Сочинения - Феодор Студит

Это я высказал не законодательно; ибо это — дело епископов; но в виде совета из любви, ибо нет ничего необходимее любви. Если же твое благочестие найдет, что хорошо устроить что–нибудь иначе, то мы не можем на это ничего сказать, только попросить святых ваших молитв, так как мы — люди грешные.

Я получил письмо твоей святыни. Узнав из него о твоей беседе с императором и в конце концов о твоем благословенном изгнании, восстенал я, смиренный (как же иначе?), однако прославил Бога, прославившего тебя этим. И вот, возлюбленный брат, я радуюсь и сорадуюсь твоей удаче, радуюсь твоему торжеству, то есть изгнанию, как царствующие радуются своему венцу.

Кто дал бы мне возможность видеть твое желанное лицо! Я жадно бы обнимал тебя, вот уже в третий раз подвергаемого изгнанию и заключению за правду Божию. В самом деле, твоя добродетель терпела ущерб, пока ты жил в монастыре, и была как бы под спудом. Теперь она возносится на подсвечник и светит всей Церкви. Так желание скрыть твою добродетель содействовало ее торжеству. Прекрасно изгнание и других святейших епископов и вполне заслуживает похвалы, но не может быть поставлено рядом с твоим. Почему? Потому что оно однократно и не развивается от силы в силу (Пс.83:8) подобно твоему, троекратному и трехчастному.

Поэтому хвально имя твое, славен подвиг твой, вечно веселие твое. Мы разлучены друг с другом и расселены, но милостив Бог соединить нас и поселить вместе навеки. Может быть, Ему благоугодно будет и здесь дать нам возможность опять лицезреть друг друга.

Мы отправили святых отцов и братии, в том числе и доброго Калогира, спасение которого в руках твоих, — того, который, как бы по повелению Бога, а не тленного царя, покинул Фессалонику и направился в Саккудион. Двоим из них мы сообщили речь, не знаю — какую для людей, но для благочестивых — добрую, хотя я по грехам и лишен награды.

А ты, блаженнейший, успевай в добре, всегда молясь о моем спасении, так как и я поминаю тебя. Ведь о чем после Бога я думаю, как не о твоем покое? Отторгли от тебя твоего брата Афанасия: это умножение болезни, но и награды. Почти также и Нектария. Впрочем, если это против его воли, — не так жаль. Если же с его согласия, — горе мне, несчастному. Однако время покажет, как он взят. Ты остался почти одинок, лишь с добрым моим Анфом и Епифанием. Да даст Господь им сил для служения твоему преподобию. Очень их прошу и молю явиться спутниками, верными тебе до смерти.

Что сказать о прочем? Да призрит Бог на Свое достояние и водворит мир в Своей Церкви. Приветствуют тебя раболепно братья, состоящие при мне.

Вот уже второе письмо посылаю тебе после отъезда твоей святыни из Византии. Я желал бы делать это ежедневно, если бы было возможно. Однако должно воздать славу Богу и за то, что Он, Благий, дал нам, возлюбленный, возможность посредством писем беседовать друг с другом на таком большом расстоянии и в столь короткий срок. Ведь теперь нам не приходится думать о переезде через море. Мы надеемся на Бога, что ты в безопасности достиг места, куда сослан за правду, — ты, столп Православия и утверждение Церкви.

Каково это место, каков дом, в котором ты поселился, каковы его владетели, — все это, очерченное в различных красках, представляется нашему внутреннему взору, может быть, не вполне подходящим. Однако, каково бы все это ни было, я уверен, что твое боголюбие, уже привычное, готово подвергнуться бедствиям в мученичестве за Христа.

О нас, грешных, нечего сообщить нового сверх того, что ты уже знаешь, исключая распространившийся слух, будто нам предстоит переселение в другое место. Но куда бы нас ни забросили, всюду, разумеется, Господня земля (Пс.23:1). Не преставай молиться о том, чтобы мы разумом, сердцем и душою обитали в добре; открыто признаем, что мы преданы тысячам греховных наклонностей.

Что касается ереси, то она разрастается с каждым днем, по мере наших грехов, и как бы клокочет пламенем мучении и изгнании, встречая сопротивление по милости Христовой от очень многих, прежде всего — игуменов, не говорю уже о простых монахах. И в числе их даже некогда гонитель Христов, теперь за Него страждущий, благоговейнейший игумен Иосиф.

Видишь, брат, Божие человеколюбие, — как Он хочет спасти всех. Но, с другой стороны, взгляни на коварного врага: он увлек Нектария, бывшего некогда с нами, а теперь приставшего к нечестивым, который никогда не был верным, но очень часто предателем. И что тягостнее всего, он — один из собирающих подписки в нечестии у настоятелей дальних областей. Так не удивляйся, человек Божий, и не очень огорчайся, — хотя, конечно, печально, что из наших недр вышел беззаконник, — но ведь и Иуда был из числа апостолов. Да обретут милость соумерщвляемые с тобою верные братья наши, которых я усиленно приветствую, особенно моего доброго Анфа, если он с тобою, и моего Афанасия — бессмертного по имени. Мои братья с почтением целуют твои ноги.

Ради Владыки всех твое преподобие удалено властью от нас, грешных, но удалено не духом, объединяться в котором особенно богоугодно, тогда как многие, соединенные телесно, но не соединенные духовно, лишены действительной взаимной связи. Поэтому если бы император из упорства разослал нас на самые границы вселенной, он не разлучил бы нас, особенно если Бог благоизволил нам письмами видеться и беседовать друг с другом. Это я хочу сказать во–первых.

Затем, близость варварской страны к окраине, куда ты сослан, возбуждает опасение за твою безопасность. Впрочем, все, что касается тебя, в руке Бога, Который, сопутствуя тебе, да оградит тебя от всякого зла. Может быть, Бог, желая, чтобы Его избранники, сверкая подобно звездам, прорезывали твердь веры, разослал добродетельных, как ты, мужей в разные стороны, так чтобы светило Православия обтекало не одно лишь место, а просвещало еще многих непосвященных.

Итак, распространи лучи своего блестящего учительства, как светлая заря, устрой день спасения подвизающимся в ночи и укрепи страждущих от недостатка света. Будь соузником Павла или даже сподвижником Афанасия, ибо с запада исходит его великая слава.

Так мы из сильной любви к доброму отцу сыновне беседуем, стараясь воспламенить таящиеся в твоем боголюбии священные искры, дабы еще ярче засияло пламя твоего учительства, ибо, как ты знаешь, теперь глубокая ночь и непроницаемая тьма, губительнее девятой египетской казни; тьма, которая приводит людей в столкновение и беспорядок и потемняет не только тела, но, что еще горестнее, души. Гневается державный, — угрозы, заключения, язвы, озлобления, испытания, следствия, наказания, ссылки, всякого рода устрашения и коварство. Но продолжает ли блистать, держится ли кто другой, кроме наших назореев (монахов), этих церковных скреп, начатков преподобия, которых мир недостоин (Евр.11:38)? Вместе со многими сюда причисляется и благоговейнейший Керамейский игумен. Так зовут того, который, потерпев поражение, снова вступил в битву. И благословен Господь, имеющий много мучеников в это гонение во утверждение Своей непорочной веры. Да не премолчит твоя святая душа в молитве, чтобы по Божественному Промышлению зло прекратилось. Молись также и обо мне, смиренном, чтобы я шествовал по вашим, святых отцов, следам.

Я улучил хорошую добычу, найдя письмоносца, через которого посылаю твоей святыне настоящее мое письмо, вообще не имеющее никакого значения, но в сильной степени выражающее мою большую любовь и расположение к тебе. Мы любим тебя, наилучший из отцов, особенною любовью, не только как пастыря богоблаженного, — поскольку, подвергшись в числе первых опасности, ты принял за веру злострадание, изгнание и лишение всего, — но и потому, что ты принадлежишь к одному с нами лику и к нашим изначальным знакомым и друзьям. Я прибавил бы, — и ради благоговения, которое ты старался выработать в себе путем воздержания. Мы рады, что имеем такого и столь великого отца; особенно же тому, что Церковь Божия имеет столп и утверждение в это тяжелое землетрясение от нечестия, — действительно, землетрясение, во время которого нечестивые падают, не имея опоры, а из благочестивых — одни колеблются, а иные ничего подобного и не испытывают, обладая великой душевной твердостью. Поэтому, чем больше столпов и духовных утверждений, тем более укрепляемся и мы, смиреннейшие.

Благословен Бог, явивший твою добродетель еще более яркою в настоящее время. Ибо этот опыт есть искушение, или точнее сказать, очищение, дабы обнаружились избранные, а прочие были обличены. Конечно, ты, богочестивый, хорошо наслышан о том, кто и в каком числе принадлежит одной и другой стороне. Поэтому мы с горестью стенаем по отсеченным членам: как это честные и равноценные золоту превратились в глиняные сосуды! Так относительно их. А тебя, дорогого нам отца, великая рука Божия да сохранит здравым, сияющим в учении, прославляемым за дерзновение, молящимся как о Церкви Христовой, так и о нас, недостойных, чтобы мне, спасаясь от зла, шествовать по вашим стопам.