Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

– Не вижу, – чуть опешив, ответил старший первой пары, по‑новому оценив богатырские стати своего собеседника.

– А знаешь, почему ты этого не видишь? – Ответа не последовало, потому Дайн продолжил. – Ты не видишь, что тут написано, потому, что надпись почти стёрта. А знаешь, почему она стёрта?

Невольные свидетели инцидента ощущали себя в театре на премьере.

– Надпись стёрта потому, что этому жетону сто пятьдесят четыре года, – продолжил Дайн, убирая металлическую бляху обратно. – Плюс, ты скорее всего не знаешь языка, которым выбит текст. Но я тебе переведу, так и быть, и заодно прочитаю. Здесь написано: «Барону Дайну, „Щиту Севера“, от Марка Второго». Прапрапрадед Её Августейшества лично выдал этот жетон моему прапрапрапрадеду те самые сто пятьдесят четыре года назад. Вместе с правом не слезать с коня при Их Августейшествах, с правом чеканки медной и мелкой серебряной монеты на Низинных Землях, и с правом не платить налоги с маленькой пивоварни из красного кирпича, что стоит на коронном пути при выезде из Гронингана в Дрант.

Второй сектор, не сговариваясь, хохотнул (некоторые даже против своей воли). Теперь даже снобы из молодёжи слушали здоровяка если и не с симпатией, то как минимум с нейтральным любопытством.

– И вот теперь я спрашиваю тебя, безвестный гвардеец, – не заставил себя долго ждать барон Дайн‑младший. – А ты кто таков?! Что указываешь мне, личному вассалу Её Августейшества, что мне делать?! В Её доме, куда Она меня позвала лично?

Мажордом побледнел и вспотел одновременно. Он, попав в неожиданно сложную ситуацию, пропустил тот момент, когда гвардейцы принялись отрабатывать аванс самостоятельно. Естественно, эпатажность Дайнов даже им самим не была учтена, где уж дворянам с периферии…

Теперь же, в свете грядущего разбирательства, старшие пар вполне могут наговорить лишнего о том, кто сподвиг их на «собственные инициативы», строжайше запрещённые и уставом, и законодательством.

– Слышь, говно на палочке, так ты что‑то ответишь мне или нет? – Дайн, войдя в роль, явно собирался расставить все точки над гласными.

Под откровенное любопытство всех присутствующих, кроме мажордома, гвардейцев и соседнего стола.

– Начальника караула сюда! Срочно! – озвучил в сторону пальм на террасе Пун.

Появившегося через полминуты торопливым шагом капитана гвардии джемадар быстро отвёл в сторону, что‑то показал ему из‑за отворота формы, шепнул пару слов на ухо. Капитан тут же, коротко поклонившись Дайну, достаточно витиевато извинился на одном из наречий Приморских Низинных Земель.

Дайн коротко кивнул и сел рядом с Кхиеу, картинно хлопнувшей три раза в ладоши.

– Неподражаемо, – восхитилась та. – Ну у вас тут и нравы…

– Бывает, – философски пожал плечами Дайн и принялся ухаживать за спутницей, раскладывая на её тарелке преимущественно мясные блюда.

Пун повторил его манёвр в отношении полупустой тарелки Лю, кивнувшей с благодарностью.

За соседним столом та из женщин, что больше других рассуждала об особенностях культуры восточных провинций Империи, закончила хлопотать над поверженным владельцем единственного клинка в этой части террасы и в сердцах обратилась в сторону Дайна:

– Вы животное, барон!

Причиной дамского гнева, скорее всего, стало испорченное для этого вечера брызгами соуса платье. Как следствие, дальнейшее присутствие на балу оказалось невозможным и ценительница колониальных культур была раздосадована.

Дайн, не чинясь, развернулся на стуле и обратился к одному из мужчин, сидевших по соседству:

– Слушай, скажи сам своей бляди, чтоб пасть поаккуратнее открывала, а? Я‑то так баб не бью. Обычно. Но ведь если будет спьяну нарываться, то против воли придётся пощекотить? – Дайн демонстративно поднёс к своему лицу кулак и заботливо обдул несколько рыжих волосинок на тыльной стороне ладони.

– Как вы только что выразились о виконтессе, барон? – холодно процедил побледневший «сосед».

– Да ровно так же, как и она о других только что, сам своими ушами слышал. А что? – простодушно хмыкнул Дайн. – Для меня всеобщий – не родной, я ж из Полесья. У нас просто поговорка есть, «Сама коль блядь – другим уже не верит». Ну я и подумал, что…

– ЭТО ДАЖЕ НЕ ИЗВИНЕНИЯ. НЕМЕДЛЕННО ПРИМИТЕ ВЫЗОВ! – прошипел в оглушительной тишине парень, перебивая Дайна.

– Не нравится? – серьёзно спросил барон, моментально меняясь. – Шли секундантов. За меня вон джемадар всё обсудит. На сразу после бала ориентируйся.

Глава 19

Незадолго до этого.

Акбар спокойно лежал на кровати и бездумно таращился в потолок. Всё, что можно было сделать, уже было сделано. Теперь оставалось лишь уповать на Всевышнего и благодарить самого себя за то, что почти всегда действовал под руководством собственного разума, а не алчности или эмоций. Ну, по крайней мере, там, где касалось «работы».

Об этом никто и никогда не говорил вслух, даже друг другу; но у каждого Старшего Караванщика (Акбар это великолепно знал по себе) всегда был соблазн: из всех денег, выделяемых на поддержание связей в городе пребывания, часть оставить себе.

Многие так и поступали. Со временем, оставляемая себе часть всё увеличивалась, а качество связей падало. Что, в свою очередь, вело к претензиям в адрес караванщика из Метрополии (и хорошо бы, если только это).

Опять же, доподлинно этого уже не выяснить. Но лично Акбару казалось: те из «караванщиков», кто так никогда и не вернулся домой, сгинув в чужих землях, в основном и относились к таким вот «рачительным» и «экономящим».

Сам он ни единой медной монеты, выделяемой на поддержание отношений с местными, на себя не тратил. Ну, если не считать оплаты ужинов и обедов в местных ресторанах, куда то он иногда приглашал кого‑то, то его звали различные «друзья». В этом случае, наверное, сумму счёта можно было бы полагать частично потраченной на себя – ибо Акбар тоже и ел, и пил в таких случаях. Но искренне полагать таковое злоупотреблением не согласился бы ни один, даже самый строгий, аудитор. В самом деле: ну не приглашать же, скажем, секретаря одного из Домов на обед, чтоб самому потом сидеть напротив и пить воду?!

Начальник режима заведения, в котором сейчас находился Акбар, свою позицию обозначил чётко. Да, есть элементы как минимум двоевластия в стране, а то и троевластия (если считать за ещё один полюс те самые рода Большой Двадцатки). Но период на дворе переходный, такой умный человек как старший караванщик это и сам наверняка понимает. Сам начальник режима ни в коем случае страной торговать не собирается, присяге не изменит и вообще к любым покушениям на благополучие своей родины отнесётся крайне негативно. По крайней мере, до тех пор, пока у него не появится собственного дома на берегу Серединного моря, пусть даже и не важно в какой стране (Акбар тогда про себя ещё усмехнулся: собственный дом на этом побережье был пределом мечтаний чуть не девяти десятых жителей самого Султаната; там только гяуров не хватает, для полноты коллекции).

Что до Акбара, продолжил местный главный по режиму, то лично он, как служащий короны, не видит большого греха в том, что передаст от караванщика хоть краткую весточку, хоть подробные инструкции любому подданному Империи, особенно если этот кто‑то будет из тех самых «противоположных полюсов власти». Например, из Двадцатки, услужливо подсказал Акбар, а чиновник согласился. Только плата должна быть соответствующей, так как услуга отнимет много времени и сил у такого занятого и семейного человека.

Обговорив условия и испросив для себя перевод в помещение с окном побольше, Акбар без колебаний развязал пояс и вытряхнул всё имеющееся в нём золото в руки тюремщика. Пообещав сразу после исполнения поручения добавить и один из своих перстней.