Новые гладиаторы - Сергей Зверев

У ближнего к двери мосластого мужика руки в крови, а на горле раны. Как будто он пытался разорвать себе трахею для доступа воздуха.

Странно, признаков разложения на телах не видно. Да и откуда им взяться за столь короткий срок на таком холоде? Впрочем, запах тухлятины весьма специфический. Это же…

– Сероводород! – заканчиваю я вслух фразу, начатую мысленно. – Откуда он в подвале?

– Что за херня? – Краб с недоумением смотрит на охранников.

Те явно в курсе, но ничего не говорят.

– Молчать будем? Тогда мы вас вниз сейчас опустим, как и обещали. Вместе с этими вот трупаками.

– Система безопасности нижнего уровня, – наконец-то цедит тот парень, который рассказал нам про человека, близкого к президенту.

– Что? Людей насмерть травить – это безопасность? – кричит лидер таджиков Камаль, говорящий по-русски без акцента, и подлетает к охраннику. – Вы люди или уроды конченые?

– Мы-то тут при чем? – смущенно бурчит тот. – Наше дело – периметр охранять. Система безопасности включается из медицинского блока. Там стоит здоровенная емкость с сероводородом. Он используется для разных процедур – ванны там и прочая фигня. Труба от емкости идет в подвал. Открыл вентиль – и сероводород весь вниз уходит, потому что тяжелей воздуха. Даже электричества никакого не надо – самотеком. В инструкции написано, что в случае бунта на нижнем уровне надо немедленно пустить туда газ.

– Ну и кто же из вас, уродов, открыл вентиль? – равнодушным баритоном спрашивает Рыжий.

В этом спокойном голосе звенит натянутая струна еле сдерживаемой ярости.

Мне тоже не по себе. Одно дело нашинковать противника в честной мясорубке боя, другое – спокойно отравить десятки человек смертельным газом. Это не иприт с зарином, а «обычный» сероводород. Но это обстоятельство не делает ситуацию менее трагической. Может, даже наоборот. Все-таки умереть от запаха тухлых яиц обиднее, чем от боевых отравляющих веществ.

– Мы в этот момент уже воевали с вами. Наверное, медсестра открыла. Только она про это дело знала. Да еще ваши уроды стали баб насиловать в бильярдной. Немудрено!..

– С уродами вы и так разделались по-свойски, – бурчит Краб.

В его голосе уже меньше агрессии и напора. В словах охранника есть своя правота.

– Ладно, как договаривались. Спускайтесь вниз, а потом свободны.

– Как вниз? Там же газ!

– Уговор дороже денег, – глумится Рыжий.

– Не полезу. – Наш «язык» упрямо качает головой. – Кончайте здесь.

– Как скажешь, – легко соглашается Рыжий и стреляет заупрямившемуся парню в лоб.

Тот падает прямо в братскую могилу на полу лифта.

Оставшиеся двое инстинктивно шарахаются в стороны, но таджики хватают их и скоренько режут.

– Тьфу, что за бойню вы тут устроили! – брезгливо говорит Аристарх. – Пошли отсюда. Здесь ловить больше нечего. Собираемся и валим как можно скорее, пока снегиревские еще не уехали.

К вечеру того же дня вереница наших снегоходов прибывает к селению с романтическим названием Белая Черемуха, упомянутому Крабом.

Белого цвета кругом действительно много, но черемуха здесь ни при чем. Два ряда неказистых домишек завалены снегом почти по самые крыши. С горы деревня напоминает рождественский тортик, посыпанный сахарной пудрой. В его центр некий хулиган вонзил кусок какашки в виде ржавой водонапорной башни. Рядом торчит еще и бычок от сигареты – труба местной котельной.

На последнем повороте перед въездом мы устраиваем совет.

– Чего делать дальше будем, Снегирь? – спрашивает Леха.

Он и сам знает, что нам делать, но побеседовать со Снегирем и Камалем необходимо для сохранения равновесия в нашей разношерстной кодле. Я имею в виду ее состав. Потому что из-за своих оранжевых курток внешне мы все одинаковые, как апельсины в коробке.

– Чего делать… – ворчит Снегирь. – Пойдем сейчас искать местного мента или другую какую власть. Скажем, мол, туристы из Новосиба. Заночуем здесь, а завтра наймем какой-нибудь автобус и двинем в город.

– А снегоходы?

– Их тут надо бросать. Скажем, что на время. Потом, дескать, группа техподдержки заберет. Если вдруг кто из местных купить захочет – продадим.

– Такая толпа, да еще и на снегоходах, конечно, в глаза бросается. А ты что скажешь? – Леха переводит взгляд на Камаля.

Тот неопределенно пожимает плечами, принимая таким образом вариант Снегиря.

– Идея хорошая, – резюмирует Краб. – Только хочу сразу сказать, чтобы непоняток не было. Я в город не поеду. Пойду на лыжах через хребет. Кто хочет, может отправляться со мной.

Народ недоуменно гудит. Недавние гладиаторы с удовольствием покрутили бы пальцами у виска, но Леху дразнить не хотят.

– Какой-то мутный расклад. – Снегирь сосредоточенно выдувает из ноздрей на снег полузамерзшие сопли.

После этой процедуры он цепким взглядом голубых глаз требует от Краба развернутого ответа.

– Нас если не хватились, то уже скоро опомнятся. Дорога тут одна. На ней повяжут всех скопом. Если проскочим, то ближайший город здесь – Кызыл. Не сказать, чтобы большой. Затеряться там не получится. Придется сваливать в Монголию через границу или в Абакан по Усинскому тракту. Ну, за монголов разве что Камаль с кунаками проканают, хотя и с натяжкой. Да и холодно там сейчас. В общем, узко везде, все ходы просчитаны. А через горы уйдем в сторону Кемеровской области или в Хакасию.

– В горах теплее?

Краб пожимает плечами. Мол, я все сказал, думайте. Братва неодобрительно шумит. Вариант Лехи кажется им верхом глупости.

– Ладно, мы тебя услышали, – говорит Сеня и машет рукой. – Сейчас главное – правильно в деревню въехать, чтобы народ не переполошить. Вон в центре возле башни какой-то двухэтажный дом. Наверняка местное правление. Подъезжаем, Леха и доктор, бывшие интеллигенты, беседуют с властью. Мы с братвой держимся сзади. Феню отставить, наколки не светить. Стволы тоже. Расселимся в местном клубе. Денег попросят – дадим. А завтра двинем в город и там разбежимся. Кто за?

Все, кроме нашего квартета, то бишь Краба, меня, Аристарха и Рыжего. Программу минимум насчет переночевать мы принимаем, а вот по поводу максимума пребываем в сильных раздумьях. Ну да утро вечера мудренее.

– Вы только Чуме говорить не давайте, – с серьезным видом прикалывается Краб.

Но Чуме не до ораторских экспериментов. Когда в начале побега мы перетаскивали снегоходы через самое низкое плечо оползня, этот гоблин лихо поехал вверх по склону на своей «Тундре», опрокинулся и сильно побился. Сейчас он сидит вторым номером позади одного из таджиков и скорбно молчит. Исцарапанная рожа в оранжевом капюшоне вполне может олицетворять глупое страдание на какой-нибудь картине Иеронима Босха, посвященной человеческим страстям и порокам.

В деревню мы въезжаем уже в поздние сумерки, даже усиливаемые белизной снега. Окна домишек теплятся желтым электрическим светом.

На рев моторов выскакивают собаки. Целая свора конвоирует нас по улице.

Кое-где к заборам выходят местные жители. Их лица иногда чуть подсвечены огоньками сигарет, пульсирующими на морозном ветру.

– Здравствуйте, – говорит Краб, затормозив возле одного из таких любопытствующих туземцев.

Абориген с достоинством приветствует нас.

– Нам бы кого-нибудь из местной администрации. Мы туристы. Переночевать где-нибудь.

– А вон в том доме Верка завклубом живет. А муж ее – главный начальник здесь.

– Мэр местный, что ли?

– Нет, – после паузы длиной в сигаретную затяжку ответствует абориген. – Просто начальник. Он у нас в конторе сидит. Вам к нему надо. Только нету его. В город вчера уехал.

– А Верка здесь?

Абориген снова затягивается дымом и отвечает:

– Нет. Они ж с Веркой уехали. У нее в городе родители.

– А что делать?

– Просто езжайте в клуб. Там не заперто. Водка есть?

– Нет.

– Это плохо. У нас в магазине уже неделю водки нет. – Абориген печально качает головой.

Из-за него выглядывают еще три силуэта поменьше – жена с детьми. По ним непонятно, разделяют ли они печаль главы семьи по поводу скудности магазинного ассортимента или, наоборот, рады этому обстоятельству.

– Эрес! – Туземец подталкивает к нам одного из пацанов. – Покажи людям, где клуб.

Тот, как ему и положено, стоит в самом центре, аккурат рядом с двухэтажным зданием администрации, по совместительству – школы. В клубе достаточно тепло. Местная котельная работает на совесть.

Мы размещаемся в большой комнате, где, кроме бильярда с побитыми шарами и порванными лузами, нет никакой мебели. Но это все пустяки. Главное – тепло. Все с наслаждением вытягиваются на полу, благо куртки наши довольно мягкие. С мороза нас непреодолимо клонит в сон.