Этаж шутов - Анри Труайя

Простившись с императрицей, Наталья и Вася, крайне озадаченные, возвратились домой, где их с нетерпением ожидали, сгорая от любопытства, родители Натальи, Евдокия и Пастухов. Выслушав рассказ дочери, Сенявский повеселел.

– Понятно, куда клонит Ее Величество!

– Твое счастье, а вот мне непонятно, – сказала Галина.

– Однако же это так очевидно! – заметил Пастухов. – Ее Величество собирается расторгнуть брак наших детей. Церковь предусматривает такую возможность. Лишь бы не воспротивился митрополит. Если сумеют его уговорить, остальное не составит труда. А святой человек, по всему, не откажет царице.[20]

– Зачем она это делает? – спросила Евдокия.

– Чтобы порушить все то негодное, что было сделано прежней царицей, – сказал Сенявский тоном, не допускающим возражения. – Впрочем, если Ее Величество преуспеет в задуманном, мы все от этого выиграем. Для нашей любимой дочери, поскольку она будет считаться разведенной, мы подыщем в мужья человека, равного ей по обличью и по положению в обществе. Милый Вася заживет вольной жизнью, более подходящей его сложению и его талантам шута. Ну, а мы, родители, за то, что не чинили препятствий императрице, будем вознаграждены.

– Может, ты и прав, Виктор Сергеевич, – сказал Пастухов. – Однако я изрядно пожил на свете, чтобы поверить в серьезность намерений нашей царицы. В этом Елизавета Петровна схожа с Анной Иоанновной. Вполне может статься, что завтра она и не вспомнит об этом разводе, забудет о нем за множеством подобного рода дел.

– Будем надеяться… – прошептал Вася так тихо, что его никто не услышал.

Только Наталья легким кивком головы дала понять, что она с ним согласна, но обсуждать туманный разговор родителей отказалась и не ответила этой ночью на ласки.

На следующий день Наталья и Вася прибыли во дворец, как и накануне, за двадцать минут до приема. Во время томительного ожидания в приемной Вася заметил, что Наталья выглядела более напряженной, чем вчера. На ней было серое шерстяное платье, очень скромное, с белым воротником. Никаких украшений! В этом наряде жена казалась ему еще более молодой и желанной. Он похвалил ее туалет. Она промолчала, будто не слышала, затем неожиданно прошептала:

– Видишь ли, Вася, самый лучший женский наряд может обманывать. Ценят за искренность. Хотя порой бывает лучше соврать!

Вася хотел было попросить Наталью растолковать сказанное, но уже перед ними склонился вчерашний камергер, приглашая следовать к царскому кабинету.

Они застали царицу за тем же столом и с тем же выражением лица, одновременно приветливым и пугающим. Однако сегодня ее голову украшала диадема, а пальцы были унизаны кольцами. Словно она знала заранее, что на Наталье не будет драгоценностей, и приготовилась таким образом подчеркнуть несоизмеримость их положений. Кроме них, в этот раз на приеме присутствовал еще один человек. Вася с ним никогда не встречался, а потому мог только догадываться, что это знаменитый Алексей Разумовский, бывший певчий царской капеллы, а ныне любовник Елизаветы Петровны, прозванный ночным императором. Такого же могучего сложения, как и любовник предыдущей царицы, Алексей Разумовский, в отличие от последнего, был обречен на молчание. По-видимому, его роль сводилась к тому, чтобы наблюдать посетителей и передавать царице свои впечатления. Васю с Натальей долго молча разглядывали.

– Ну, вы подумали? – напрямик спросила царица.

У Васи словно ком застрял в горле. Пока он тщетно подыскивал слова оправдания, Наталья уже почтительно обратилась к царице:

– Пусть Ваше Величество не тревожится… Мы готовы послушаться ваших мудрых советов.

– В добрый час! – сказала царица. – Со своей стороны я получила подтверждение тому, на что так надеялась: церковь в виде исключения может расторгнуть ваш брак. Митрополит, после того как я ему рассказала о вашем визите, выразил готовность рассмотреть это дело по представлении причины.

При этих словах, сказанных ласковым голосом, Вася почувствовал, что его придавило к полу, словно на плечи всей своей тяжестью обрушился потолок. После стольких счастливых дней и ночей, после возможности чувствовать себя рослым красавцем он вновь очутился в тесном обличье карлика посреди обломков любви! Он поочередно смотрел то на стоявшую с покорной улыбкой Наталью, то на торжествующую императрицу, пытаясь понять, не жертва ли он ужасного розыгрыша. Однако и жена, и царица в силу непостижимых женских суждений находили вполне естественным завершившийся разговор. Царица, вероятно, желая смягчить только что вынесенный ему приговор, продолжала:

– Подобное участие в судьбе вашей пары – это свидетельство моего сердечного отношения к вам, а не того произвола, который был некогда учинен над вами из прихоти прежней царицей. Исправляя ее ошибку, я хочу дать вам возможность выбора, положить конец физическому неравенству в христианских браках, столь пагубному по своим последствиям. Обретая свободу, вы будете вольны, не переступая законов церкви, избрать себе нового спутника, более подходящего вашей природе и вкусам. Иными словами, все встанет вновь на свои места. Я уверена, что вы вскоре сами скажете мне спасибо за мои бескорыстные хлопоты.

У Васи замерло сердце, стало нечем дышать. Он думал лишь об одном – поскорей убежать из этого проклятого дворца и от этой императрицы, которая ему казалась сейчас страшнее смерти с косой. Не в силах вымолвить ни слова, он с удивлением смотрел, как его жена вдруг преклонила колена перед царицей, скрестила, словно в молитве, руки у подбородка, заговорила:

– Мы всегда будем благодарны Вашему Величеству за безграничную заботу о нас. Но сейчас есть одна причина, которая воспрепятствует вашим добрым намерениям.

– Что за причина? – резко, так что в диадеме сверкнули драгоценные камни, вскинулась Елизавета Петровна.

Опустив голову, Наталья тихо, одними губами ответила:

– Я жду ребенка.

Словно громом пораженный, Вася смотрел на жену. Уж не тронулась ли она? Почему не сказала ему про это чудо? Боялась сглазить или стыдилась? Он терялся в догадках. В голове вспыхивали поочередно радость, надежда, гордость, сомнение. Императрица, придя в себя, приказала Наталье подняться.

– А ты уверена? – значительно спросила она.

– Да, Ваше Величество! Более чем уверена.

– И давно?

– Около двух с половиной месяцев.

По-прежнему стоя перед императрицей, она оглаживала платье на животе. Ее лицо изменилось, стало решительным. Это у царицы сейчас был растерянный вид. Вася вновь почувствовал себя лишним. Он, мужчина, ничего не смыслил в подобного рода делах. Когда речь заходила о благополучии или о здоровье детей, у женщин было неоспоримое преимущество. Знаком материнства отмечена в той или иной мере каждая. Императрица никогда не имела детей, но это ей не мешало одержимо заботиться о потомстве. Не зря же она решила пригласить и обеспечить короной этого невзрачного немчика, своего племянника. Неплодущая, она, должно быть, испытывала чувство ущербности и тайную зависть к будущим матерям, таким, как Наталья. Словно угадав мысли мужа, Наталья вновь обратилась к царице.