Отец смотрит на запад - Екатерина Манойло

– Да нам и здесь хорошо. – Аманкул почтительно улыбнулся старикам.

Рстушка с Жанокой тут же подбежали к новым гостям со своим ритуалом. Жанока поставила перед Аманкулом таз и стала лить воду из чайника, тот умылся и вытер лицо полотенцем, которое тут же протянула ему Рстушка. Поерзав, Аманкул вытянул из заднего кармана джинсов смятые деньги и протянул каждой по тысячной купюре. Девчонки взвизгнули от радости и выбежали из комнаты, по дороге расплескивая мутную воду из алюминиевого тазика. Аманбеке ухмыльнулась и шепнула домбристу, чтобы тот спел для почетных гостей.

Пока за дастарханом слушали певца, она шуганула мальчишек от джипа и дала указания на летней кухне нести баранью голову для отца невесты. Айнагуль нигде не было, но Аманбеке показалось, что оно и к лучшему. Тем более родители и не спрашивали, где их чадо. Когда она вернулась в комнату, домбрист прятал в карман мятую пятитысячную купюру, а Марина не сводила восхищенных глаз с щедрого Аманкула. Аманбеке подумала, что разбазаривать деньги налево и направо неумно, но ей нравилось, какое впечатление это производит на ее подруг.

На пороге появился Булат с огромным блюдом с бараньей головой. Женщины суетливо освобождали место на клеенке. Наконец Булат с робкой улыбкой поставил блюдо перед Аманкулом. Протянул ему нож. От бараньей головы шел жар. Аманкул хищно ударил ножом в полоску у основания черепа и разломил его на две части. Часть с языком он распластал и предложил женщинам. Марина рассыпалась в благодарностях. Уши по обычаю предназначались детям, Аманбеке подставила тарелку для деликатеса и крикнула Жаноку с Рстушкой. Те вбежали красные и счастливые.

– А можно мне еще мосол? – осмелела Жанока.

– Замуж никто не возьмет, если будешь кости обгладывать, – предупредила Марина.

– Айнагуль, когда была маленькая, очень любила кости, – тихо сказала Алия и пробежалась глазами по гостям, словно раньше могла не заметить дочь.

Аманкул отдал носовую часть старику, сидевшему справа от него. Кость с глазницей оставил на тарелке для Серикбая, который еще не вернулся к столу. Мозги из черепной кости не спеша ел сам.

Аманбеке не терпелось услышать поздравления родителей Айнагуль и узнать, что они подарят молодым. В тусклом свете лампочек ее сын, с капельками пота на лбу от горячей шурпы, казался почти черным. Он царственно развалился на подушках и смотрел на тестя не моргая.

– Какую же вы дочь-умницу воспитали! – елейно сказала Марина и подняла кисайку. – За вас!

– За вас! – хором повторили гости и дружно опустошили кисайки с коньяком.

– Я за рулем, – сказал Аманкул, поднял пиалу с шурпой, громко швыркнул бульоном. – Мы же опоздали. Все гости, наверное, уже сделали подарки. Пойдем, у нас есть кое-что.

От Аманбеке не укрылось, как Алия, почти отвернувшись от мужа, выглотала кисайку и теперь прятала влажно заблестевшие глаза. Аманкул поднялся из-за дастархана и кивнул Тулину. Тот не спеша вытер жирный рот уголком подушки и встал. Остальные мужчины тоже засобирались на улицу. Вслед за ними высыпали и нарядные женщины.

Вокруг джипа по-прежнему кружила ребятня. Одни заглядывали внутрь, другие попинывали колеса, но все послушно отошли, как только Аманкул пикнул сигнализацией. Он молча открыл багажник и с ухмылкой кивнул на большой сундук. Стоявшие рядом жилистый Серикбай и тощий Булат, от напряжения сжавший рот в нитку, не сговариваясь, потащили приданое за ручки. Сундук подался легко, и Булат даже засмеялся. Серикбай искоса посмотрел на нового родственника, и ему стало даже немного жаль сестру. Он понял, что Аманбеке не получит денег от семьи невесты и ей одной придется расхлебывать кашу, которую она заварила с женитьбой сына. Он мог ей, конечно, помочь, но только не сейчас, когда понял, как сильно скучает по дочери. Как он в ней нуждается. Возможно, и она в нем.

Аманбеке с удивлением глядела на сундук, она ждала другого. В современных казахских семьях дарили спальные гарнитуры, автомобили, земельные участки. Новая посуда и текстиль появлялись в доме жениха вместе с невестой как само собой разумеющееся.

Сверху на крышку сундука Аманкул положил несколько тысячных, таких же, какие отдал девчонкам. Булат достал блокнот, чтобы записать, но вдруг подул легкий ветерок, и зеленые купюры унесло в ноги пацанам, которые успели облапать весь джип. Они тут же похватали верткие бумажки и бросились врассыпную. Гостям как будто стало неловко.

Булат попытался было догнать пацанов, но Тулин его остановил и кивнул на блокнот, мол, записывай дальше. Серикбай открыл сундук и чужим голосом перечислил небогатое содержимое. Три хрустальные вазы, укутанные в однотонные бежевые, словно пожелтевшие от многочисленных стирок, наволочки. Набор разделочных досок, на которых были выжжены птицы, коробка с чайным сервизом и под всем этим слоеный пирог из самодельных корпе.

Аманбеке поймала злорадный взгляд Марины, у которой она занимала деньги, и смущенно улыбнулась, держась за сердце. Сальное лицо соседки в ответ важно скривилось. Будто несколько минут назад не она рассыпалась в комплиментах.

Алия побледнела. Заозиралась по сторонам. Было непонятно, ищет ли она испуганными глазами дочь или просит прощения у гостей за такой скудный подарок. Аманкул схватил ее за руку и молча усадил в машину. Она лишь прикрыла лицо руками и так и не подняла головы, пока машина не слилась с темнотой, показав напоследок алые габаритные огни.

Аманбеке знала, что даже в закромах ее небогатого дома можно найти что-то интереснее вышедших из моды хрустальных ваз, отсыревших корпе и блеклых простыней из бязи. Вслух она ничего не сказала.

– Ну, я пошла, домой мне пора. Кто еще идет? – засобиралась Марина, еле сдерживая смех.

Аманбеке посмотрела на ее толстую, в складочках, спину и жидкие волосы, сквозь которые просвечивала влажная кожа головы. Хотелось толкнуть подругу со всей силы. Вытолкать взашей. Несколько соседок тут же последовали примеру Марины и незаметно нырнули в ворота, не захватив с собой саркыт.

«Оно и к лучшему, мне лишние рты не нужны, – думала Аманбеке, беззвучно шевеля губами. – Жрут не в себя, как свиньи».

Те гости, что еще не успели поздравить молодых, хихикали и перешептывались. Аманбеке смотрела сквозь них, стараясь не зацепиться глазами за чей-нибудь сочувствующий взгляд. Она следила, как старики утиной походкой возвращаются к дастархану, держась за стенку и оставляя на свежей побелке жирные следы рук. Не пытаясь больше никого усадить, Аманбеке тяжело плюхнулась рядом с остывшим самоваром и налила себе коньяка в кисайку. Быстро поднесла ко рту и, не дожидаясь других, залпом опрокинула. Желудок неприятно обожгло. Схватила баурсак, обмакнула в растаявшее желтое масло и отправила в рот.

Тулин отпустил домбриста, и гостей больше никто не представлял,