Запредельник - Тимоти Мэдден

Ван Сандер удовлетворенно обернулась к нему и чуть ли не с вожделением облизнула сухие губы.

— Вы принадлежите мне, Маккензи. Совет Конкордата принял решение, и вы будете делать так, как вам прикажут. А я позабочусь об этом. Вы меня понимаете?

Ее голос зазвучал угрожающе. Она внимательно следила за его реакцией, словно садист-ребенок, рвущий несчастное насекомое на части. Глаза ее были безжизненны и темны, словно могильные камни.

Маккензи чувствовал себя совершенно больным, мысли путались, но ее самодовольство бесило его. Она так и не увидела своего триумфа. Он просто вернул ей ее же взгляд, полный сочащейся смерти, и на мгновение она застыла в изумлении.

Глава 12

— Когда правда станет известна, твоя репутация упрочится еще более.

Маккензи внимательно изучал изображение на экране. Оно было очень похоже на Светлу, но он все же не был уверен в том, что это действительно она.

— Легко сказать, когда речь идет не о твоей репутации, — проворчал он.

— Ну, Маккензи, не можем же мы все быть отпрысками знатных семей, где такие вещи действительно имеют значение. Мне тоже пришлось заплатить свою цену, — сказала она, поднимая обрубок руки.

— Ты можешь заменить руку бионическим протезом. Пятно позора так легко не отмыть.

— Я не хочу таскать на себе никакие синтетические наросты. Это слишком унизительно.

— Тогда воспользуйся чем-нибудь механическим. Они во многих отношениях даже лучше.

— Легко давать советы, когда речь идет о чужой руке, — обвинительным тоном передразнила она его. — Разве у меня будет хоть один шанс вновь вернуться в запредельники с механическим протезом вместо руки?

— Если то, что говорит Ван Сандер, правда, то мы оба некоторое время не сможем туда вернуться. Мы будем заняты повторением своих космических прыжков.

— Если тебя интересует мое мнение, то это все пустые мечты. Если мы действительно перенеслись сквозь космическое расстояние одним прыжком, то мы бы это помнили. Но то, что произошло, нас никак не затронуло. И они очень скоро это узнают. И тогда я намерена вернуть свой корабль. Таково мое условие в обмен на согласие сотрудничать с ними.

Опустив глаза, он сказал:

— Мы должны делать то, что считаем правильным, Светла. Я понимаю твои чувства.

— О, Маккензи, ты меня просто бесишь! — воскликнула, жалуясь, она. — Пошевели немного мозгами. Им нужен нормальный процесс, который можно будет транслировать по телевидению, на военной базе, с трибуналом, которому ничего не будет известно о том, что же было на самом деле. Секретный процесс, проведенный под руководством Внутренней Службы. И пройдет он тайно, иначе возможны серьезные последствия. Им нужен кто-то, кто возьмет на себя всю вину. Соглашаясь на сотрудничество, мы как бы покупаем себе билет в будущее.

— Может быть. Только я тоже не вчера родился, — ответил он. — Я не верю обещаниям Внутренней Службы. Откуда нам может быть известно, что нами не пожертвуют во имя политики?

— Безусловно, мы не все можем знать. Но у тебя перед военно-полевым судом Полетного Корпуса есть целый ряд преимуществ: они не дадут тебе высшей меры, так как в этом случае они слишком много теряют. И ты сможешь извлечь пользу из своих сомнений.

Маккензи размышлял над услышанным. Оно имело смысл, если принимать ситуацию такой, какая она была на первый взгляд. Но он чувствовал инстинктивно, что Ван Сандер что-то скрывала от него. Это подозрение зародилось в нем во время короткой ночи, проведенной без сна. В наказание за отказ сотрудничать в ходе процесса его заставили лежать неподвижно на спине, вытянувшись на койке в камере. Наказание имело и положительные стороны: он избавился от тошноты, а его сознание заметно прочистилось. Вновь и вновь он прокручивал в голове разговор с Ван Сандер. Придраться было не к чему, но интуиция говорила ему, что в деле было затронуто нечто неизмеримо более важное, чем их космический прыжок.

— Думаю, ты права, — наконец прошептал он. — Но это так несправедливо после всего нами пережитого.

Светла понимающе кивнула, потом сказала в ответ:

— Я не хотела говорить об этом, пока не останусь с тобой наедине, но у нас может и не быть такой возможности пока… пока все не кончится. — Она задумалась, будто собираясь с мыслями. — Подумай о нас, Мак. Если ты будешь упрямиться, они могут внушить Совету Конкордата, что ты не подчиняешься приказам. Тогда им ничего не будет стоить провести секретный трибунал и засудить тебя. Мы можем больше никогда не увидеться. Если же ты сделаешь, как они говорят, мы сможем быть вместе. Во время работы над космическим прыжком и потом… после.

Ее голос постепенно затихал, а щеки вспыхнули румянцем.

Маккензи был не совсем уверен, что правильно ее понял.

— Мы можем быть вместе? — переспросил он.

Она смущенно улыбнулась.

— Конечно, Мак. Все заинтересованные лица знают, что это блеф. Они не хотят причинить нам вреда. Им только нужен предлог, чтобы забрать нас из Корпуса для работы над этим прыжком, так, чтобы не вызвать подозрений. Мы будем опять работать вместе, как ты этого не понимаешь?

— Ты хочешь сказать, что тебя волнует…

Отвернувшись от экрана, она проговорила:

— Разве нельзя обсудить это потом, наедине?

— Да, Светла. Прости. Это касается только нас. Тогда скажи мне только одну вещь, слышишь, только одну, и я все пойму. Как ты думаешь, что между нами было самым прекрасным мгновением?

Она смотрела на него с любопытством, словно сомневаясь, правильно ли поняла его. Наконец проговорила:

— Пожалуйста, Мак, ты же знаешь, что за нами следят… Нужно ли им это знать?

— Они — Внутренняя Служба, Светла. Мы можем не любить их, и они могут отвечать нам тем же, но в их обязанности входит знать все о человеческих слабостях, разве не так? Они знают о наших отношениях. Они знают, что произошло во время операции… все, что мы делали или говорили. Они только не знают, как получился этот прыжок, и здесь я ничего не могу сделать. А хотел бы.

Светла тревожно кивнула.

— Если бы мы могли что-нибудь вспомнить, мы бы спасли себя. Но я ничего не помню.

— Ты уверена, Светла? Подумай хорошенько, — попросил он.

Она с сожалением смотрела на него.

— Ничего, Мак, — мрачно сказала она. — Я была без сознания из-за действия вируса и трибензодрина.

Их глаза встретились, и на мгновение ими овладело ощущение близости.

— Я сожалею о том, что с тобой произошло, — проговорил Маккензи. — Но, пожалуйста, — чуть более просительно сказал он, — мне очень важно знать это. Что же было самым прекрасным в наших отношениях?

Она вновь задумалась, а когда ответила, голос ее был еле слышен:

— Думаю, ты имеешь в виду нашу третью ночь на Красном Утесе, когда ты рассказал мне о «Синклере» и детях. — Она посмотрела на него с нескрываемым обожанием. — Ты… ты так хотел меня тогда, Мак.

— О да… — произнес Маккензи, его глаза наполнились признательностью. — Казалось, что весь мир тронулся с места и поплыл вместе с нами, правда?

— Да, Мак. И это меня напугало до смерти. Я была не готова. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Он нежно ей улыбнулся.

— Не волнуйся. Я больше не причиню тебе страданий.

— Не причинишь?

— Нет. Никогда, Светла.

— И ты сделаешь, что они хотят? — с надеждой в голосе спросила она. — Ты мне действительно нужен, Мак, потому что несмотря на то, что я говорила о своем корабле, я не могла причинить тебе вреда. Ты теперь понял это.

— Ты всегда можешь на меня рассчитывать… как на друга и на старшего по званию, — ответил он.

— Я так рада, Мак. Правда. Поверь мне. Я все для тебя сделаю. Нет вопросов.

Маккензи улыбнулся.

Светла влюбленно смотрела на него. Одними губами она произнесла:

— Мне кажется, я люблю тебя. — А затем громко вслух: — Увидимся позже, когда все уже будет позади. А пока до свидания.

— До свидания, Светла, — отозвался он.

Видеоэкран потемнел, но одновременно усилилось освещение в комнате.

— Что ж, не так все плохо, а, командор? — спросила его сидевшая в глубине комнаты на стуле Ван Сандер. — Я понимаю, что сначала вам было нелегко. Даже очень. Вы себя плохо чувствовали, и это вас угнетало. Но теперь, когда у вас была возможность все как следует обдумать, вы должны понимать, почему игра будет продолжаться. Ее планировали в верхах и одобрили на заседании Исполнительного Комитета. Я уверена, что вы согласитесь с тем, что им лучше известно, что надо делать для защиты интересов Конкордата. Они обладают уникальной информацией и знаниями, нам недоступными. Они решили, что суд — это лучший способ сохранить в секрете ваш прыжок, пока мы будем пытаться его воспроизвести. Думаю, что в конце концов вы признаете их правоту. Когда о космическом прыжке нам будет известно больше, то все будет проще, и вас щедро наградят за самопожертвование.