ОНО - Стивен Кинг

— Ппривет, Ээдди, — сказал Билл. — Ккак ссамочувствие?

— Нормально, Большой Билл, — Эдди попробовал улыбнуться.

— Ну и денек был у тебя вчера, представляю, — гром заглушил голос Майка. В палате были потушены и верхний свет, и ночник у кровати, их лица оживали и гасли вновь вместе с мерцанием желтого света. Эдди представил себе весь Дерри, погруженный в это желтое мерцание: желтые блики, лежащие на длинных дорожках Маккарон-парка, слабые изломанные лучи, проникающие сквозь отверстия в навесе над Мостом Поцелуев, Кендускеаг, похожий на дымчатое стекло, его широкую дорожку, пересекающую Барренс; подумал о качелях, отвесно возвышающихся во дворе начальной школы Дерри под сгущающимися в небе тучами, об этом призрачном грозовом свете, о безмолвии, охватившем весь город, который казался спящим… или вымершим.

— Да, — ответил Эдди. — Это был великий день.

— Мои ппредки ссобираются в ккино ппослезавтра ввечером, — сказал Билл. — Нна нновый ффильм. Ттогда мы иих и ссделаем. Сс…

— Серебряные шарики, — подсказал Ричи.

— Я думал…

— Так будет лучше, — негромко заметил Бен. — Я до сих пор думаю, что пули лучше, но думать мало. Если бы мы были взрослыми…

— Да, если бы мы были взрослыми, все было бы круто, правда? — спросила Беверли. — Взрослые могут все, правда? Взрослые могут делать что хотят, и все всегда выходит как надо. — Она засмеялась коротким нервным смехом. — Билл хочет, чтобы в Оно стреляла я. Можешь себе представить, Эдди? Называйте меня просто Беверли Грозная.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — на самом деле Эдди, пожалуй, понимал, какое-то представление начинало складываться.

Бен начал объяснять. Они расплавят один из его серебряных долларов и сделают два серебряных шарика размером чуть меньше шарикоподшипника. И тогда, если в подвале дома № 29 на Нейболт-стрит действительно прячется оборотень, Беверли пальнет ему в голову одним из этих шариков из рогатки Билла. Чао, оборотень! А если они не ошиблись насчет того существа со многими лицами, то же и Оно.

Очевидно на лице Эдди появилось новое выражение, потому что Ричи засмеялся и кивнул.

— Я понимаю твои чувства, дружище! Когда Билл сегодня начал говорить о своей рогатке вместо ружья его отца, я решил, что он окончательно съехал с катушек. Но сегодня днем… — Он замолчал и откашлялся. «Сегодня днем после того как твоя мамаша показала нам, где раки зимуют», — так он собирался начать, но этого, совершенно очевидно, не стоило делать. — Сегодня днем мы спустились на свалку. Билл взял с собой рогатку. Смотри. — Из заднего кармана Ричи извлек сплющенную жестяную банку из-под ананасовых долек «Дель Монте». Прямо по центру зияло большое отверстие с рваными краями диаметром в два дюйма.

— Беверли сделала это с двадцати футов, камнем. Я бы сказал, что это тридцать восьмой калибр. Де Трэшмаут так и сказал, а уж ему можно верить.

— Одно дело палить по жестянкам, — сказала Беверли. — Если бы это было что-нибудь другое… что-нибудь живое… Билл, для этого нужен ты. Серьезно.

— Ннет. Мы ввсе ппробовали. Ии тты ввидела, ччто пполучилось.

— И что же получилось? — спросил Эдди.

Беверли, сжав губы так сильно, что они побелели, отошла к окну, а Билл начал медленно, с остановками, рассказывать. По причинам, которые она не могла бы объяснить даже самой себе, Бев была даже более чем испугана, она была совершенно поражена тем, что произошло сегодня. Когда вечером они шли в больницу, она настаивала, что нужно отлить пули… не потому, что больше, чем Билл или Ричи, была уверена в их надежности, а потому что думала, что если они когда-нибудь понадобятся, то стрелять ими будет (Билл) кто-то другой.

Но факты оставались фактами. Каждый из них взял по десять камней и стрелял по десяти жестянкам с расстояния в двадцать футов. Ричи попал один раз, и то случайно, Бен попал два раза, Билл — четыре, Майк — пять.

Беверли, не особенно стараясь, пробила девять банок точно посередине. Десятая перевернулась, когда камень попал в ее край.

— Но сначала мы ддолжны ссделать сснаряды.

— Послезавтра вечером? К тому времени меня выпишут, — сказал Эдди. Мама будет возражать, но… — Эдди был уверен, что она не будет возражать слишком сильно. Только не сейчас.

— Рука-то болит? — спросила Беверли. На ней было надето розовое платье (но не то, какое ему приснилось; может быть, она сняла его после того, как его мама прогнала их) с аппликациями — маленькими цветочками. И шелковые или нейлоновые чулки; она выглядела очень взрослой и в то же время очень по-детски, как девочка, играющая в переодевания. На ее лице было задумчивое выражение. Эдди подумал: «Наверное, именно так она выглядит, когда спит».

— Не очень, — сказал он вслух.

Они поговорили еще немного, время от времени прерываемые раскатами грома. Эдди не расспрашивал их о том, что они делали, выйдя из больницы днем, и никто из них тоже не упомянул об этом. Ричи вытащил свою игрушку — кольцо на веревочке, потом снова убрал ее.

Когда наступила очередная пауза, Эдди услышал щелчок и увидел в руке у Билла что-то блестящее. На мгновение ему представилось, что это нож, но когда Стэн включил верхний свет, он увидел, что это всего лишь шариковая ручка. В свете лампы все они снова приобрели свой обычный, реальный вид.

— Мы хотим расписаться у тебя на гипсе, — Билл неловко встретился глазами с Эдди.

«Но дело же не в этом, — подумал Эдди с внезапной волнующей ясностью. — Это же контракт, контракт или что-то очень похожее». Сначала ему стало страшно… потом стыдно за свой страх. Кто бы захотел расписаться у него на гипсе, сломай он руку прошлым летом? Кто, кроме его мамы и, может быть, доктора Хэндора? И его тетушки из Хэвена?

Это были его друзья, и его мама ошибалась: они не были плохими друзьями. Может быть, подумалось ему, таких вещей, как плохие или хорошие друзья, просто не существует, а друзья всегда просто друзья — те люди, которые стоят рядом плечом к плечу с тобой в трудную минуту и готовы помочь тебе. Наверное, они всегда стоят того, чтобы за них беспокоились и жили ради них, может быть, даже умирали за них, если в этом есть необходимость. Не хорошие друзья.

И не плохие друзья. Просто те люди, кого тебе хочется видеть, кто занимает место в твоем сердце.

— Хорошо, — сказал Эдци, проглотив комок в горле. — Хорошо, ты правда здорово придумал. Большой Билл.

И Билл торжественно склонился над ним и написал свою фамилию на неровной поверхности гипса большими неровными буквами. Ричи расписался росчерком. Почерк Бена был настолько же узким, насколько сам он был толстым, а его буквы падали назад. Левше Майку Хэнлону было неудобно писать, поэтому его буквы тоже были большими и неуклюжими. Он расписался рядом с локтем Эдди и обвел свое имя кружком. Когда над Эдди наклонилась Беверли, он почувствовал слабый цветочный аромат духов. Роспись Стэна была сделана маленькими буквами, тесно прижавшимися друг к другу, рядом с запястьем Эдди.