Невозвращенцы - Михаил Черных

Гудред помялся, но все же решил сказать правду.

— Понимаешь, ты оборотень даренный, тебя этим отметили сами боги. Это великая сила, и великие возможности. Но есть у этой монеты и реверс. Коли обладатель не совладает с этой силой, или по другим каким причинам, то сила начнет сама управлять человеком, превращая его в дикого зверя. Как сейчас то было — ты будешь рычать как медведь, ломать деревья, срываться на первого встречного, зубами и когтями разрывая его тело… Именно за это берсерков и ульфхендаров страшатся и простые люди, и опытные воины. Раньше ничего такого не было за тобой, и я думал, что ты удержишь силу в узде, но теперь… Теперь все иначе.

— И чего мне теперь делать? Как с этим справиться? Чего ожидать?

— Ничего хорошего… Похоже, тебя прокляли северные боги за такую разруху, что учинил их молельщикам. Попытайся как можно меньше пользоваться своим вторым обликом, может это поможет замедлить это…

— Но только замедлить?

— Да. Полностью вылечить могут только Боги, или чудо, а чудеса редки… Еще, говорят, лечит море, долгая дорога в одиночестве… Я приготовлю тебе отвары, пей когда почувствуешь ярость, но ничего особого не обещаю…

— Спасибо тебе…

Этот разговор произошел почти пять лет назад. Одинокой дороги и долгого путешествия по морю князь не мог себе позволить — на его совести была судьба целого княжества и ребенок, нельзя все это бросить просто ради своего личного благополучия. А приступы продолжались, причем время между ними становилось все короче и короче. Каждый такой приступ Аскель отмечал на специальном пергаменте, и вот сейчас, глядя на кривую, напоминающую параболу, он с грустью думал, что нормально жить ему от силы осталось года два. В первый год приступ был один, во второй два, в третий четыре, а в этом году их было уже шестнадцать. Если так пойдет, то в следующем году приступы будут идти раз в две недели, а через год — раз в неделю. На третий год он будет в безмозглом зверином обличии проводить ровно столько же времени, сколько отходить от него в человеческом, а еще через год просветлений не будет вообще.

«Что ж, похоже мое внутреннее мироощущение придет в гармонию с внешностью… Все эти годы в душе выл и скреб о сердце волк, ну медведь, какая разница, и вот он выйдет наружу. Единственный мой просвет, это Аскель. Сынок…».

Действительно, мальчуган рос крепким, приветливым и смышленым. Детские болезти обходили его стороной, а веселый и открытый нрав, вместе с огненно рыжими волосами, он унаследовал от матери. От отца же он унаследовал часть той силы, что сейчас дикой яростью бросала его предка в лес.

«Надо бы что-то уже предпринять, а то вскоре мне навсегда уже уходить в лес» — равнодушно подумал о себе Аскель. «И вот думаешь, что она мне? Кто она? И всего вместе то были пару раз… А сердцу не прикажешь… Запала на сердце, на других и не взглянешь…» — на этой печальной ноте его размышления были прерваны распахнувшейся дверью.

Сказать что князь удивился, значит ничего не сказать. Шила в мешке не утаишь, и что князь Аскель был берсерком, причем в последнее время часто впадающем в бешенство знали все в княжестве, и многие соседи вокруг. И поначалу, это, а также огромное богатство, привлекало к князю излишние внимание. Жадные до легких денег воины, причем не только северяне — россы, германцы, даже пара ромеев было (последние, кстати, оказались очень неплохими бойцами, хотя правильнее было бы назвать их наемными убийцами — один раз его он заполучил царапину на руку — так знахари его потом ели-ели откачали) приходили к воротам его скромного замка и вызывали на хольмганг, понося непростительными словами, и требуя в случае своего выигрыша, почти сказачные, пол-царства.

Что-ж… После первой сотни жестоко порубленных на куски поединщиков, поток дураков иссяк. Тем интереснее были личности этих гостей.

«Кто же такой достаточно уже поживший желает на время развеять мою печаль?» — подумал Аскель, быстро встал и потянул из ножен клинок, висевший на стене поверх роскошного восточного ковра. Так, с обнаженным мечом в руке он и встретил гостей.

В раскрытую дверь вошли трое. Первым был здоровый, из-за большого количества натянутой на себя теплой одежды, воин, вооруженный двумя недлинными мечами и с исполосованным шрамами лицом. Хотя стояла уже поздняя весна, и температура была терпима, этот гость видимо ощутимо подмерзал. За ним стоял немного толстоватый, вооруженный саблей воин, непокрытую бритую голову которого украшал чуб. Третьим был странный мужчина с каким-то, неземным что ли, отсутствующим или светлым, в общем непонятно каким словом описать, взглядом.

— Не узнал, — констатировал толстый.

— Ну, будто ты нас узнал, — заявил одетый.

— Будет вам! Александр, привет тебе. Точнее, здрав будь князь Аскель из рода Седого Медведя, — сказал третий, и только тут, по голосу, тень узнавания промелькнула на лице у князя.

— Игорь? Ярослав? Макс? Это вы? — радостно — неверяще спросил хозяин.

— Ну вот, наконец признал, — сказал Ярослав. Аскель оправился от удивления и мгновенно превратился во владетельного князя.

— Эй! Астрид!

— Да, княже… — отворилась дверь и в комнату с опаской заглянул холоп. Не увидев впавшего в бешенство князя и валяющихся на полу разрубленных на куски гостей он приободрился и спросил: — Звал?

— Да! Быстро всех созывай. Други ко мне приехали, коих я в живых не чаял уже свидеть. На стол собирайте, вина ромейские вынимайте, пир сегодня будет! Коли кого к вечеру сегодня трезвым увижу — за врага посчитаю лютого!

— …Потом, когда чуть оправился, заскочили за Максимусом. А по пути сюда, слегка задержались в Святограде. Мужики сдавали экзамены. Вот, собственно говоря, так все и было, — последним закончил свою историю Руфус. — Но кто же знал, что они от этого так взбеленятся? И из-за этого они и собираются объявить войну…

— Ну не следует брать всю вину на себя. Тут и я приложил руку. — ответил Максимус.

Помолчали. Уже давно на землю спустилась ночь, хотя в этих северных местах она была по летнему времени светла. Друзья ушли наверх, в кабинет князя, оставив пирующую дружину и холопов в нижней горнице. На столе стояло только дорогое вино и немного закуски — все набили себе брюхо раньше, на пиру. Там же, за праздничным столом, осталась и радость встречи, и бурное, местами даже буйное веселье. Здесь же пришло время серьезному разговору.

— Оттого, что я не приложил к этому руку простым людям, которых на аркане или в колодках потащат на рабский рынок, старикам и детям малым, которых будут убивать на пороге своих собственных домов, легче не станет. Сейчас надо не голову пеплом посыпать, а думать. И делать. — После долгой задумчивой паузы заговорил Ярослав, по недавно приобретенной привычке крутя весящий на шее амулет.

Коротенькая задержка в Святограде была длиной аж в целый месяц. Ярослав и Максимус бегали как укушенные, но в конце концов каждый из них получил Ярило полноправного волхва. «Почти такой же, какой я снял со Вторуши» — отметил про себя Аскель. Амулет Максимуса был простейшим — все сектора заполнены по необходимому минимуму. Не больше и не меньше. И то, чтобы получить некоторые «зачеты» потребовались просьбы и поручительство Ярослава. А вот на амулете самого Ярослава, помимо всех остальных необходимых, сектор Даждьбога был заполнен насечками по-максимуму. Волхв Ярослав Избранник Даждьбога.

— И что вы собираетесь с этим делать? Как исправлять? — Спросил Аскель.

По благоприобретенной за последние годы привычке оценивать все происходящее с точки зрения выгод своему княжеству и своим людям, он пока никакой пользы не видел. «С одной стороны, надвигающаяся война может и не докатится до столь высоких широт. С другой стороны — Новогород, это драгоценнейший приз! Добыча во много раз превзойдет даже взятую Максимумом и Руфусом. Да и Ганза, может даже не тайно, профинансирует устранение конкурента. Когда ромеи захотят атаковать Новогород, то их флот обязательно примет в этом участие. Минимум, как транспортный. В любом случае — мое княжество заденет.

Это значит, что только-только появившееся население, призрак достатка, все это исчезнет. Дружину я, как вассал великого князя Новогородского, предоставить обязан. Выставляемое, согласно уговоренному в Правде размеру, войско высосет пылесосом практически всех до единого воинов, да что там воинов, всех мужчин, с моих земель. Я и так даже в обычные походы за добычей не хожу и не пускаю, людей берегу, несмотря на их глухое ворчание. Жадные идиоты, добычи им мало. Куда ее? Те мстители и так завалили нас по уши. Пятый год платим налоги именно ею. И ничего — живем припеваючи. Вон в каждой семье по 3–5 детей… Но если война начнется и дружина уйдет — территория княжества останется полностью беззащитна. Плохо. Война мне совсем сейчас не нужна. Да и вообще не нужна. Побережье большое, где натаскать своих сопляков лет через десять-пятнадцать я легко найду, а море в случае чего все спрячет. Да. Великий князь Лихомир еще поскромничал. И Руфус, и Максимус, особенно последний, у Игоря хоть причина уважительная есть, редкостные м. ки!»