я прошла через стоянку, сделав большой крюк, пробежала по коридору до двери с кодом, потом до двери в подвал и стучала, стучала, размеренно и не очень громко. Едва услышав осторожные шаги с той стороны, я проговорила:

– Это я, Доротея, – и дверь наконец приоткрылась.

– Ну что? Ты нашла ее, – спросил Робер с восковым лицом и вытянувшимся от беспокойства носом.

– Надо уходить. Нельзя терять время. Потом объясню.

Увидев нас, Салли попыталась подняться своими силами. Она не храпела. Она не издавала свое «хе-хе-хе-хе» и не размахивала руками. Ее мягкая серьезность напоминала грустную безмятежность мадонны. Она ни о чем не спросила. Мы поставили ее на ноги, каждый подобрал две-три самых необходимых вещи, рюкзак, радио, фонарик. В какой-то момент Робер задел ногой сумку Квази, и ее кастрюли мрачно зазвенели, сделав молчание еще тягостнее.

Робер и я прикрывали тылы позади Салли, подпихивая ее под ягодицы, чтобы помочь взобраться по лестнице.

Робер закрыл дверь своим ключом и аккуратно спрятал его в карман. На меня снова не ко времени нахлынули чувства: в его жесте было нечто от священнодействия. Это был его дом, его дверь и его ключ, неприкосновенный личный мир. И я понимала, почему он эгоистично его защищает. Пусть это был всего лишь угол сухого подвала, где он даже не имел права жить, но это было «у него дома». Защищенное от пересудов, любопытства и комментариев королевство, где он – король.

Салли выразила это на свой манер:

– У Робера красиво.

Момент был не тот, чтобы заявлять им, что сюда они вернутся не скоро. Следовало максимально увеличить дистанцию, отделяющую нас от трупа Квази.

Я повела их вдоль стены, игнорируя вопросительный взгляд Робера.

У решетки я замялась. Такое ощущение, что убийца следовал за нами по пятам, оставаясь совершенно невидимым. Велико было искушение свалить все на призрака, потустороннюю месть и прочие прибамбасы. Я спросила Робера, нет ли другого пути наружу, но его не было. Я говорила шепотом, будто вокруг подстерегали чужие уши, и не осмеливалась додумывать свои мысли даже в голове, словно убийца мог забраться и туда.

Я сделала им знак подождать и вышла на улицу, глянула во все стороны, даже спустилась до перекрестка, перешла на другую сторону. Не могла же я…

А почему бы и нет? Я нагнулась, легла на живот и проверила, не виднеется ли какая-нибудь фигура в зазоре под машинами: так пугливая старушка, забаррикадировавшись у себя дома, заглядывает под кровать, прежде чем улечься. Лично моя кровать все больше напоминала пыточное ложе. Кто мог вызвать такой панический ужас?