Пустой (СИ) - Кормильцев Александр

Мне самому все перечисленные обстоятельства не казались такими уж удивительными, может из-за того, что не особо понимал все подробности происходящего. Да и надоела вся эта мистика с дарами, потайным и духами улья, поэтому не стал развивать тему дальше.

— Может пойдём уже? — чтобы отвлечь от разговора Тимофея, явно слишком увлекшегося, решил напомнить о насущных делах.

— Ага, конешно, счас… Хм… Меч, оно славно, конешно, но лучшей топорик, аль чекан, как у меня вот. У одержимых, особливо у тех, что побольшее, черепушки крепкие, мечом не пробьешь. Ничаго, опосля тебе тож чеканчик сладим, у нас кузнец их навострился ковать. — Митрошка с громким стуком захлопнул сундук, сорвав с окружающих поверхностей облако пыли, которая поднялась в воздух, заставляя морщиться и прикрывать глаза.

— Ну и хорош, пожалуй! — пару раз чихнув, бодро проговорил провожатый, двинувшись в обратную сторону, я за ним. Но далеко уйти не успели, позади хлопнула распахнутая ранее дверь, перекрывая единственный источник освещения и оставляя нас в полной темноте. Наверное, порывом ветра захлопнуло.

Я уже думал вернуться, чтобы снова открыть ее настежь, но впереди вдруг загорелся слабый огонек. Увидев его источник, я даже слегка испугался и отступил назад, настолько нереальным выглядело происходящее. Особенно, если учитывать окружающую обстановку: темнота, тесное помещение, невзрачная, грубо обработанная мебель у стен, давящий сверху низкий потолок, и все это в зыбком свете огненного язычка, пляшущего на ладони улыбающегося юнца. В неясном свете дрожащего пламени его улыбка казалась зловещей. Как реагировать на подобные фокусы я не знал, но рука с зажатым в ней копьем начала двигаться сама, направляя острие в сторону непонятного явления. Мои недружелюбные действия остановил веселый голос Тимофея.

— Дар у меня полезный, но слабый покамест. — из-за пазухи провожатый извлек обгоревшую лучину, поднес ее к огоньку и удостоверившись, что та разгорелась как следует, сжал пламя в кулаке. — Надолго не хватат, дару надобно отдых давать.

— Не обжигает? — спросить я хотел, конечно же, другое, но с языка сорвались именно эти слова.

— Ха! Еси сверху не трогать, то нет, не обжигат. Огонь ведь не с самой руки исходит, а чуть выше над нею. Хотя, поначалу, как токмо дар получил и не знал, как с ним совладать, бывало и обжигался. А тебя чем улей одарил из потайного?

— Пока не замечал за собой подобных фокусов, если и было что-то подобное, я про то благополучно забыл.

— Ну ничаго, к бабе Тае нашенской сходишь, она помогет. Она завсегда с потайным помогат. У которых не раскрылся есче, помогат раскрыть. Кто сладить с даром не могет, поучает, как с ним управица. Тебе тож помогет, не сумлевайся! — похоже, юный лучник позабыл, что при первом осмотре знахарка ничего во мне разглядеть не смогла. Не знаю, что со мной не так, и почему она не смогла мое потайное разглядеть. Если у меня вообще есть подобный дар.

В его реальности сомневаться больше не приходится, наглядная демонстрация не оставила повода для скепсиса. До произошедшего я считал разговоры местных о всех этих потайных дарах не более, чем глупыми суевериями. А в диалогах старался не заострять внимание на подобной чепухе. Но, увидев вживую паренька, выпускающего из ладони пламя, я резко поменял свое мнение и теперь хотел, как можно больше узнать об этом удивительном свойстве местного мира — одарять людей сверхъестественными способностями.

Из дозорной вышли на стену и скорым шагом двинулись в сторону лестницы-пандуса. Тимофей шел первым, а я следовал за ним, словно только что прибывший в часть новобранец за хмурым усатым сержантом. Хотя в нынешней ситуации усов не было не у меня ни у него. У новобранца лишь щетина трехдневная, у “сержанта” пушок на подбородке.

Но в остальном картина была похожая, молодой лучник вряд ли старше семнадцати лет, но успевший как следует познакомится с этим ненормальным миром. С миром, в котором люди превращаются в ужасных тварей, а непревратившиеся получают возможность пускать огонь из рук, а может еще что посерьёзнее. В котором оставшиеся людьми человеки потрошат убитых чудовищ, приготавливая напитки из их внутренностей. В котором такой взрослый дядя, как я, должен слушать наставления и советы подростка, просто потому, что тот, на данный момент, знает об этом месте гораздо больше меня.

Кстати, своего возраста я, к сожалению, тоже не знаю, просто по ощущениям, да по увиденному в воде расплывчатому отражению, предполагаю, что мне вряд ли больше тридцати, но и меньше двадцати пяти не дашь. Конечно, если бы в нормальное зеркало посмотреться, может, получилось бы назвать более точную цифру, да и вообще поглядеть, какой я из себя, интересно. Но в местных реалиях не приходится рассчитывать на такую роскошь, как полноценное зеркало. Максимум, на что можно надеяться, это в безветренный солнечный день склониться над водной гладью, разглядывая свое лицо на ее поверхности.

— Расскажи побольше о дарах улья, их все получают или только некоторые, да и вообще какие они бывают? — голова размышляла о возрасте и внешности, но увиденное пламя на ладони не давало покоя, заставляя искать ответы на вопросы, связанные с удивительным явлением. А единственный источник информации в этой области был Тимофей, так что пока приходилось довольствоваться его знаниями.

— Нууу… Получают то все, токмо самому выбирать, што из потайного у тебя появица, никак нельзя. Улей сам решат, кого и чем одарить. Кому пряничек сладкий, а кому сморчок гадкий. В опчем, не у всех энти дары и впрямь полезность несут. Есть, конешно, всякие там дары, пользу в бою приносящие, аль в мирских делах подмогу даруют, иньшие вопше пустые, всякие вопчем… — провожатый даже сбавил шаг, и рукой в воздухе замахал, видимо пытался таким образом добавить свои словам убедительности. В голосе проявилась живость и азарт, тема необычных способностей местных интересовала паренька не меньше моего.

— Вона для примеру мой дар — огневой. Покамест энто лишь огонек слабый, токмо для того и годица, штоб печь растопить, да лучину подожечь. Но, коли буду я стараца его усиливать горохом, да поучаца как следоват, станет мой огонек оружьем грозным, буду им одержимых поджаривать, как поросят на вертеле! — он до того разошелся, что остановился. В следующий миг вновь зажег на ладони пламя. Без слов и каких-то сложных движений, просто выставил вперед руку со сжатой в кулак кистью. Разжал кулак и всё, над ладонью заплясал огонёк. Но без темноты и давящего сверху потолка пламя уже не казалось таким внушительным — не больше десяти сантиметров в высоту. Потом поднял руку кверху, взмахнул, стряхивая огонь в сторону, показал чистую ладонь, без сажи, без дыма. И заулыбался, довольный.

— А у дядь Прохора какой дар? — на меня его жест не произвел особого впечатления. Осознав, что пока, ничего, кроме функции зажигалки его дар выдать не способен, решил вызнать о прочих, оценить, насколько серьёзным могут быть эти способности, какова вероятность их получения, желательно в процентах. Конечно, на подобные подробности и рассчитывать не стоило, но, хотя бы в общих чертах понять, что из себя представляют эти дары, надо.

— Ха! Нууу ты спросил… Коли хотишь такое вызнать, у самого дядьки Прохора и спроси. О чужих дарах не принято раговоры вести, коли нет того, кто теми дарами владеет. Примета плохая! — он опустил голову, помялся, но после снова поднял, пристально глядя мне в глаза. Следующие его слова были произнесены заговорщическим полушепотом, хотя я сам не понимал, что может быть в этом секретного. — Но ты ж вроде крестник его, так што, пожалуй, можно.

— Ну и? — провожатый замолчал, видимо обдумывал все за и против, перед столь ответственным шагом. Пришлось его поторопить.

— В обчем, обо всех его дарах не знат толком никто, он особливо о них не болтат. Но его иньший к знахарскому дар всем знаком, хоть и не понимат никто, что энто за дар такой и для чего нужон. Но главным у него дар невидимых рук. За энто его кажный уважат, а иньшие дажить страшаца, потому как шибко он у него сильный. То бишь уважат и страшаца то не токмо из-за дару, но и потому какой он в обчем правильный мужик. Но и за это тожить.