Врата ночи - Татьяна Степанова

— А этот груз тоже будет проходить по документам как груз экспедиции военно-исторического общества? — спросил Мещерский.

— А что в этом плохого? Что страшного? — Ворон снова сделал глоток пива.

— А партия медикаментов?

— Большая часть принадлежит экспедиции, мы выступаем здесь в качестве вашего спонсора. А меньшая... Скуратов в курсе. Вы оставите кое-что в качестве гуманитарного дара в одном из селений в Диз-Абаде... Вот такие дела, Сереженька...

Дела... Кто-то ищет контакты в регионе. Со всеми замешанными в политический конфликт сторонами. И в ход идут в качестве презентов не только чистокровные драгоценные кони, но и оборудование для госпиталей, и лекарства. Причем никто не забыт: экспедиция везет «гуманитарные подарки» и в Северный Курдистан, и в аравийскую нефтеносную пустыню, и в официальный, воюющий чуть ли не со всем миром Багдад.

— Жаль, что ты, Миша, не едешь с нами, — скачал Мещерский.

— Я? Да ты что? Ненавижу Восток. В позапрошлом году с женой в Тунисе отдыхали. Чуть с ума там не сошел. Пустыня, жарища, море как теплая моча. Обгорел на пляже так, что кожа лоскутами слезала. Африка ж!

— Ты женат?

— Уже нет. Четыре месяца назад развелись. Горшок об горшок.

— Проблемы?

— А, — Ворон равнодушно махнул рукой. — Какие сейчас браки, Сережа... Ты вон до сих пор свободен как ветер, ну и правильно. Нервов меньше истреплешь. Я часто институт наш вспоминаю. Золотое время было, дружочек. Прошло, улетучилось. Мало мы ценили, Сережа, студенческие годы, мало им радовались. И сейчас редко встречаемся. А встретишься, все дела, дела...

— Или скандалы. — Мещерский опустил голову. — До сих пор себе не могу простить, Миша, того своего позорного поведения.

— А, слушай, брось! Мы все сразу почувствовали — что-то серьезное случилось. — Ворон тревожно заглянул ему в лицо. — Ты не подумай, что я тебе не поверил. Ну, когда ты про какую-то дикую кассету говорил... Ребята потом подходили, спрашивали. Охрану здания поставили в известность. Они там все обещали проверить. Но надо же было такому произойти на юбилее старика!

— Я думал, после той моей истерики клиенты от меня как oт чумы шарахнуться, — сказал Мещерский. — Но нет. Воспитанные люди. Даже вида не показали.

— Даты им просто позарез нужен. Во-первых, у тебя бизнес раскручен, связи, нетрадиционный туризм. Слухом Москва полнится. Во-вторых, мы тоже свое веское слово сказали. — Ворон многозначительно усмехнулся. — Я ж творю, с зимы с тобой хотел контакты наладить. Ну, а в-третьих, Скуратов такой человек — его мало что смутить может.

Мещерский молча ел жареное мясо, пил пиво.

— Познакомились мы два года назад — Ворон закурил. — Но опять же. Москва-матушка слухами полнится. Он из очень приличной семьи, правда, отца очень рано потерял. Но знаешь, как это, — знакомые, знакомые знакомых, родственники... Батя мой про его мать еще в оные времена кое-что слыхал. В середине шестидесятых слыла в Москве одной из первых-красавиц. Дочь скульптора, с великими запросами. Вышла за человека гораздо старше себя. Партийный чин был. Отец мой его не знал, но... Он умер быстренько. С молодой женой сердце надо — мотор, а у этого подкачало. А мадам вдова потом весело жила, небедно. И на сына Лешеньку молилась как на божество. У него ведь матери фамилия — не отца.

— У Скуратова?

— Угу, — Ворон кивнул. — А знаешь все почему? Дворянский род. Даже тогда, в те годы, это помнили, а сейчас и просто все на предках, у кого они, конечно, есть, помешались. Он сам иногда в шутку или всерьез утверждает, что его фамилию правильнее писать не Скуратов, а Скуратов-Бельский по троюродной линии.

Тут и Мещерский, не удержавшись, насмешливо хмыкнул.

— Ну вот и догадался, — усмехнулся и Ворон. — Потомок Малюты Скуратова-Бельского... Ешьте, что называется, меня с кашей. Чушь, конечно. Но ты теперь яснее себе представишь, отчего в качестве сотрудника экспедиции их выбор пал из многих кандидатур на тебя. Они там списки ведут послужные и родословные древа пестуют в армии этой своей его свергнутого величества.

— Монархисты, что ли?

— Не-а, — Ворон снова усмехнулся. — Но иногда, когда это нужно, и ярые монархисты. А иногда совсем даже наоборот. Как карты лягут. Господа хамелеоны. Но я тебе о матери его рассказывал. И о том, что его самого мало чем удивить можно. Батя мой историю слыхал.

— Отец жив? — вежливо осведомился Мещерский.

— Жив, на пенсии. Мемуары на даче пишет. Сейчас все пишут. А мать Скуратова, когда тот на первом курсе МГИМО учился, замуж в который уж раз снова собралась. Отец мой знал претендента. В Генштабе шишка. Но Скуратов будущего отчима-милитариста отчего-то невзлюбил. Дело якобы на даче было, на Николиной Горе. Собрались гости, «молодые» хотели объявить друзьям и родственникам, что собираются расписаться. А сынок Лешенька закатил публичный скандал. Потом заперся на чердаке. А когда внизу на веранде уже пробки от шампанского хлопали, мимо окон в сад с душераздирающим криком с чердака пролетело что-то тяжелое в его плаще... Домработница закричала, что это...

— Скуратов?!

— У матери — сердце, инфаркт. А это не он с чердака сиганул... Он просто взял свой плащ, набил ветошью и выбросил в окно. И кричал при этом как резаный.

— Скуратов?

— Восемнадцатилетний избалованный щенок. Мать жива осталась, врачи откачали. Но свадьбу они с чином из Генштаба так и не сыграли.

Мещерский молчал.

— Это я к тому тебе поведал, что фортели выбрасывать Алехан Владимирович сам может других поучить. Так что ты не очень переживай насчет того случая. — Ворон вздохнул. — А в принципе, если всю эту лирику отбросить, люди они для нас с тобой выгодные. Ты клиентов получил с деньгами. Оплатили все уже, нет? А я... ну, наш фонд, контора наша, тоже пока не внакладе, но это мы еще поближе к февралю-марту поглядим.

— А кто вообще подал эту идею — использовать экспедицию по следам казачьего похода для...

— Для? Для чего? — Очки Ворона сверкнули. — Сережа, цели могут быть у всех разные. Но в какой-то точке они пересекаются ко всеобщей выгоде.

— Да, конечно. Мне просто интересно, кто же вообще первый подал идею этого похода?

— Астраханов. Его прадед и дед Алагирова участвовали в том вояже. Есаул Астраханов вел сотню из Хамадана к берегам Тигра. И получил в 1916 году за этот поход золотое оружие, Георгиевский крест и какой-то почетный британский орден. Мне сам Астраханов об этом рассказывал. Одно время до похода есаул был адъютантом графа Лорис-Меликова, работал в аппарате наместника Кавказа, воевал на империалистической, потом на Гражданской. Ушел с Врангелем в Константинополь, затем вернулся с генералом Слащовым. И служил уже в Красной армии. Пятьдесят лет в строю, как говорится. Дневники, архив — это все Астраханова заслуга. Его и Алагирова. У того в роду этот поход тоже помнят. Дед переводчиком служил в ставке генерала Баратова и был послан участвовать в той экспедиции. В общем, военно-историческое общество, Сережа, — это во многом чисто семейные традиции. — Ворон вздохнул, словно его утомил этот экскурс в историю. — Сейчас вообще мода на традиции. И на духовное наследие. А модой грех не воспользоваться, правда? Умным-то людям?

Принесли кофе.

— С Кравченко Вадиком вы по-прежнему не разлей-вода? — спросил Ворон. — Помню вас на курсе. Всегда вместе.

Мещерский рассказал о Кравченко. Собственно, повторил то, что Вадька сам рассказывал о себе на том памятном вечере.

— Хорошая вещь мужская дружба, — вздохнул Ворон. — Мне вот так не повезло. Как-то всех я приятелей растерял. Все дела, работа и женитьба... В баню-то ездите?

— А как же! — Мещерский улыбнулся. — Присоединяйся.

— Серьезно? Только мигните, мы со всем удовольствием. Я раньше тоже любил. Меня тесть приучил. Тесть парился, как зверь, ну и меня все приобщал. А как развелся я с Наташкой своей... Тесть по мне скучает, иногда звонит. Мы с ним хорошо жили, дружно. Как с отцом.

Они еще посидели в полупустом баре. Выкурили по сигаретке. Мещерский был рад этой встрече. Начавшись немного настороженно, вприглядку, она переросла в хорошую дружескую беседу с однокашником, с которым было что вспомнить из прошлой жизни, именуемой юностью.

Мещерский еще подумал — этот бар «Москва— Петушки» надо запомнить. Тихое, несуетное место со сносной кухней и приемлемыми ценами. Можно будет хлопнуть тут с Вадькой по кружке пива. И как-нибудь пригласить Катю на вишневое мороженое.

— На выходные ничего не планируй. Дачу там, рыбалку, — предупредил его Ворон, когда, расплатившись каждый сам за себя, они вышли из бара. — У Скуратова встретимся. Не удивляйся так. Он сегодня мне звонил. Вечером и тебе позвонит. У них тусовка намечается в штаб-квартире по случаю годовщины образования фонда. Это повод. А причина... Думаю, тебя хотят показать народу. Всем будущим членам экспедиции. Там и познакомишься окончательно. Но это — между нами. Позвонит Алехан — сделай вид, что это для тебя — приятный сюрприз. Он обожает сваливаться как снег на голову.