Мрассу — Желтая река - Олег Павловский

Кузьма тяжко переживал происшедшее и только на следующее утро начал приходить в норму. Я же, благодаря адмиралу, не остался у флота в долгу и отдневалил третий день подряд.

К Усть-Кабырзе подплывали и предвечерних сумерках. Закатное солнце подсвечивало красным светом застывшие над горой облака. Мрассу тихо струилась, огибая поселок. Над поселком плавали дымки. Это кабырзинские женщины растопили печи, готовя ужин.

Пахло сеном и парным молоком. На пароме громко переговаривались девчата. Они спешили в клуб. В кино или на танцы. Клуб был на другом берегу.

Валера с Оладышкиным не сводили с парома глаз.

Адмирал еще днем, на привале, облачился в парадную форму, надраил песком пуговицы и золотое шитье своего мундира и сейчас, стоя посреди лодки под собственным адмиральским флагом, сиял, как ограненный алмаз.

Около невысоких кустиков у берега стояло недвижно толстое бревно. Игнат, работая самодельным кормовым веслом подчалил к нему, как по заказу.

— Молодец! — похвалил Игната адмирал и легко прыгнул на бревнышко.

Это могло случиться с любым из нас. Все были уверены, что толстый обпилыш когда-то могучей пихты прочно лежит на пологом дне, а не пристроился к кустикам, свисавшим над глубокой мой.

Бревнышко угрем выскользнуло из-под ног адмирала, и он с громким всплеском рухнул в воду.

Девчата на пароме прыснули так, что их смех отдался в горах.

— Адмирал остается адмиралом, — покачал головой Валера.

— Пусть остается, — сказал Игнат, глядя па потерявшего весь свой недавний блеск Кузьму. — Мужик он неплохой. Вот только разве солидности не хватает…

Мы разыскали хозяина лодки, поторговались, определяя истинную стоимость поломанного мотора, расплатились и часа через два сели в рейсовый автобус.

Автобус натужно ревел, преодолевая перевал. Когда он достиг вершины, мы все, не сговариваясь, оглянулись. Холодный вечерний свет играл бликами на потемневшей реке. Отсюда Мрассу виделась спокойной терпеливой речушкой. Но мы-то знали, что скрывается под напускным этим спокойствием.

— Ну как, усек? — толкнул меня в бок сидевший рядом Кузьма.

— Что?

— Дождик, урожай, уключины… — хитро подмигнул Кузьма, впервые за всю навигацию напомнив мне о том злополучном очерке.

— А-а… Усек.

— То-то! Знать надо, о чем пишешь. Искусство, оно, брат, кроме таланта, требует опыта, — без нравоучений наш адмирал не смог обойтись даже в это, очень торжественное и печальное для меня мгновение. — Мы, художники, должны понимать, что жизнь…

Кузьма говорил, но я не слушал его больше. Я мысленно посылал прощальный привет Мрассу: «Ну, что ж… Прощай, Мрассу — Желтая река! Ты навсегда останешься в моей памяти — вольная, норовистая, сильная. Ты помогла мне во многом разобраться и многое понять. Я, наверное, больше не встречусь с тобой. И не потому, что ты не пришлась по душе. Отнюдь. Просто жизнь наша в сравнении с твоей слишком коротка, а повидать хочется так много… Если ребята возьмут меня в следующую навигацию, то мы поплывем уже по другой реке. Такой же шумной и неуживчивой. Их порядочно, таких рек, в нашем краю. И мы справимся с любыми порогами, перекатами, прижимами. «Усердие все превозмогает», — как часто любит повторять наш адмирал и художник Кузьма Курков».