Ужас в городе - Анатолий Афанасьев

– Вот, нажмите кнопочку.

Спиридонов послушался, крышка коробочки отскочила – и оттуда вылетел огромный, коричневый член со всеми полагающимися причиндалами. Эффект был потрясающий, Геня испуганно отшатнулся. Девушка залилась звонким, мелодичным смехом.

– Чудо, да?! Настоящее чудо!

– Неплохая вещица, – пробормотал Спиридонов, чувствуя легкое недомогание в области-печени. – А что это за особая прививка?

– Ну, когда надолго засыпаешь…

На прием к мэру Спиридонов попал без особых затруднений. Более того, у него сложилось впечатление, что его ждали. Он позвонил снизу в приемную, назвался и только начал излагать цель визита, как его прервал доброжелательный женский голос:

– Конечно, конечно… Подымайтесь на шестой этаж.

Вам заказан пропуск. У вас есть какой-нибудь документ?

– Редакционное удостоверение.

– О-о, вполне достаточно.

По дороге в мэрию Люсе так и не удалось заманить его ни в один из пунктов прививки, несмотря на все ее старания.

– Как вы не понимаете, Геннадий Викторович! Для вас же будет лучше.

– Нет, – твердо отрезал Спиридонов. – Пусть мне будет хуже.

Кстати, эти самые пункты в городе были натыканы на каждом углу – невзрачные, серые вагончики с красной полосой поперек, он сначала решил, что это платные туалеты, и порадовался за федулинцев, имеющих возможность облегчаться в любую минуту. В Москве общественные сортиры – до сих пор проблема, одно из темных пятен проклятого прошлого.

По широким коридорам мэрии, устланным коврами, как и в любом учреждении подобного рода, сновали туда-сюда клерки с деланно озабоченными лицами, из-за массивных дверей, как из черных дыр, не доносилось ни звука, зато приятно сквозило ароматом свежезаваренного кофе. В просторной приемной навстречу Спиридонову поднялась пожилая женщина, по-спортивному подтянутая, в темном, в обтяжку, шерстяном костюме. Он привычно отметил, что, несмотря на возраст, она еще очень даже ничего: шерстяная ткань выгодно подчеркивала тугие формы.

– Проходите, пожалуйста, Герасим Андреевич ждет.

Как вор чует вора, так опытный газетчик всегда с одного взгляда определяет в большом начальнике единомышленника, с которым можно не стесняться, либо противника, которого следует разоблачить. Про Монастырского Спиридонов сразу решил: свой. Огромный, улыбчивый, с умным, коварным взглядом, с крепким рукопожатием, обтекаемый, как мыло, и непробиваемый, как танк, – притом ровесник, притом на шее крест, чего уж там, как поется в песне: милую узнаю по походке.

Ну и, разумеется, первая фраза, которая всегда – пароль.

– Искренне рад, искренне. – Монастырский увлек посетителя к низенькому журнальному столику. – Вы знаете, дорогой.., э-э…

– Геннадий, просто Геннадий…

– Знаете, Гена, ваша газета для нас каждое утро как глоток кислорода.

Спиридонов присел в указанное кресло успокоенный.

Ответно улыбнулся:

– Не совсем понятные у вас порядки, Герасим Андреевич. Зачем-то охранник у входа засветил мою пленку.

Что за дела, ей-Богу?

– Дуболомы, – сокрушенно-доверительно отозвался Монастырский. – Где их теперь нет. Одного заменишь, на его месте – два новых… Но с вашей "лейкой" – это моя вина. Не успел предупредить. Ничего, я сейчас разберусь.

С гневным лицом нажал какую-то кнопку, Спиридонов удивился: неужели действительно начнет разбираться с охранником? Влетела пожилая секретарша.

– Леонора Марковна, кофейку нам, пожалуйста, ну и все остальное. Ко мне – никого!

Женщина поклонилась и молча вышла.

– Как вы сказали ваша фамилия?

– Спиридонов.

– Ну как же, читал, читал… Перо отменное, поздравляю. И знаете, Спиридонов, я только в этом кресле по-настоящему ощутил, что такое для новой России пресса.

И раньше, конечно, понимал, но когда окунулся.., во все эти конюшни… Не только пятая власть, я бы сказал. Поводырь в царстве слепых, не меньше. Народ наш, будем откровенны, дик, суеверен и впечатлителен – без печатного слова… Вы надолго к нам в Федулинск?

Спиридонов стряхнул с себя оцепенение, накатившее, как облако на ясный день. Он не ожидал, что этот явный ловкач и пройдоха вдруг заговорит с ним, как с недоумком. Это его немного задело.

– На денек, не больше.

– По какому заданию, если не секрет?

– Хочу статью написать о вашем городе.

– Вообще статью? Или о чем-то конкретном?

– Еще не решил… Скорее всего, некий социологический очерк. Бывший город оборонщиков в условиях рынка. Социальная адаптация, система ориентиров – и все такое. Тема, конечно, не новая, но читатель кушает с удовольствием. Если добавить перчика.

– Перчика?.. Хотите совет?

– За тем и пришел. Кому как не вам…

Беседу прервала секретарша, вкатившая сервировочный столик на колесиках: кофейник, графинчик с чем-то желтым, тарелочки с легкими закусками, сладости.

– Ступай, милая, ступай, – добродушно пробасил Монастырский. – Мы уж сами как-нибудь похозяйничаем… – Когда ушла, продолжил:

– Так вот совет. У нас выходит газетка "Свободный Федулинск". Не чета вашему "Вестнику", но там есть толковые ребята. А главное, архив. От и до. Исторические справки, новейшие исследования. Результаты самых последних предвыборных опросов.

Думаю, это облегчит вашу задачу.

– Еще как облегчит, – согласился Спиридонов, принимая из рук мэра рюмку. – Но редакция заинтересована в свежачке. Хотелось бы поднести что-нибудь такое, чтобы с ног валило. Конкуренция огромная, читатель капризный, пресыщенный, вот мы и стараемся… Про вас слава идет, Герасим Андреевич. Говорят, у вас даже зарплату иногда выплачивают. И пенсионеры, я поглядел, не шатаются стадом возле помоек.

– Действительно. – Взгляд мэра внезапно опустел и просветлел. – Даром хлеб налогоплательщиков не едим…

Что касается помоек, мы их вообще ликвидировали. Как позорное явление.

– И чем же заменили? Реформа все-таки…

– Разумное распределение, уважаемый, разумное распределение излишков. Оказывается, если сильно захотеть, и при нашем скудном бюджете можно выкроить какие-то средства для бедноты, для неимущих. У нас с голода никто не помирает, как в иных местах. Не жируют, естественно, но и не помирают… Отведайте печенья, не побрезгуйте. Местного производства. Сколотили артель из бывших так называемых оборонщиков, подкинули им мучицы, дрожжец, так они такую фабрику развернули, вашему "Красному Октябрю" не угнаться. Люди у нас работящие, головастые, им только направление дать… Я всегда повторяю, из любого положения можно найти выход, если не заниматься маниловщиной. Мой предшественник никак этого не мог понять, потому и кончил печально.

– А что с ним случилось?

Монастырский игриво хихикнул.

– Анекдотическая история, право. Как раз в ночь после выборов увидел свои несчастные восемь процентов, с горя решил попариться в баньке, да там прямо на полке и угорел. Некоторые грешили на самоубийство, но я не верю. Какие причины? Полнокровный человек, ему шестидесяти не было, нет, не верю. Оставил большое семейство, дети, жены, дочку его я, правда, пристроил. Хорошая девочка, бойкая, образованная, без всяких комплексов. Кстати, могу познакомить. Она у нас вроде местной достопримечательности. Мы ее всем именитым гостям предлагаем для услуг. Уверяю, останетесь довольны.

Спиридонов, ощутив вторую волну странного, мозгового оцепенения, осушил рюмку коньяку.

– Все это, конечно, прекрасно, Герасим Андреевич, – и дочка, и кондитерская артель из оборонщиков, но, скажу откровенно, меня удивили некоторые аспекты федулинской жизни. Непонятные прививки, регистрации… Объясните, пожалуйста, что все это значит на самом деле?

Если он ожидал какой-то особой реакции, то ошибся. Монастырский поглядел на него с сочувствием.

– Уже наябедничали? Ах как у нас не умеют держать язык за зубами… Не берите в голову, дорогой мой. Чистая формальность, продиктованная необходимостью. У нас в прошлом году при, опять же, явном попустительстве покойного Масюты произошли неприятные события. Может, помните, средства информации оповещали. Фашистский путч, уличные беспорядки, короче, взрывоопасная ситуация.

– Как же, как же, – обрадовался Спиридонов. – Еще бы не помнить. Я был на похоронах Алихман-бека на Троекуровском кладбище. Внушительное зрелище. Серебряный катафалк, десять тысяч конной милиции. Телеграмма от президента. Убедительная имитация национальной трагедии. Вы, вероятно, хорошо знали покойного?

– Великий был человек, без сомнения. Сердобольный, совестливый, без всяких предрассудков, даром что горец по происхождению. На нем весь наш город стоял.

Спонсор высшей пробы.

На лице мэра Спиридонов не заметил и тени иронии.