Хякки Яко (СИ) - Ступников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тихие завывания сменились истеричным воем. Она плакала, билась в моих руках, что-то лепетала, а я тонул в бездне её отчаяния, приговаривая:
— Всё хорошо. Тосковать, бояться, страдать и надеяться в одиночку — скверное занятие. Вдвоем — ещё куда ни шло. Плачь, так надо.
Ни слов утешения, ни дружеской поддержки, я как никто иной понимал что всё это сейчас просто бессмысленно, даже излишне. Ей только и нужно было сейчас: почувствовать, что никакой пустоты и потери в доме нет, а будущее, напротив, есть — не обязательно прекрасное и безоблачное, зато и не страшное. Обыкновенное. Именно то, что требуется.
Возможно кто-то осудил бы меня за всё это, и быть может был бы даже прав, ведь забирая часть её боли и ноши, я лишал её возможности самостоятельно перенести их и стать сильнее. Я сам не раз слышал слова о том, что страдания действительно бывают полезны, поскольку закаляют человека. Вот только многие забывают, что далеко не всякого. И у каждого «не всякого» тоже есть свой предел, граница, после которого речь идет уже не о пользе, а о бессмысленном мучительстве.
Мэйуми любила мужа, не безумно и страстно, но зато целиком, без остатка, и потому потеря так сильно ударила по ней. Именно в такие моменты понимаешь, что значит умереть, но что печально — не целиком, а частью себя, без которой жизнь уже не мила. Заблуждение, конечно. Но это одно из тех заблуждений, что как никогда близки к истине. Тем и коварно.
— Он… — вдруг прошептала она, прекратив реветь, сбивчиво, то и дело сглатывая рвущиеся наружу слёзы, — Что… с ним с-сейчас? Где… он?
— Я не знаю. Не здесь, но где-то точно.
— Он… страдал?
Я ответил не сразу. Я видел, что её тревожило не то как он ушёл, а то что с ним стало после, а на это ответь ей честно я не мог. Не тому она задала это вопрос.
Я всегда воспринимал и буду воспринимать Смерть, как тошнотворную беспомощность и бесконечную боль тела, раздираемого на мелкие кусочки острыми зубами прожорливой вечности. Как досадную, но неумолимую насмешку, вечно вынуждающую уходить, когда самое интересное только началось. Но ей это знать не надо. Мои отношения со Смертью это только наше с Ней дело, негоже впутывать в него посторонних, а потому я ответил:
— Нет. Смерть — это просто трава, которая прорастет сквозь твои руки в тот день, когда ты вспомнишь, что смерти нет и никогда не было. В ней нет боли.
Это тоже была правда недалёкая от истины, но по своему. В конце концов, кто сказал, что у правды должно быть только одно лицо⁈ Истина — это просто сумма всех правд, мыслимых и немыслимых, и если число слагаемых не стремится к бесконечности, грош ей цена!
Она мне поверила. Не потому что я такой великий оратор и мыслитель, и не из-за того что мы сейчас делили одну боль на двоих, просто она хотела верить, и этого было достаточно.
Поняв что худшее уже позади, я выпустил всё ещё тоскующую, но всё же разглядевшую огонёк света в далеке куноичи из своей хватки, и помог ей встать.
— Спасибо вам, Тэкеши-сан. Вы мне очень помогли, — Мэйуми глубоко поклонилась мне, и собравшись с духом, перед этим мазнув взглядом по всё также стоящей на краю стола фотографии, твёрдым голосом произнесла, — Я хочу что бы вы знали — в этом доме вам всегда были рады, и это не измениться до тех пор пока я дышу!
— Рад это слышать, — я вновь улыбнулся. В этот раз было легче.
— Я так же хочу сказать, — всё так же стойко и серьёзно продолжала куноичи, — Как официальный представитель Клана Узумаки и Узушиогакуре но Сато, я выражаю свою полную поддержку вашим притязаниям на титул Хокаге.
— Думаешь она мне потребуется? — спросил я без тени насмешки. Последние десятилетия дела Кланов и Совета меня мало заботили, в то же время Кагуя всегда был излишне… уверен в себе и скоры на расправу. Обычно это не было проблемой, но сейчас взгляд со стороны был полезен.
— Благородные Кланы так просто не отступят от своих притязаний. Многие годы Кагуя оставались вне политики и это всех устраивало, сейчас же всё резко переменилось, и привычные расклады более не действительны. Ваше возможное усиление их пугает, а собственные амбиции не дают посмотреть на вещи здраво.
— Значит по простому не получиться… Хорошо, я тебя услышал, однако на этом предлагаю закончить. Я сюда пришёл не как Глава Клана, но как Друг.
— Я знаю, — Мэйуми вдруг тускло, почти через силу улыбнулась, — Вы всегда приходите как Друг, по другому просто не можете. С врагами, союзниками, и теми кто вам равнодушен — да, но только не с близкими. Потому я и взяла всё в свои руки, просто иначе никак. Вы слишком добры, Тэкеши-сан… И не спорьте! Я не говорю что вы святой, лишь то что добрый.
Я совсем иным взглядом окинул стоящую передо мной девчонку, да, разменявшую уже третий десяток, но всё равно девчонку… или уже нет?
Вдруг мои размышления прервал звонкий мальчишеский голос:
— Я согласен с моей матерью, Тэкеши-сан, и от лица Клана Сенджу заявляю, что мы поддержим вашу кандидатуру на посту Каге!
Юный Глава Клана стоял в дверях и всем свои видом показывал, что ни Боги, ни Демоны Ямы не изменят его решения. В то время как малышка Мидори, пребывая за плечом брата и прижав кулачки к груди, лишь согласно кивала.
Конечно я знал что эти двое бессовестно греют уши за дверью уже десяток минут к ряду. Причина же по которой я позволил им это сейчас была проста. При виде детей Мэйуми моментально преобразилась. Исчезли тоска во взгляде и печаль, спина, до этого сгорбленная под грузом утраты, тут же распрямилась а лицо стало чуть живее и ярче. Я сделал тут всё что мог, теперь дело за ними… и временем.
Прекрасно осознавая что и так задержался дольше планируемого, я, распрощавшись со всеми, направился на выход, перед этим всё же коротко кивнув сыну своего друга, и так же незаметно указал глазами на фигуру его матери. Тот, к своей чести, всё понял без слов, как и его не по годам умная сестрёнка, так что ещё до того как мои мои ноги пересекли порог гостиной, Мэйуми уже окружили со всех сторон, и это было хорошо. То что надо. Я ведь не врал — страдать в одиночку донельзя скверное занятие, ничего
